Движение 29 Молодой конец

Молодой подъехал к «Лукоморью» как договорились. В восемь вечера. На двери была табличка «Закрыто на спецобслуживание». Молодой усмехнулся, закрыто. Он вышел из машины. Совершенно ясно, что если некое явление существует в зависимости от другого явления, значит, оно не является независимыми. А если все явления зависимы, они должны зависеть от причин и от условий. В нашем деле всё решает холодная голова. Дорога к этому как пройти босыми ногами через битое стекло, трудная.

Как там Батя с чёрными, договорились, не договорились, крутилось в голове, мысли, мысли. Чем старше мы становимся, тем больше думаем. Много думать вредно, императором не станешь. Туда-сюда гоняем.

Молодой на секунду остановился, ещё минута, и он войдет туда в эту дверь, где может быть всё, мир, криминал. По преступной жизни идём, бродяги.

Там за этой дверью сейчас воровская сходка, воры в законе обсуждают какой-то важный вопрос, сегодня пригласили и его, хотя оно, может, того и не стоило. Я же не вор, я бандит, улыбнулся Молодой. И буду им всегда.

Андрей знал, урожай зависит от семян. Причём посадишь пшеницу, гречка не прорастёт, надо гречку сажать, что посадишь, то и пожнёшь! «Брось хлеб в воду и приплывёт он к тебе обратно». Ещё как приплывет, поздно или рано. Был один еврей, он сказал, что всё проходит, Шуфутинский. Один раз на Брайтон в ресторане «Бристоль» пацаны за Любу Успенскую какому-то фраеру при всех кишки выпустили. Буквально. Разрезали брюхо ножом, вывалились на ковёр. Ползал там, руками махал, баттерфляй на суше. Не умеешь блатовать, не берись. В «Лукоморье» его бы убили.

- Баттерфляй на водной глади
  Демонстрировали девы,
  Они направо и налево
  В московском каменном бассейне!

Молодой посмотрел на своё отражение в стекле двери, да, биография на лице вовсю, не случайно мусора тормозят на каждом посту. Он вынул из кармана чёрные очки в золотой оправе, рэйбэн, надел, опустил воротник кожаной куртки, работаю. Похож на этого, как его, убийцу из индийского фильма «Танцор диско». Там внутри, как на строгаче, народ спокойный, степенный, все следят за тем, что говорят и как. Вообще бандит часто, если не всегда зависит от воров и от положенцев, если правильно живет. По своей жизни Молодой был «Человек». Значит, авторитет и порядочный.

Молодой слегка помедлил прежде чем потянуть на себя ручку, может, не идти? Позвали и позвали, идти или не идти его дело. Снова улыбнулся, нет, войду! Замахнулся, значит бей. Иначе что было ехать? Или как сейчас в Москве говорят, покупай раз пришёл! В Москве сейчас все сражаются в основном деньгами, миллионами.

Как и стоило ожидать, дверь была не закрыта, поддалась легко, Молодой вошёл. Не в стиле Воров двери на сходные закрывать, закрывать босяков милицейская работа.

- Вот какая доля воровская,
  Жизнь вся отдана тюрьме-решетке!
 
Вай, мама-джан. Шаг не широкий, нормальный, правильный, без гордости, какая с равными гордость, у воров другая гордость, я Вор, ты Вор, кому надо, тот это знает. Кому не надо, тот нет. А кому-то вообще не надо знать. Что им до нашей жизни?

Сонный швейцар в потёртой, видно когда-то бывшей синей куртке с вызывающе яркими недавно самостоятельно пришитыми жёлтыми галунами - отставной военный? - увидел, что дверь открылась.

- Помнишь моё лицо? - спросил Молодой.

- Помню очки и спортивную одежду, - швейцар отчаянно побежал ему на встречу, в такт шагам замахал прямо из глубины коридора поочерёдно руками. Тоже пёс, подумал Молодой, ведь меня не знает, не помнит, никогда не бываю тут. Помню! Да и в других местах редко, говорят, отбивную делают хорошо. Молодой никогда не мог уснуть натощак, жил он отсюда не так далеко.

