indi-diva

Ответа не будет.
Ни сегодня, ни завтра. Ни в обозримом будущем.
Ни одна из них не узнает ответа на этот вопрос.
Один единственный вопрос.
Самый главный вопрос.

«Ненавижу, когда сигареты гаснут» - сказала одна.
«Ничего не бойтесь» - промолчала другая.

Зачем каждая из них пила ту ночь, когда небо над городом N было жидко-серым и машины любили любили любили город. Любили так стремительно, что город N дрожал в ритме слов, которые они никогда друг другу не скажут.
Потому как есть такие слова, которые должны оставаться внутри до конца жизни.
И после всех жизней к ряду.


молитва первая:
«Господи, дай мне разума -  понять эту женщину».

Их встреча.
Её вполне могло бы и не быть. Но она случилась.
В кафе того самого города N. Они не приняли друг друга. Осознание судьбоносности случилось намного позже. После полугодовой разлуки. Нескольких стихов, фильмов, мужчин, женщин, разочарований и недомолвок.
Обычная встреча – так как если бы объект №1 хотел найти новую натурщицу для своего объектива, а объект №2 хотел попасть в этот объектив, слабо, однако, представляя себе, в чем заключается смысл жизни объекта №1.
Натурщице тогда показалось странным имя режиссера, одежда режиссера, кольца режиссера, запах режиссера и слова режиссера.
Слова...
Говорить о словах словами. Слова, которые теперь не нужно находить, в тот день их первой встречи, разбивались как стекло. Ни одно слово не выжило. Не уцелело. Не осталось ни одного по-настоящему верного слова. Слова-изменщики. Натурщица не сказала режиссеру ни одного чистого слова. Ни одного значимого слова.  Хотела ли она их сказать тогда? Да, хотела. Суть неуклюжей немоты поэта  заключалась в том, что до этой встречи она попросту не умела говорить.

Время могло бы наказать её за это.
Но время её не наказало.

молитва вторая:
«Господи, научи меня говорить».

Для того, чтобы научиться говорить с режиссером,  ей нужно было научиться говорить с её камерой. Для того, чтобы научиться говорить с её камерой, нужно было обнажиться. Для того, чтобы обнажиться, нужно было научиться любить себя.
Любить себя.
Это самое оказалось самым сложным.
Любить себя в атмосфере, в которой вот-вот закончится воздух, которым ты дышала прежде. Не полные тридцать лет. И ты, готовая дышать суррогатом, раз уж нечем дышать вовсе, вдруг понимаешь, что вот он – твой воздух. Твой новый воздух. Открываешь рот, чтобы наполнить лёгкие и задаешь вопрос своему я – «я могу дышать ЭТИМ воздухом?»
Что есть этот воздух?
Воздух, которым дышали десятки прежних натурщиц, и которым перекрывали кислород именно тогда, когда ничем другим, по сути, ты больше дышать не можешь.  Она понимала, что кислород перекроют – рано или поздно.
И скорее рано, чем поздно.
Именно вдохнув этого воздуха через край, натурщица научилась говорить на её языке.
Написала о тишине и…
наступила тишина.

молитва третья:
«Господи, дай мне нужных слов, чтобы заслужить её глаза».

Как она жила без неё?
Она была натурщицей бездарностей.
Вспоминала ли она о ней? Она никогда о ней не забывала.
Даже когда ненавидела.
Красный диван, красный лак,  духи, перстни, портреты и биографии.
Её мир. Придуманный и настоящий.
Настоящий настолько,  что совершенства её мира никому бы не придумать.
Даже Создателю.
Внеземные ретроспективы её волос, смеха и слёз.
И те красные гвоздики, которые она однажды принесла ей.
Гвоздики, которые умыл дождь города N.
Правильность тишины была настолько оправдана, насколько может быть оправдана настоящая любовь.
И лишь когда натурщица отказалась от других рук, Небо наградило её словами, которые позволили ей вернуть её глаза.

С тех пор начался их путь – в глаза друг друга.

молитва четвертая:
«Господи, воспитай меня так, чтобы сочинить её запах».


Путь в глаза друг друга отражался через призму искусства.
Искусства, аналогов которому не было.
Потому что прежде не родилось искусства такого рода.
За первым шагом случился второй. Третий.
А потом, - они научились элементарному – идти друг к другу, не сворачивая на обочину.
Это самый опасный путь. Путь без пауз и поручней. Путь без права на ошибку.
Путь без варианта – повернуть назад.
Путь, когда не имеешь права на ревность, гнев, обиду, жалость и даже сомнение.

заметки на полях:
«я никогда не говорила вам об этом, но с некоторых пор мне кажется, что мы находимся на острове. вокруг нас небо и вода.  небо отражается в воде. а вода – в небе. также друг в друге отражаются наши мысли. и мы в эпицентре никем не найденного острова. наша основная задача – пропускать песок вечности сквозь пальцы и смотреть как ветер шевелит пряди наших волос.  и я получаю истинное наслаждение лишь от одного теперь - от главного выражения вашего лица, самого прекрасного выражения вашего лица – это выражение презрения, когда, поворачивая голову на линию горизонта вы вдруг видите, что мимо нашего острова проплывает корабль.
я так долго пыталась заслужить этот взгляд, что не верю себе, когда ловлю этот взгляд. я вижу его, даже когда закрыты мои глаза.

мы не дадим нас спасти.
никогда».

молитва пятая:
«Господи, не дай найти наш остров».

Они научились спасать проплывающих мимо.
Чаще всего это были тонущие. Иногда их становилось так много, что от их острова ничего не оставалось; и они, улыбаясь, смотрели в желания друг друга и покидали остров. Навсегда.
Знали ли они, что Небо накажет их за это?
Возможно.
Даже больше, - обе они ожидали наказания.

Но наказание слабее гениальности.
А гениальность дольше жизни.

заметки на полях:
«понимаете ли вы, что мы шагнули дальше, чем нам позволено было шагать?
но нам ли спрашивать о позволении?
понимаете ли вы, скольких персонажей оставили мы сознательно вне нашего острова лишь для того, чтобы войти в историю окончательно и бесповоротно? нашего острова никогда никто не заслужит. не приобретет. не увидит и не разгадает. знаете ли вы, что чувствует человек, который ежесекундно наблюдает как пишется история? история пишется кровью. ложью. болью, молитвами и любовью. мы пишем историю слезами и бессонницами. пересечением судеб, рифмами и черно-белыми клавишами».


молитва шестая:
«Господи, дай мне стать для неё светом, потому как ей не к лицу темнота».

Ничего не будет.
История уже не в силах остановиться.
Механизм вечности запущен. Бог никогда не разлюбит их.
Вне одной не будет другой. Не будет иного воздуха. Не будет иных религий, кроме религии вечной любви. Приступы гениальности неизлечимы. Пальцы с красным лаком на тачпаде. Голова на коленях. Сожженные картины. Обнаженные тела. Порванные книги. Убитые бездарности. Не попадающие в цель проклятия. Будущие дети. Покинутые мужчины. Взлетающие самолёты. Кающиеся города. Мокрые асфальты. Хранители строк. Крест на шее. Поцелуи сонных рук. Взаимные ночи. Кинополотна длиною в эпоху. Рифмы, написанные любовью. Внутривенный космос. Новые имена.
Абсолютная красота, которую они узнали, спустя вечность, которую прожили вне…

молитва седьмая:
«Боже, храни мою инди-диву».