Твой портрет

Рисую я твой портрет,
Всё в нём необычно и редко:
Волосы, струящиеся по плечам
И губы, торжественно молчащие.
 
Волосы, как пламенные языки
Или как волны райской реки,
Уносящей к прошлому и важному
Или к будущему неназываемому.
 
Красные осенние деревья
Сговорились в волосах гореть.
Ветер их прядей касается,
И оживает фотографическая краса.
 
Бабье лето, как медовый напиток,
Согласно расписанию грядёт,
Чтобы воскрешать, целить, живить
Усталость и безнадёгу.
 
Пускай Бодлер рассуждает
О змеиности женских форм!
Все женщины ходят укором
К словам недосиженного труда.
 
Змеиное жало вынуть
Из женского сердца и вида -
Вот святая миссия поэта,
А не шипеть и осуждать.
 
Сегодня я тебя подсмотрел
Одетую в листья деревьев,
Как будто ты взяла их краски
И в цыганскую осень облеклась.
 
А вот ещё одно видЕние:
Вижу, как вдоль речки идёшь,
Вся в белом, будто в тумане,
Призрачная и ненадёжная.
 
Туман томный и душный,
Будто из благовоний южных,
В нём дыханье цветов полей
Божественно-тленных.
 
Я пытаюсь тебя остановить
И увековечить твой вид,
Но ты возносишься к небесам,
Славимая птичьими голосами.
 
И достигнув небесных облаков,
Машешь мне оттуда рукой.
И бросаешь свой белый плед,
Становящийся туманом бледным.
 
Кажется, идёт уже снег
С похолодевшего неба.
Снежинки, как кристаллы эрудиции:
Им в воздухе играть и искриться.
 
Тебе будто это нравится -
Холод и белизна снега.
Ты, как снежная королева,
Спускаешься с хрустального неба.
 
Ты уже в эпицентре Львова,
В одеяньи из зимних даров,
Из пушистого снега и метели -
Ещё белее, ещё святее.
 
Только в глазах сердце,
Как окно в Рождество, светится.
В нём печка, кастрюли и уют,
Синтез сути и безсутицы.
 
18.08.2008.