Ток прошёл по его телу при мысли об отбивной. Желудок принял вертикальную стойку. У Молодого было хорошее пищеварение. Сейчас я суну тебе прямой, дурак, подумал Молодой, вышибу вставную челюсть. Чтобы  ты из моей жизни ушёл на долгое время, а не ссал мне в уши «помню, помню». Молодой как вернулся из заключения, стал убежденным интернационалистом, относился ко всем по-доброму хорошо, с уважением и прямотой даже к фраерам. В общем и к ментам тоже. Свою работу делают.

Но гнев загорался в нем моментально, как факел, когда кто-то что-то из них не так делал. Тут биться уже надо пять минут за общее, а он стоит, дрочит. Тот Молодой, что был до тюрьмы, растаял как прошлогодний снег под влиянием Движения. Не, ну нах! Ресторан под ворами, суну ему, потом все скажут, бык пришёл. Швейцара бил, Людям нахамил. Ладно, стерпим это его враньё. На зоне на таких мочатся, испражняются, они терпят, терпят.

- Хорошо, что помнишь, отец, я войду в тот зал, ничего?

Молодой подошёл к швейцару вплотную, он был такой же высокий и, кстати, для его возраста сухой, любит кататься на велосипеде? Дыхалка нормальная. Да, выправка. Бывший военный.

Андрей посмотрел в зеркало. Хорошая пара, вояка швейцар и бандит одиночка, самое то! Нам бы с ним выпить на брудершафт. В каком-то роде я тоже стою у двери, подумал Молодой. В другие миры души отпуская. Буквально и переносно.

- Бать, а где дальняк тут? То есть, туалет, - непринуждённо, с улыбочкой спросил Молодой. Эта улыбка далась ему долго и долго, дорого по расценкам у дантиста, как новая машина, во все зубы вставили имплантанты, потом под коронки и мосты, сними, сломай коронки, под ними будут тоненькие спички-ниточки прежних съеденных зоной зубов, вид как у Франкенштейна. А долго потому что ставили пол года. И больно, потому что много мучался, когда ставил.

Молодой по определению не любил улыбаться вообще, и тут, и на зоне. Он не улыбался никогда с детства, а «ужасно лыбился». Увидишь такую гримасу, унесут. Но сейчас не 91-й, он часами сидел дома на своей сиротской даче и стоял, делать было нечего, сидел и тренировал улыбку. Самой страшной она получалась в полумраке при свече. Это была не улыбка, а удавка для покойников, нормальный конкретный бандитский смайл как в компьютерных играх, такой весёлый зомби.

Видимо, не зря тренировался, швейцар в шоке попятился назад, молча тыча в сторону банкетного зала, где сидела уйма Воров, тыча и мыча. Казалось, улыбка Молодого напугала его больше, чем всё то оружие, которое он каждый день принимал и ловко прятал под стойку у посетителей этого кафе. Так не улыбались ни крыша, ни менты, только Молодой.

Ну что ж, самоуверенность новичков есть предмет зависти профессионалов, Молодой был доволен собой. Он был «не заряженный», то есть без оружия. Идти на сходку приглашённым близкими тебе по духу людьми с оружием плохой тон, можно не к тому прийти. Опа, и приехали.

Нет, конечно, жизнь всегда сложна как никогда, для того, чтобы утверждать что-то нам нужно сначала рассмотреть противоположность этого утверждения, жизнь это не просто.

- Ах как быстро мы стареем,
  И в жизни нет ни капли смысла,
  И чем мы старше, тем сложнее
  Нам отгонять такие мысли.

Если это так, то это не может быть иначе, если это иначе, значит это не может быть так», третьей альтернативы нет, или, или. Как сегодня у меня, подумал Молодой, я завишу от воров серьёзно, возможно, у кого-то на меня есть заказ, у какого-то киллера. Абсолютно неизвестно, сколько мне ещё дышать свежим воздухом, возможно, в том зале, куда я сейчас войду, сидит тот, кто меня заказал?

А воры зависят от меня, я за них делаю всю чёрную работу, им, во-первых, не приходится пачкать руки, во-вторых, по понятиям не положено убивать по рангу кого-то вроде себя, раньше с этим вообще было строго. 

А как быть? Если пошёл в бизнес, а бизнесом сейчас занимаются и преступники, и силовики, и милиция и вышел на серьёзный уровень, рано или поздно начнёшь кому-то мешать, перейдёшь дорогу. И не всегда можно договориться.

