Эмоций не видно
моего мобильного телефона,
В MMS-страницах
мой голос сжатый хранится.
Мой стих говорит -
Моих эмоций не видно.
Я же глаз безлиций
безбоженой реформы,
Глас
в безбожную массу пороков;
Лью
пепел песка на зубы
Каждому злому -
больше зла.
Ублюдок!
Крепчи жми скулы
в чужом кулаке,
Прочувствуй
вкус без зуба в десне!
Где до меня
тебе? -
Портрет Пикассо
в моей голове.
Где мои выплески -
всплески протеста
Веят реабилитацию
хромовым железом,
Лозунг:
"Жалить, резать, судить"!
Судить,
но по чести.
1
(Сердце и слёзы.)
В сердце
измученном,
Навьюченном
острым и колким.
Жарит
сплавом литейным
Выжегая
солёную реку -
Глаза,
как Сахара иссохли.
Сердцем
ещё пламенем огненным,
Обуглело:
Кости ребра
до чёрного.
От уморы,
дохожу
до мора морального устоя.
Заткните
глотку
смеха паролем!
Или ржать лошадью
пробуйте!
Я расплескал
в детстве все слёзы,
Сейчас я их выпарил
сигаретным шквалом,
Выел
дыма штормом.
Вымел
технологий восторгом,
Как паук
к паутине,
Прилип у окна
к задвинутой шторе.
Пусть!
Громче
бросаю в люк зонда
крик,
Чтоб от
Сарыколя и до
Нью-Йорка:
Краснели щёки зданий
Когда проливают кровь -
Сливая
её из тел,
как тучи
сливают осадок.
Облокачиваясь болью
на мрачную,
Пережёванную
суток скатерть.
В тиши
со слезами просим:
"Назначте
сердцу праздник.
Нету конфеты?..
Так суют фантик.
Фантик - яркий,
Даже радует глазки доярки.
Это, как в кризис:
Бюджет на бумаге -
Выглядет сальным, желанным".
(Боль...)
Я снова,
как ножом,
Болью
делю быт.
Делю,
как обвальщик,
Быт -
мясо телячее.
Просеить бы
через сито годов
Всю эту боль
людячию,
Чтобы оставить
тем,
Кто причинил её
нации!
Быть может
боль моих творений -
то я?
Возможно
я стихами
воскресил себя?
Собрал
из трещин недр
по кусочкам
И выразил
эмоции
в строчках.
Возможно?
Грубым,
неуклюжим плясом
Упал на дно
постельного матраса.
Там боль
под одеялом,
Как собака
лижет пятки,
Там одинокая мысль
Мелкой крупицей
прячет дырявое днище.
Душа верёвку мылит,
Душа спотыкаясь
хочет в адище.
Аж порой
пышет холод...
Ухватившись в хребет,
Уселась,
катается на шее,
А я вопрошайкам
улыбаясь говорю -
"Мне не знакомы отношения!
Я не встречал
такого огромного,
теплого,
Что называют
любовь
почетатели плотника".
К кому то...
К нам.
Презренно хохоча,
горбом волочится,
Несчастный Случай
просится:
"Пустите, пустите?
И мне
поворошить
очень хотеться".
Скольким
охватом
рук?
Надо боль, как родную обнять
И дожать,
чтоб "вон из меня!"
с губ.
Каким аршином измерить
горечи меру?
Каким арканон
вытянуть за шею?
Не верую!
Но в гуманность
верю!
Всей своей грудью
приму удар
переменного ветра!
Что ещё делать, если есть тело,
А в нутрях боль рыдая
алфавитом твердит:
"Верь,
люби,
делай!"
Болеет,
мямлит
двадцать первый.
Двадцать первый
порабощен.
Двадцать первый
тонет
в сектах и техно...
У двадцать первого
укрепились нервы.
Уже не бегут,
уже не стреляют,
Уже
ни как в двадцатом,
Как будто
сломали гортань автоматам.
Надо ударить
по скулам
алигархов!
Правительство, ставь их
в положение
"между молотом и наковальней".
- Даёшь равноправие?!
Болью
зарос позвоночник,
Как верблюд:
день паши,
ночь паши,
Денег
с шиш получи.
(Смех и улыбка.)
Зыбко -
пинаю зубы толпы.
Смех и улыбка -
вы!
Я знаю
верное средство потехи:
Надо
лишь уши приобрести,
Надо глаза просунуть
во все замочные скважины, -
И всем этим буратинам
отпилять носы.
Бросьте!
В двенадцатом году
закат человека?
Смешно!
Я не верю
во все эти брехи.
Закон.
Наш закон -
людям честным
помеха,
Его издают
для банкнот
зеленого цвета
За "спасибо"
нынче редко...
