Михаил Свищёв. Подборка

Дорогие авторы!

Предлагаем вашему вниманию подборку Михаила Свищёва - одного из кандидатов на участие в поэтическом конкурсе имени Н.С. Гумилёва "Заблудившийся трамвай".

Подборка для конкурса должна состоять из 10 стихов. Поэтому большая просьба - поучаствовать в обсуждени, назвать наиболее понравившиеся стихи (лучше 10) или вежливо намекнуть на какие-то зацепки, если таковые, по вашему мнению, имеются.
++++++++++++++++++++++++++++

1. *  *  *

Когда, наконец, мы получим покой,
я стану бревном, а ты станешь рекой
и сможешь, едва прикасаясь устами,
делить моё тело на щепки и дрожь.
Но ты никогда никуда не впадёшь,
и я никогда ни к чему не пристану.

Нас как-то окрестят - тебе всё равно,
ты будешь Рекою Несущей Бревно.
Обещанный сразу пяти океанам,
я стану знаменьем для здешних племён.
Но если тебе вдруг не хватит имён,
то может быть, я назову тебя Анной.

И прошлые годы, как будто взаймы,
сольются в судьбу от зимы до зимы.
Совместный наш путь будет лёгким и длинным,
как всякое средство, забывшее цель,
и нам померещится в самом конце,
что мы не прошли ещё и половины.

И я буду гол, а ты будешь нага,
и оба, меняя поля на луга,
согласно теченью, покинем без грусти
ту местность, где мы не имели врагов.
…И крепкие руки иных берегов
однажды сойдутся на высохшем русле.



2. КОЛЛЕКЦИОНЕРАМ

Отыскать своё место, отечество, щель,
куда можно забиться. Забыться, раздеться,
охраняя себя от людей и вещей,
всё раздав. Или сделав предметом коллекций.
Стать хранителем старых медалей и брюк,
портсигаров. И плакать по-детски и страшно,
свой любимый подсвечник спасая от рук
расторопных друзей и голодных домашних...
Сторожить, не смыкая стареющих век,
чтоб потом, становясь всё смешней и капризней,
коротать в нищете неудавшийся век,
собирая пожитки для следующей жизни.



3. *  *  *

Нам не хватит бензина на горний полёт
и речного песка на стеклянные замки.
Осторожное сердце едва узнаёт
свой осиновый колышек в общей вязанке.

...И душа человека, душа вообще,
у Хароновой речки сливаясь с природой,
демонстрирует свойства абстрактных вещей –
государства? религии? времени года?




4. МОНГОЛЬСКОЕ ТАНГО

То ли моют полы, то ли пахнет полынь,
то ли входит, садится, сдвигает столы
эскадрон, не дошедший до Ганга.
Зябко скрипнет костыль, тихо всхлипнет медаль,
и тапёр отпирает трофейный рояль,
и несётся «Монгольское танго»...

То ли хочется спеть, то ли чудится степь,
то ли время запуталось в конском хвосте,
словно цепкий июльский репейник.
И, припомнив мотив, они курят всю ночь,
и глядят, и молчат, и хозяйская дочь
подаёт им четвёртый кофейник.

И не весел никто, и никто не сердит,
где кончается спирт, начинается флирт –
приглашают хозяйку на танец.
Но за шторой давно рассвело, и уже
время прятать обратно свой маршальский жезл
в комиссарский застиранный ранец...

То ли моют полы, то ли пахнет полынь,
то ли просто укол патефонной иглы,
то ли дождь, то ли снег, то ли ангел,
теребя облака перебитым крылом,
входит в серое небо под острым углом
с первым тактом «Монгольского танго».



5. ПРОГУЛКА

Дождям не вернуться, траве не остыть.
В берёзовой роще за N-ской деревней
черёмуха прячет сухие листы
под братскую сень безымянных деревьев.
Теперь никогда не узнаешь, по ком
торопится колокол, медлит кукушка.
Крапива штурмует щербатый окоп
в густой тишине на далёкой опушке,
где дышат смолою горячие пни,
а воздух пропитан черникой и болью
сапёра, отдавшего обе ступни
за наши прогулки по минному полю.