И если не ты, так тебя, кто первый, тогда надо бизнес спасать и, как правило, и себя, а иногда и семью воровскую, преступную ОПГ. Значит, нужны бандиты, и не всякий там хлам, братва-ботва, а элита! То есть профессионалы, если проще, значит нужны мы. Батя, Скиф, Бита, Леший, Манерный и Молодой.

Они мне, я им, как в том фильме, «Ты мне, я тебе». И я надеюсь сегодня узнать, на этой сходке, кто и за что меня заказал, я в последнее время ничего плохого никому не делал. Хотя как знать? Лес рубят, щепки летят! А заказали точно, сорока на хвосте принесла, я её во сне видел, необычный такой, ясный сон. Иду по берегу большой реки, всё понимаю, как-будто днём, а поперёк дороги мне сорока села, машет хвостом, а на хвосте огромный пакет. Глаза у неё человечьи, не сорочьи, и говорит, беги, заказали тебя, парень! Скоро будет есть падаль.

Как не поверить?! А потом звонит Афон, семейник, мы с ним вместе были на пересылке и говорит, тоже во сне:

- Брателло, живой? Недавно слышал, как там тебя, сильно? Приезжай завтра вечером в «Лукоморье», новость есть, плохая, кого-то ты сильно достал!

А он уже в гробу, отпевают. Отпевает его голос серьёзный, Молодой его знает хорошо, он шутить никогда не умел, этот голос. Не сказал, кто заказал. Звук, он ведь тоже образ. Видеть его не можем, но на всё влияет.

Андрей подошёл к дверям, на душе вроде спокойно, никакого предчувствия, чуйки. А она всегда у меня есть, говорю вам!

В дверях стоял огромный жирный амбал. Вид у него был такой, словно он только что поставил катет на гипотенузу кверху жопой. А потом снял. Борец-классик, по ушам понял Манерный, тяжеловес. Таких в спортивной среде называют слоны. Сам Молодой росту метр восемьдесят семь, а ему по плечо. Скифа бы сюда!

Лысый амбал коротко спросил:

- Ты куда?

Не сказал, а прошипел. На горле у него был шрам, когда-то порезаны связки, говорит не чётко. Пара таких просто хорошо стукнули бы головой о ковёр Манерного, он бы ахренел.

Молодой весь застыл от напряжения. Один на один? Можно и так, помахаться! Только непонятно как, таких как он надо убивать ломом. Или рессорой от КАМАЗа, которые он, наверное, в руках гнёт на раз. Главное не подходить ближе, хорошо бить ногами с дистанции по коленям, колени у всех толстяков слабые, если схватит, порвёт. Как Тузик грелку.

А я ведь только из больницы, спохватился Молодой, только-только, вон, рука ещё не зажила, пробито плечо, это он сцепился с тем нацистом, или националистом, бог их разберёт, нарисовал на его джипе свастику! Лучше  бы «спартака».

- «Спартак» чемпион!

- По хоккею с кирпичом!

- И Тбилиси, и Баку...

- Х..уй сосали «Спартаку»!

Молодой ничего не сказал толстяку, пусть шипит, а то пришлось бодаться, гражданин-поэт, объяснять, что он неправ. Начал он вообще-то мирно, не кричал «пидарас», спросил, ты куда. Куда значит к кому.

Разводя в стороны руками, миролюбивый жест, мол, смотри, нет ничего в руках, молодой сказал так же коротко:

- К Людям.

Амбал тут же пропустил его, не смотря в глаза. Видно, это всё ему порядком надоело! Баня, девки, Олимпийский проспект, где находился ресторан, везде стоишь на дверях. Охранник тот же есть телохранитель.

- Жить буду только воровской!

Манерный вошёл в зал. Лучше бы этого не было, когда тебя приглашают в такое место, может плохо кончиться. Вообще наша жизнь либо «А» либо «Б», мы все от жизни зависимы, либо независимы, никакого третьего варианта нет.

То, что в главном зале увидел Молодой, его поразило.Не было никакого банкета! Все столики были накрыты, на них стояло прельщающее человеческое воображение разнообразие всевозможных яств и напитков, алкогольных и нет, гуси-лебеди, ситро-коньяк, но за ними никто не сидел. И по-видимому, не собирался.

