Тамбовский колдун

амбовский колдун –
(Николай Ладыгин «И жар и миражи». Тамбов, 2003)


В 1963 г. художник Ладыгин, житель Тамбова прочел статью поэта Семена Кирсанова о палиндроме и все последнее десятилетие своей жизни отдал этому экзотическому виду поэзии. В этом году к столетию поэта вышла книга классика палиндронавтики. Типичный русский мужичок с бородой, не выпускающий изо рта мундштук с дымящей папиросой, прожил 73 года. Его любили Николай Глазков и Майя Румянцева – поэтические кумиры шестидесятых. Стихи Ладыгин писал всю жизнь, но только в палиндроме стал классиком. Многие из его текстов – пословицы в поэзии: «Ада псари и распада», «и жар и миражи», «золото лоз», «року укор», «я – Разин и заря», «силы мои омылись», «сурово Русь».
Палиндромический стих условен, как и всякий другой. Александрийским стихом в жизни изъяснялся только Васисуалий Лоханкин. Человек, говорящий в рифму, непременно обогатит психушку своим присутствием. То же самое можно сказать о палиндромистах. До Ладыгина столько палиндромов никто не писал. Хотя у Державина, Хлебникова, Кирсанова и многих других палиндромы были и даже вошли в хрестоматии. «А роза упала на лапу Азора» (Фет), «Я иду с мечем судия» (Державин). После Ладыгина палиндронавтика увлекла сотни авторов и десятки поэтов. Выходит периодические палиндромические издания «Тит», «Амфирифма», «Кубики букв». Курский поэт и композитор Александр Бубнов недавно защитил первую в России докторскую диссертацию о палиндроме. Интернет кишит палиндромами, как муравейник муравьями. У американцев есть большой палиндромический сайт, где все вертится вокруг основной пары «God – dog» (Бог и собака). Вышли словари палиндромов русского языка. У французов не получается из-за сложности написания (много лишних букв, которые пишутся, но не произносятся) и по причине обязательного ударения на последнем слоге. Китайцы изобрели изобразительный иероглифический палиндром.
Ладыгин в этом океане маяк. «Ажур кружа», он плетет кружево палиндромического стиха, доходя до уровня настоящей поэзии, чего не было в его обычных стихах. «Обуло грезой озер голубо» – целый пейзаж. «О, вера моя, о марево» – исповедь. «На мути туман» – ну просто Мане в звуке и слове. Сегодня, когда палиндромический стих рванул ввысь, кто-то упрекает Ладыгина за обилие коротких строк типа «чуть туч». Но то был разгон с «космодрома поэзии». Так назвал палиндронавтику друг поэта Борис Двинятинов. Самый талантливый ученик Ладыгина, ныне крупнейший историк авангарда поэт Сергей Бирюков очень точно заметил, что «палиндром – сложнейшая форма, требующая особой изощренности, огромного, непрерывно пополняющегося словарного запаса». Спрашивать, для чего палиндром, все равно что пересаживать из «порша» в «жигуль». Для чего «порш», если есть «жигуль», – вопрос праздный. К счастью в поэзии «порш» изобретен нами. Россия по праву может патентовать бренд палиндронавтики. Тут мы, как в космосе, на коне, или, говоря словами Ладыгина, «да под зев зари мира – звездопад».
Палиндромисты часто изобретают велосипеды, ничего не зная друг о друге. Но и просто поэты сотни раз рифмуют «кровь – любовь», не спрашивая, кто впервые изобрел эту гениальную рифму. «Откуда ладу – кто?» – как сказал Ладыгин. Можно, конечно, вслед за Пушкиным шептать: «Как мимолетное виденье…» А можно и по-новому: «О, видение! И не диво». Конечно, палиндром, как любые стихи, еще и игра. Без нее все тускнеет.
Кто-то считал Ладыгина чудаком, сбрендившим пенсионером. Он ведь еще и пейзажи писал на срезах березы. Я таких срезов видел множество во всех уголках России. Однажды Ладыгин сказал: «Слова берут не из словаря, они есть. Я их вижу». Вот в чем дело. Он не штукарь, жонглирующий словами. Он эти слова видит, как пейзажи на березовых срезах. Только палиндромы не на березе, а в душе поэта начертаны. Он их видит и озвучивает – тамбовский колдун, похожий на врубелевского Пана со свирелью в руках. Не случайно в стихе «Врубель» есть такой палиндром: «Нас и «Пан» написан». И еще там же: «Не музе безумен».
На жизнь Николая Ладыгина Можно взглянуть по-разному. Союзписательский официоз его, конечно, не признал. Дал от ворот поворот. Егор Исаев подписал свою книгу: «Николаю Николаевичу Ладыгину – человеку, с которым просто по душе, а по делу сложно. Как тут быть? Пусть Бог рассудит. 26/IV – 74». Через год Ладыгин умер. А Бог уже рассудил. Палиндромы Ладыгина живут во всем. Взглянул на окно зимой и – «мороз улыбки дик был узором». Взглянул на картину Гогена – «окно Таити, а тонко». Почувствовал приход весны – «весна – реверанс Ев». Открыл сборник Ладыгина – «я вижу живя».