За спасибо:
Легко обзовут человеком.
Или взять за пример
слово "здравствуйте",
Но не это привычное,
А из души,
как песня звучное.
Или вот.
Прощаюсь со знакомым,
говорю "давай..." -
как обычно,
В этом слове
нет души,
Но обоим приятно
и как с детства
привычно.
Я смеюсь, господа:
Над вашим галстуком,
Над вашей тройкой
До взлетной полосы
гладко проглаженной,
Над вашим брюхом
с подтяжками.
Я улыбнусь
И плюну
вам в рожу
сбыта вещей;
А вы, сэр,
на скважину задом
плотно уселись
И сосёте
природы кровь,
жирея.
(Последний крик...)
Последний крик
из душной душ блокады
Расстегнул
весенний лифт парада.
Картины -
яркие:
Ложите
глаз
на детище
камер,
Смотрите,
что вложил
Марио Кассар
в кадр.
Последний крик династии
Фантастичен,
В исчислении год - уже век -
Игра чисел.
Дышит
через динамики
телефона.
"Кто там молчит?
Кто Вы?!
- Я к вам!
По сетям
скрытым,
Как по венам
кожей прикрытым,
Ждите
рыковый от обиды,
Ждите,
как шило..."
Чем мне его
задавить,
заткнуть,
Как плачещего калеку
Который
о членах
память хранит.
Уже зажило,
не болит,
а помнят нервы.
Корчится в зрачках
ночей ни евших,
Ярость пустая:
О том,
как остачертевшее
ВСЁ достало!
О том,
что мало.
Последнии судороги
из немоты языковой
Пляшут под нёбом -
это ещё остаток.
Малый остаток
свободы слова.
Кого любить?
Нет
я не опустился.
Просто на время
пыл утих,
Просто я сам
с собой смирился,
Просто я мягок стал
на время, -
Нет силы
вам верить.
Но есть ещё что-то...
Истерика
в самом соку.
Не пущенны руки
стихов в глазени,
А так
гордо
на помойке
уселись,
Глазейте,
господа и момзели!
Мой стих
глыбой льдов-меченосцев
Оставит
в поэзии след,
Проснётся от пьянства,
как бомж,
Встанет-выпрямится
и зашагает,
Выцарапает ногтями
из грязи лицо.
Хорошо!
Хорошо!
Хорошо!
А потом,
плывя соблазном,
остановится,
С хмурым лицом
на публике
встанет,
И всю свою
нерастраченую любовь
и ещё
Из дырявых карманов достанет.
Нате и тем!
И этим нате!
Меня,
затоптанного,
Поднимут
и пыль отобьют,
Все те
кто читал
И читать
продолжают.
Я говорю -
ненавижу,
А раз ненавижу -
значит люблю!
(Зависть.)
Если меня спросят
завидую ли я?
Нет.
Что вы -
ни-коогда!
Но чего таить
грешки наши
Среди нас,
как клопы присосались,
Так и снуют
завистливые товарищи.
Знаю,
их душит с утра,
Да и в ночь
не спрятать
под веки глаза,
Жаба
на груди душит,
Да ещё наверно
и шепчет
"ква..."
И вот
он ублюдок
Чужое
хочет.
И крутит
и крутится,
Делает всё
что может.
Этот тип -
жалок,
На каждую мелочь
падак,
А уж если
ни как,
То у него чуть не обморок,
чуть не припадок.
Сладок ему запах
чужой потери,
Бежит спотыкаясь
с улыбкой,
Бежит по улице,
А из-зо рта
слюной,
По тротуарам ползёт
сплетня -
тупая кровопиица.
Растёт в груди жаба
Уже и сердце
дрыгает лапа,
Уже два инфаркта,
А ему хочется,
ему мало.
Разве так жить надо?!
Разве чужое -
не твоё
Стоит такой платы?
(Страх.)
Железной перчаткой
Страх последней капли
Гортань размягчил.
Это последняя капля:
Когда, ты не нужен,
Когда, то что сделал не надо.
И кричиш,
Так как терять
ни чего не жалко.
Потом
"глупо"
от страха думал
"Не зря ли
я впил
в вас своё жалка?"
(Когда страх развеялся...)
Потом уже
мои кисти
кондрашка отпустила.
Шепнул,
как мать малышу
нежно
"Подойди. -
Я безбрежный."
И я стал
столбов вбитых
спокойней
- Я бы, .....,
за твою любовь
огромную,
Выкурил бы ладаном
все богохульство
мною произведённое.
В страхе,
что снова
буду забыт.
Прошу.
Хоть ты
меня, время,
Через прогоркшии годы
вспомни.
Ведь я здесь один -
Прозрачный,
невидный на фоне.