Все участники этой сходки сгрудились в правом дальнем от двери углу у маленькой полукруглой сцены, покрытой паркетом, тоже образуя полукруг, на которой стоял какой-то кавказец и что-то им вещал в микрофон. Он был в хорошем чёрном костюме с карманами от «Версаче», в белой рубашке, а они стояли как стадо вокруг пастуха, смотрели ему в рот.

В своей бурной бандитской жизни Молодой видел многое, но такого он не видел никогда! Тот, стоящий на сцене, загипнотизировал их, они не хотел ни пить, ни есть, слушали и смотрели.

Сзади на удивление мягко для его габаритов подошёл охранник.

- Пройди туда, послушай. Слепой толкует за новый прогон по зонам СНГ.

Молодой подошёл. Слепой объяснял прогон два часа. Тех, кто сгрудился было немного, человек десять-пятнадцать, Андрей не рассмотрел, да и не хотел. Чего они стояли и слушали? Это все интриги! Что им самим нечего сказать? При чем тут Слепой?! Прямо как на политсобрании. Что за хер, мутота. А это, между прочим, авторитеты.

- О чём говорят? - спросил Молодой.

- Не знаю, - сказал вор по кличке Лось. - Похоже, о чём-то. Да пох.

Ему тоже надоело. Он поморщился.

- Они все здесь друг друга знают!

Молодой поморщился ему в ответ.

- По-моему они стоят уже так долго?

Молодой посмотрел в окно. На улице по Олимпийскому проспекту стройными рядами двигались машины, которые вели простые и не очень люди. Эти люди, они, конечно, не ведали, что происходит. Потом Молодой посмотрел в зал. Афона, того что его сюда позвал, семейника, среди них не было. Странно.

Ощущение было страшное: массовый гипноз. В крайний раз Молодой чувствовал нечто подобное несколько лет назад, когда в три часа утра повёз одну свою подругу в ночную школу английского языка, так ей захотелось. В Москве тогда были круглосуточные школы английского. Их рекламировали по радио, громко и нудно.

Это было тоже зимой, они нашли её не сразу, поплутали по кривым улочкам старой Москвы на автопилоте, потом, словно вела чья-то рука, въехали на пустую стоянку, зашли в наспех построенное в старом московском дворе турками по итальянской технологии трёхэтажное каменное здание, которое наполовину уже замёл искрящийся в лучах машинных фар снег. Они ощупью нашли вход, вошли в зал на первом этаже, назывался он «Зал языка».

Это был залитый мёртвым белым светом неона ангар, в котором стояли пустые столы с лингафонным оборудованием, нашпигованные экранами и другой техникой. Для того, чтобы не спать преподаватели с сумасшедшими, красными глазами жевали жевачка. Так Молодому и запомнилось, такая стрелка, жевачка и безумные зрачки.

- Did you cоme to study English?! - прокричал им с расстояния нескольких метров один черт в очках, тот, что стоял к ним ближе. - Hey?! - Потом по-русски: - Ааа?!

Даже отсюда видно было, что он всегда без работы, интеллигент, презирающий деньги, и не пришёл бы сюда, если бы не боялся с голоду откинуть коньки, работает посменно, днём спит, только ночью, нет, есть деньги, хорошей еды тоже не ест, ест всякую падаль, ходит по помойкам, зелёный лицом, как Леший и худой, как Манерный, подойдёшь ближе, наверняка зловонный, как Ровшан.

Если бы Молодой не знал бы, что он преподаёт английский, подумал, что этот препод точно маньяк. Демон с тяжелым прошлым, с такими нельзя заходить в лифт, не то что детям, всем! Молодой английского не знаю, не те университеты, у него только начальное юридическое, но понял, что ответила Аля, её звали Аля:

- No!

Она, бедная, так испугалась этого мёртвого зала, этой мёртвой тишины посреди ночи, залитой неоном, этих учителей-демонов, что, подняв воротничок своей меховой норки, подаренной, конечно, Молодым, повернулась и ушла.