6. ЗВЕЗДА

В январском снегу утопал подоконник.
Большие зрачки её были спокойны,
и только в глубоких точёных глазницах
дрожали две тени, как тушь на ресницах.

Дремали предметы, жильцы и растенья.
Она проходила сквозь двери и стены
со звуком, как будто бы рвали бумагу,
не бросив ни слова, не сделав и шага.

Она миновала ступени, перила,
светя всё тревожней, все ближе. И было
в её осторожном задумчивом свете
немного от жизни, немного от смерти.

…По мягким коврам, поседевшим от пыли,
она проходила вслепую, навылет,
сквозь хлопок и шёлк, сквозь суставы и кости,
легко, как хозяйка, и тихо, как гостья.



7. • • •

быть похожим только на самого себя
как свежеотпечатанная сторублёвка
пройтись по рукам
отлежаться за подкладками кошельков
переламываться в поясе
вместе с тощими пачками единоверцев
ни на что не размениваясь
ни о ком не жалея
ни у кого
не прося сдачи
обветшать
девальвировать
сбросить пару-тройку нулей
уйти непобеждённым
двумя кубометрами глинозёма
надежно защищённым от любых подделок



8. ПОЕЗД

Ночь. Январь. Курьерский скорый. Ресторан.
Едут в отпуск два майора. Капитан
затонувшего в итоге корабля
уронил себе под ноги три рубля.

Их украдкой поднимают или нет,
и навечно занимая туалет,
то ли Света, то ли Настя, вся ничья,
превратит свои запястья в два ручья.

Покосившийся шлагбаум. Протвино.
Едет в ссылку розенбаум, иванов,
едут отроки и сроки, их отцы,
сутенёры и пророки, близнецы,

мастера и маргариты... Льёт вода,
то фонарь сверкнёт на бритве, то звезда.
Запотевшее окошко. Тянет в сон.
Переедет чью-то кошку колесом.

Едет токарь, едет пахарь, декабрист,
проститутка, два монаха, атеист,
едет клоунская группа (в добрый час!),
едут в морг четыре трупа, два врача,

едут дети, ветераны, времена,
ордена и чемоданы. И она.
Нелюбима, неотпета, немила,
два браслета, две монеты, два крыла,

фиолетовое ушко и манто...
А за ней лицом в подушку, это кто?!
Эти руки, эти кудри, борода –
эмигрант из ниоткуда в никуда.

К ней вошёл почти насильно, с парой груш,
и печальный, и красивый, и не муж.
…Подготовлен был на совесть их ночлег,
проплывал в снегу по пояс их ковчег,

мимо ехали вокзалы-города,
и мерещились то шпалы, то вода.



9. ГОРОД

Между переулками чьих-то отчеств
промелькнёт усталое чьё-то платье.
Если здесь и любится — то на ощупь,
если здесь и пишется — то в кровати.
И почти не спишь, а особо ночью,
глядя, как часы отмеряют сутки.
Если что и хочется — то не очень,
улицы бесполы, как проститутки.
Что ни особняк — то предмет искусства,
что ни мостовая — пример гражданства.
Под фонарным нимбом светло и пусто,
будто кто ушёл, не сумев дождаться.
Да и сам не ждёшь ни суда, ни зверя,
и не то что лень, просто нет причины.
И уже с трудом напрягаешь зренье,
отличая женщину от мужчины.



10. ***

Здесь ищут истину и прячут
столовый нож за сапогом
и в праздник белую горячку
мешают в жёлтый самогон,

пьют чай из треснувшего блюдца,
ругают жён и давят блох.
И если всё же подерутся,
предметом спора будет Бог.

Для всех далёкий и зловещий
и ставший только на Руси
такой же очевидной вещью,
как спички, хлеб и керосин.



11. НОСТАЛЬГИЯ

Всё познаёшь в сравнении,
скользким путём привычки.
(Это простое мнение.)
Ночь зажигает спички
и ледяными грелками
лечит больной рассудок...
Так разбивают зеркало,
так — дорожат посудой.
Так посыпают лестницы
хлоркой в чумном бараке,
так умирают сверстницы
с мыслью о новом браке.
И оживают ходики,
вздрогнув под весом гири.
Так, продавая родину,
чувствуешь ностальгию.



12. ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ

Мы сосновый клин вышибали клином,
отходя ко сну, задували свечку,
и слепили бога из жёлтой глины,
а из красной глины сложили печку.

Старики углём подводили брови,
и, кряхтя, сгибали свои колени,
и поили бога овечьей кровью,
и кидали в печку одно полено.

Мы ломали хлеб пополам без крошек,
упускали дичь, подбирали стрелы.
И никто не думал, что бог хороший,
и никто не спорил, что печка грела.

…А они глядели прямей и строже,
и носили волосы цвета стали,
и любили запах огня и кожи,
и сперва пришли, а потом остались.

И из наших лбов распивали вина,
и черпали воду из нашей речки...
И слепили бога из жёлтой глины,
а из красной глины сложили печку.



13. • • •

...И, ничтоже сумняшись,
как под скальпель хирургам,
мы ложимся, обнявшись,
что Москва с Петербургом, —
две войны, две больницы,
два посмертных лекарства,
две роскошных столицы
забубённого царства.
Не спеши, не усердствуй —
где кровать как телега,
там от сердца до сердца
сотни вёрст без ночлега.



14. ЭЛЕГИЯ

В стеклянной шкатулке найди подходящий лоскут,
зажмурь левый глаз и взгляни, словно новый Кутузов,
как русская осень привычно сжигает Москву
и путает карты последним, случайным французам.

Задумчивый дворник разводит сырые костры.
В конце октября, на окраине третьего Рима,
вдыхай этот запах, бессмысленный запах листвы,
гляди, как отечество сладким становится дымом.

Чадят незабудки, пылает сухой остролист,
что город, что сердце – чем чище, тем значит, бездомней.
И службы спасенья никем не спасенных столиц
пушистой золой раздают их по детским ладоням.

На прежних погостах желтеют пустые холмы,
и мёртвые тени привычно выходят на сцену.
…И тени живых подпирают кирпичные стены,
в конце октября, на подмостках грядущей зимы.



15. ПО ОБЕ СТОРОНЫ

М.В.
               «Равна ли убо си вода есть,
                или едина слажеши?»
                (Повесть о Петре и Февронии)

в декабре ночнее село дворы
за гумном соседские Фешка с Петькой
третий час летают с крутой горы
на скрипучих санках и кто-то третий
неизбежный нежный как бежин луг
из кустов глазами им вслед елозит
на лихом ухабе кривой каблук
аккурат затянется под полозья
и секунды сцепятся в снежный ком
покачнется транспорт рванет и оба
ездока покатятся кувырком
с головой нырнут в кипяток сугроба
загорчит на нижней губе укус
и бело от мух кружевных тех самых
и поди рознится он лишь на вкус -
снег по обе стороны детских санок



16. ЛЕНИНГРАДСКОЕ ЛЕТО

Ты носила юбки прямого кроя,
и часы, как ноги, казались длинными.
Мы искали места для нашей Трои,
но всё было занято чужими руинами.
То, что было сверху, считалось небом.
Всё, что было ниже, звалось по-разному —
женщины стояли в очереди за хлебом,
мужчины пользовались общественным транспортом.
Паузы заполнял разноцветный воздух,
облака меняли своё течение...
Кое-где порой проступали гвозди,
но мы не придавали им большого значения.
Раз в неделю случались ночные смены.
Ровно в семь звенели ключи от бойлерной,
и тогда у нас появлялись стены
соседкиной комнаты с сырыми обоями,
где шуршал сквозняк в пожелтевшей вате
и комод гордился забытой варежкой.
…У неё были целые две кровати:
на одной умерла мама,
на другой — бабушка.



17. М. ПЛОЩАДЬ РЕВОЛЮЦИИ

с точки зрения сходства
мёртвые убедительнее живых
но правдивей всего
бронза передаёт то
что при других обстоятельствах
никогда не сможет
стать бронзой —
складку шинели
трепетанье глазного белка
мягкие ямочки
на подбородке младенца
поэтому пёс пограничника
был всегда интересней
револьвера матроса
а бедро пловчихи
на ощупь
казалось взрывоопасней
чем ручная граната
за поясом красногвардейца