Прошу.
Пусть хотя бы она,
полюбит мой хрип в телефоне.
(Ненависть. И снова больно.)
Как боль
холодных агоний -
Ненависть
в пожаре эмоций
жиреет;
Как ненависть
к лицам -
Языком пламени,
готов
целовать талии.
Пушки,
вкусите
обожженного мяса
В кислой гримасе
враждующих наций;
Ночь,
точи зубы,
Откуси
им
указательные пальцы.
Ночь,
ради святого...?
Возьми
запачканный
кишками штык,
Ночь,
закури,
чтоб поднялись туманы
Или
вырви свой глаз
и выбрось на штык!
Мой диагноз
в тьму-тьмущую
страшнея
спида.
Он
в миллиард миллиардов
болей больней
шизофрении.
Синдром мой
тяжко-неизлечимый:
любовная ненависть
к миру.
Что я сделаю?
Если врага
возлюбить не умею.
(Что если
сегодняшней ночью
Ко мне
придёт озарение?).
Чем я согрею,
холодные
пальцы поэта?
Когда нужно будет
закончить
поэму эту.
Мы поэты.
Я:
из сердец
перечитанных
Сплавом
закаляю одно - сердце
вами прочитанное.
Сутулят око,
форточки
Морщинистых лбов,
бровями сердитыми;
Если бы мог я
стать божеком-алкашём,
Я бы как водку,
всю боль вашу выпил.
Стонет
криком
боль усталая,
Как под подошвой
танка
солдат раненый.
Какая же ненависть
быть должна?
С какой
неьбъятный Титаник,
Чтоб боль и стоны
превозмогая,
Встать с колен,
уподобясь Титану.
Как же можно
жаться в форматы
Поэтического,
Классического,
Когда все яды больного
Уже вскипели
до сатирического.
Звериное начало мечется,
Хлеба не надо -
Приподнесите ненависть.
(Жалость.)
Те кого смею, я жалить
Заслуживают
малую каплю жалости.
Мне трудно
кого либо
здесь представить,
Заслуживают многие,
а получают мало.
Допустим, я знаю,
Что от одиночества,
В ночи прячут
Глаза намокшие.
Или рыдают
на сеансах у психолога,
Который
ищет ключ,
К чувствам,
как кошка крадётся,
В подземную мозга
проводит солнце.
(Желание.)
Сейчас,
когда не молчат,
Но оратируют всё,
что годится
И даже то,
что негодно,
Нужна метла новая -
Убрать
сбродище сумасбродства!
Мне бы
по силе знаний
романом заняться,
Да вот
где терпенья
написать набраться?
Я бы от конца весны
И до начала осени,
В гости к природе
ходить не прочь бы был.
Или
в поход кругосветный,
Лишь бы
рядом человек был.
2
(Эмоций не видно.)
Всё тут фальшиво,
поддельно,
Жизнь - улитка:
Всё прекрасное
под раковиной скрыто,
Всё хорошее,
так же нежно и беззащитно.
Всё прекрасное,
так же сгнивает
Оставляя свой панцирь,
Как остаток
нежности загрубевшей,
Как напоминание
о ушедших прелестях.
И в них -
этих остатках
Не остаётся
чувст прежних,
Эта скарлупка
ребром режет.
(Пилюли комфорта.)
Нам уже
подменили:
Экранами,
Всевозможными
музыками,
Фильмами.
Заполнили знания
слабодозными
адовыми,
Тянущимися коттеджами,
как эдемами
мест раевых.
И я
точно знаю
Если есть
бог,
То провода -
его вены,
А электричество -
кровь.
(Где начинает подмерать.)
Я,
ненавижу
и презираю
Тех
кто снимает
садизм на камеры.
Где нацизм
и унижения
смешаны,
Их агрессия видна
на кровавом ботинке
негра умершего.
Видимо это нужно
Сетевому прогрессу и прессе?
Стадо
смешливых живодёров -
Это
эра грешных.
Счастье гибнет,
Его душит всплеск агрессий!
(Возмущённо.)
Корни приличного -
труха.
Какая рука
убогого?
Кто смог,
посмел?
Кто жмёт в тиски
просторное?
Говорят:
мы стали,
как камни,
Жестокобессердечные,
упёртые,
твёрдые.
Говорят:
агрессии полные.
Говорят: так и смотрят,
как укусить больно.
- Но зачем же так?
Постойте,
Не троньте!
(Пробоина.)
Залп пушек
рушит.
Орудует ором
орудий рыда.
Сегодня корабль эмоций
с пробитой грудиной
Разлился рассолом
своих пассажиров.
Да ещё истерика
не доводит до жира -
Капитал сотен
изумрудных мимик
Радует растущие
в зародыше клиники.
