Львов январский

Пролегли  суровые  реки,
Жестокие,  как  бетонные,
Между  чувственными  человеками,
Находящими  сердце  в  том,
Чтобы  видеть  друг  друга.

Солнце  всё  изменило.
Не  нужно  ни  мыть,  ни  чистить.
Всё  пасхально  нынче
И  купается  в  лучах.

Бедные  кандальники  земли
Смеются  навстречу  Небу,
Выйдя  из  нор  лисьих:
«Амнистия!  Амнистия!»

Будто  бы  не  было
Ни  лестниц,  псами  обписяных,
Ни  таблеток,  ни  болезней,
Ни  всего,  взятого  вместе.

Нынче  телега  космоса
Села  на  правый  бок.
Всё  пересыпалось  и  примёрзло,
В  щедрости  Бога.

И  все  переспрашивали:
«Не  сон  ли  это  всё
Дорожнострашное,
Кухоннобедственное?»

Всё  забыто,
Что  истязало  и  мучило.
Нынче  Небо  открыто
Вселучнозвучное.

Оперный  театр
Детской  игрушкой
Валяется  тут  же.
Сегодня  он  только  хижина,
Он  невежествен  и  груб.

Смотрюсь  ли
В  античную  кастрюлю
С  повреждённой  эмалью,
К  ней  тянутся  чьи-то  руки  -
Жёны,  дочки,  матери.

Она  стала  священной
Тридцатилетней  выдержкой!
По  гордостному  наущенью
В  мусор  её  не  выбросьте!

Зарытые  в  земле,
Приклеенные  к  болезням,
Мы  дни  на  дни  лепим
Безрадостные  и  бледные.

И  в  порции  свежей  каши
Чистой,  -  это  Божья  рука,  -
Лучи  солнца  сказываются,
Двести  граммов  сказки.

На  пять  минут  воцаряясь,
Блистательны  и  красивозрачны,
Бульварную  власть  празднуют
Афродиты  народа  Украйны.

Она  чем-то  обеспокоена,
Ей  шикарно,  но  не  легко.
Потому  ли,  что  так  скоро
Всё  должно  кончиться?

И  красота  её  -  пытка,
И  в  том  премудрость  жизни.
Ты  можешь  семь  пядей  быть,
Но  не  стой  близко,

Когда  идёт  погрузка
Будущих  поколений!
Ведь  мы  - фрагменты,
Мы  -  клетки!

Крепка,  как  смерть,  любовь.
Что  можно сказать  больше?
Любовь,  как  смертная  боль,
Неотвратимая  и  глубокая.

Что  же,  Львов  январский,  -
Уже  во  всём  отчаялся?
Нынче  надежды  час
Стерильный,  обеззверенный.

И  люди  -  рюмочки
Для  солнечных  струй.
Их  смело  берут
Небесные  руки,
Нисколько  не  боясь
На  дне  грязи.

Вольному  Льву  в  ухо
Я  бы  пропел  слова:
«Знаешь  ли?..   В  общем,  живём!
Смотри,  как  верх  звонок!»

В  нём  ни  пятна,  ни  мусора,
Всё  голубоглазо-однообразно.

И  если  есть  единицы  энергии
Столь  ярко  синеющие,
А  мне  в  них  части  нет,  -
Кто  я?  Мрачный  отнебыш,

Содержимый  в  цепях:
В  супах,  клопах,
В  болезнях  и  пагубах.

Где  же  Небо  щедрей?
Над  кладбищем,  над  речкой?
Над  морем?  Над  деревней?

Только  церковный  воздух
Смерть  в  себе  нёс  -
Смерть  ни  раннюю,  ни  позднюю,
Смерть  в  пору  подвига.

И  речь  священника
Текла  и  освещала
Мир  конечных  вещей.

И  праведной  кончины
Отрезвляющие  лучи
Включились  и  зазвучали.


     2000 г.