Аля вообще была девочка дорогая, понимала, что у неё редкие данные, красота и фигура, в кровати вытворяла такое, плакал даже немецкий подданый, имитировала все просмотренные ей до этого порнокассеты, продавала себя, потом поумнела и связалась с Движением. Встала в ночном клубе администратором на хорошую зарплату, продавала кому надо героин, убили её потом какие-то негры из Абхазии, видать она им не то продала.

Умерла, и бог с ней, умер максим да и бог с ним! Но в тот вечер она была ещё жива, пользовалась уважением в узких кругах столичных проституток, вцепилась Молодому в руку жёсткой хваткой, он даже представить себе не мог, что она так может хватать, с такой силой, заставив пулей выскочить их из зала английского клуба, крича:

- Милый, скорее в машину, в ресторан, милый, в «Максим»!

Сын Кобзона держал тогда «Максим»:в «Национале», так вот сейчас вся эта обстановка как раз напомнила Молодому ту странную ночь, тот бредовый клуб, как он там назывался, «English corner»?

К ворам Молодой больше подходить не стал. Просто резко развернулся на каблуках, на это его хватило, казаки новые, зачётные, у него уже кончалась выдержка, и пошёл к выходу. Вон отсюда!

Проходя мимо швейцара была мысль, кинутся сзади, обхватить его, обшмонать, был слух, он «поэм» всегда прятал под мышкой на всякий пожарный, мало ли, отнять пистолет, у него «макарова» отобрать!

Но она, эта мысль, показалась вдруг ему такой маленькой, маленькой, словно песчинка в море, да и макаровы не люблю, решил Молодой, это не пистолет, гвозди им забивать, и сразу он меня сдаст ментам, такой сейчас пошёл швейцар, не было у него по этому поводу никаких иллюзий.

Молодой вышел на улицу, внезапно заболела рука, мать её. Холодный февральский ветер хлестал по его щекам бодрыми порывами как пощечины проштрафившейся проститутке. Переделали весь Олимпийский, подумал он, убили в говно.

Вот в 90-х была Москва так Москва! «Night Flight», «Метелица», всюду казино. «Рашка», гостиница «Москва». Попадалово,  коммерсанты. Интриги, тёлки, бабло. Взрывов никаких! Терактов. Террористов. Мёртвых бабушек. Манежа-супермаркета. Диких цен. Заключённого Ходорковского. Сколько сумел на****ить.

А теперь живём как Нью-Йорк! Советского масштаба только. Говорящим головам невдомёк, у нас не Нью-Йорк вовсе. Совсем не Нью-Йорк. Нью-Йорк это город особенный, совсем другой, со своей историей. Другой жизнью. Город хлебный!

А мы стараемся, мутим, на Нью-Йорк дрочим. Зачем? Чего мутить-то, всё давно уже: и без нас замутили, плохо это или хорошо. Кто не понял, ну зря. И зря я сюда сегодня ехал, стоял в пробках, вечер вхолостую, как лох, а мог бы поехать на Арбат, кого-нибудь снять, всё же отдых. Хотя и не ново, всегда найдёшь только то, что искал. В общем, жизнь Ворам!

Молодой поёжился. Нет, не зря! Алю вспомнил покойную. Как ей розы дарил по сто штук в день, букет, платья, часы, туфли покупал. Как она меня целовала, обманывая очередного ухажёра! С которым спала за деньги.

Как когда расставались, слёзы текли у неё по щекам, и в ночи её горящие глаза, а совсем не порнушные позы. Герои дуют баб сверху молча. Это ведь она ему тогда впервые сказала:

- Андрей, жалко мне тебя, жалко!

Он, кстати, после зоны тогда впервые кого-то пожалел, стал читать книги. Про философию, про религии, про это, как найти себя. А-ля...Жить хотела хорошо, как в кино, не вышло!

Вышла могила два на два, двадцать три года, москвичка. Но, если честно, найти бы тех чёрных! Размазал бы всех один по стене очередями, глушитель бы не винтил. А потом открыто, как в начале девяностых, вывез трупы за город в багажнике в балашихинский лес, в землю укатал. «Москва для москвичей» тут не причём, в преступном мире национальностей нет, какая Москва?! Знаете, есть такой город? Лучше не ездить туда! 

А может, они б меня укатали, подумал Молодой.Тут как бы пошло. Божественное ли, знаете ли провидение. Сова о сове, а всяк о себе. I am Providence.