Не хватит
в будущем
От мертвых лиц
прививок,
Не хватит
ниток,
Чтоб залатать
сердечные дыры.
И мыла не хватит,
Чтоб всю грязь отмылить,
Чтоб отчистить трюм
Корабля - чувств невидимок.
(Искорка.)
А в углу
Вселенной плачет
Искорка -
пожар любви,
Люди эти
чувства прячут
Тлея
в угольках души.
Народ-целовальник,
губами сжался,
Пушок на лице расчесал -
ощетинился
И в страшном
во сне
не увидется,
Какие в будущем
могут
быть лица.
Скача
иголками туфелек,
Сердце моё
царапаете,
Глазки свои
затупив тупите.
Зажгите
огонёк малюсенький,
Пусть в огне
сгорит такое будущее!
(Закат.)
Чем оживить людей
В которых зажались эмоции-карлики?
Может им цирк из друзей?
Или горький напиток в стаканиках?
А всё начинается с этого,
знаете:
Когда на вопрос
"как дела?"
Улыбку из мимик выдавливая,
отвечают:
"всё нормальненько."
Сколько лет
пыльным скопом,
Всё накипевшее
сидело,
Но
время пришло
Выхаркнуть боль,
как мокроту.
(Выплюнуть все эмоции,
Эмоции - блевота,
Эмоции это пережитое!).
О лезвие тупое -
лицо раньте,
Их сменили бритвы,
Лишь подгузники
для младенцев
И гробы
для трупов
незаменимы.
А я стою нежным,
глупым элоем
Жму плечи,
изливаю
приветы рук,
Я из заката
того человечества
Примечаю
начало
закату тут.
Чем снять
эти мозоли с утробия?
Корректировать
умов траекторию?
Заканчивают.
Даже стяги насмешек
Перечеркнули
распятьем попятной дел.
Раньше чувства
выражали искренне,
А сейчас словно мир отемнел.
Словно дух чувств
овдавел,
Какое-то пустое
и немощное
Из душ
распахнувшихся
Выцежевают
надменное радушие.
(Рычагами разума
"будущих"
Запущены шестерни
равнодушия).
("Революция".)
На лбу
Земли-матери,
Вздыбили морщины
своей машиной.
Машине нужны:
руки тружины,
Машина съедает
старых и хилых.
"Ты, не актёр,
Живи со вкусом и льдом;
Жизнь не театр
За эмоции не платят!"
Это как лозунг:
"Чтить надо свято!"?
Я знаю,
революция
милое дело,
Вроде меньшего зла
из двух,
Но всё прошлое,
как-то
назад воротит,
Это как партия -
рухнул Союз.
Будто в радости дни,
Будто в мой поэтический
Вошли столбняки
сворой тысячной,
Как ошпаренные
мысли мыкаются
Куда их вместить?
Какие вымести?
(Ничего.Злюсь и прочее.)
Что это на будущее?
В будущем?
Что за "сексшен революшен"
Наше мужицкое рушит?
Лечить надо,
Надо закат рушить.
Ещё меня душит
Эстрада - тучная туша.
Слушай ушами
тупо,
где:
Сорное, глупое -
бессмысловка,
Как проституток
в подземном
переходе. -
В память
аллюминевая
заклёпка.
Была бы жизнь мюзикл -
Эмоции песен
черпай,
Выбежал с выкрутасами
И как соловей
защебетал.
Роман:
- "Аморе ми,
аморе!
- На тебе
пощечену,
нахал!"
Или не так
положил взгляд,
Перчатку в лицо,
рукоять шпаги сжал,
К дуэли призвал.
Раньше были страсти:
Романтика, лирика
века восемнадцатого,
Хоть вором страсти кради,
А их всёровно
предостаточно.
(Эй!)
Бежали ночи
дыша
в отдышке,
Стараясь
шлёпнуть
в спину дни,
И лишь никчемные
людишки
Глаза таращили
из богомольни -
из подмышки.
Покамесь
законы
бьют по хребтам -
Выперают
матросами груди.
Думают,
как
закрыть лазейки
Наши ублюдки
поют канарейкой.
(Бывает же такое.)
Лицо,
как лицо...
Но,
как из воска.
Он тигр
от природы
Ему бы
рыкнуть,
А нету
силы,
Ему осталось только,
что кричать по рыбьи.
Бывает же
такое:
Любят,
дружат с тобою.
А ты
так скуп
Будто дух
груб,
В замен
никаких чувств.
Как дуб -
Ни души вокруг.
Ищем любовь,
доброту,
Как медведи
косолапые:
Ожидаем,
любим,
обнимаем
И тут же
когтями
её царапаем.
2010
Свидетельство о публикации №111020606865