Алексей Дунев. Разговоры с Богом

Алексей Иванович Дунев - школьный учитель и вузовский преподаватель, кандидат филологических наук, автор школьных и вузовских учебников по русскому языку. Пишет стихи и прозу. Публиковал стихи и очерки в альманахах и периодических изданиях.





Разговоры с Богом
(из дневников Ноя)

Нерелигиозная поэма

 1.
Меркнет свет. И в замкнутом пространстве
бед текущих не остановить.
Бездна бед в унылом постоянстве
да поможет терпеливо жить!
Быт стеною. Бит обоймой буден
разочарований чёрный клин.
Быть бы Ною неудачником,
но скуден лик икон с шарманочных картин.

 2.
На Земле сейчас бушуют стихии.
Вода поглощает остатки суши.
И только мы из воды сухие
вышли. Но наши утопли души.
Затонули и овцы, и люди.
Под водой кабаки и храмы.
В оглохшем космосе не забудем:
мы дети запущенной Кем-то программы.
Покатились Твои слёзы, как скорби приметы.
Кто Ты, карающий Разум Вселенский,
Словом творящий миры и планеты?
К Тебе устремляюсь Мыслью нетленной!
Словно тысячи рук, к Тебе рванутся волны
тех, кто хотел бы, но уже не способен молиться.
Ангелы пишут моих современников список полный,
а мне тасовать в памяти их имена и лица.

 3.
Из ковчега в иллюминатор на планету глядя,
наблюдаю голубую Земли оболочку.
Как же всё-таки мало этой громаде
надо, чтобы поставить всей жизни точку.
Неужели когда-нибудь человекоподобный,
как и Ты, посмеет нажать на «энтер»?
Человек по природе своей не способный,
но жаждущий встать во вселенский центр.
На ковчеге хорошо, как у Бога в утробе.
Может, сам Ты, как и я, гуманоид?
Или я, как Ты, богоподобен?
Впрочем, думать об этом, к счастью, не стоит.
К небесам, людей покаравшим жестоко,
взметнутся океана закипевшего дрожжи.
После нас ещё долго ждать потомкам
генерацию Икс. Это случится позже.

 4.
Одному в неизбежность плыть,
как суму, свою нежность носить,
самому в мольбе себя терять,
вздорной пене судьбу доверять.
Ной, надежды храни уголёк!
Шар земной поперёк тебе лёг.
Будет труден коварный поток —
будней буден суммарный итог.
Для прогнивших основ — потоп.
Ной ошибся, что мир утоп.

 5.
Все разговоры о Тебе — блеф.
(Ссужает рифму Пастернак — «эф».)
И каждый сам в своей судьбе прав.
Мир погрузился в сизый мрак — паф!
А в слове теплится звездой ложь.
Ты перед грудою рванья лжёшь.
Смотрю в Тебя — и символ Твой стёрт.
Но если нет Тебя, то, значит, я мёртв.
Все эти книги о Тебе Бред.
И миф проносится, как Конь Блед.
И Ангел плачет на трубе Песнь.
И я опять перед Тобой весь.

 6.
Ной построил себе ковчег.
Есть там пища и есть ночлег.
есть под боком седая жена,
но куда ни пойди — стена.
Ходит Ной по ковчегу угрюм.
Всякой живности полный трюм.
И в ковчеге возможно жить,
только не с кем поговорить.
Ни поспорить, ни обругать.
Бог всё видит, да не достать.
Ной — избранник среди людей.
Ной — изгнанник с земли своей.
И как волны калечат утёс,
за вопросом встаёт вопрос:
Что такое есть человек?
Где растят душевных калек?
Что за жадность людских утроб,
если после меня — потоп?
Что за наглость среди людей,
чтоб украсть у своих детей?
Что же нужно в себе скрывать,
чтоб подобных себе убивать?
Сколько горестей на одного!
Что же будет после всего?

Нет ответа. Вокруг тишина.
И куда ни пойди — стена.

 7.
Как редко говорил тебе я о любви.
И рифму подобрать не в силах вдохновение,
достойную, чтоб ты прочла стихотворение,
тебе творимое. И только назови
любовь любовью, а разлуку — горем,
Стихи — стихами, нашу встречу — Богом.
Бог улыбнётся и не станет спорить
о смысле жизни и ещё немногом,
что где-то рядом: между Домом Смысла
и Домом, называемым «Сознание».
Маслиною блестящею повисла
мысль, неподвластная простому прорицанию
и изречению вне Дома своего.
И знаю я, что сотворить ты можешь
из чистоты небытия всего
прекрасный мир, чтоб я в нём снова ожил,
чтоб смысл стал снова к вдохновенью ближе,
стал ближе и прекраснее всего.
И верю, хотелось бы услышать
тебе биенье сердца моего.
Я столько раз любовь превозносил,
но о любви так редко говорил.

 8.
Помнишь ли день, когда ты, свободой счастливый,
руки к небу вознёс?
Так бед убывала вода, и ветку мокрой оливы
голубь в ковчег принёс.
Новая дней чреда засеребрила нивы
в капельках божьих слёз.
Землю умыла вода, чтоб встретил тебя красивый
мир лепестками роз.
Сизым голубем долетели слова молитв. Иегова
принёс на своих руках
цветы в украшенье земной постели.И воссияла снова
радуга в облаках.

 9.
Утонула заря в слезах и в мольбе.
А в ковчеге поёт в зеркалах электричество.
Каждый наступает на горло себе,
когда приходит пора ученичества.
Так и было со мной: я бежал в новый город
по дороге земной сквозь разлуку и холод.
Строго глянули мне в спину злобные сотни
кукол в каждом окне. И один только плотник
предложил мне ночлег, скромный хлеб и работу.
Начинался разбег с ощущенья полёта.
Жить, работать, любить, подражая примеру,
чтобы в сердце взрастить беспримерную веру.
Я творил Твой завет, облечённый доверьем.
В свете звёзд и комет был Твоим подмастерьем.
Солнце нового дня непременно взойдёт!
Пусть пройдёт целый век в пересчёте количества
звёзд. Так в жизни тугой переплёт
облекли меня дни ученичества.

 10.
Если в тебе есть свой собственный бог,
который живёт на вокзале,
ты можешь насытить утробу из крох
яичниц, поджаренных в сале…
Ты можешь насытить свой мозг багажом
бездарных бульварных изданий.
Ты можешь молиться на всех, кто с бомжом
сравнялся. Но время скитаний
ещё не пришло для потомков твоих.
А там, у подножья Синая,
предвечный Завет претворяется в стих.
Не рвись же на волю, ломая
волну! Ты вглядись в этот мудрый прибой!
Ты можешь прочесть эти волны, как почерк…
Ты можешь, но тот, Кто всегда за тобой,
окончил твоей биографии очерк.
Ты можешь страницы по волнам пустить,
раскачивать буквы в кипенье чернил.
Лишь творчество будет приказывать: «Жить!»
в том мире, который всей жизнью творил.
Ты сможешь, как голубь, расчерчивать высь,
и время застынет, безмолвно скорбя.
Придуманный мир, где живёт твоя мысль,
не сможет существовать без тебя.

 11.
В детстве все краски ярче друг друга.
А если смотреть на них изнутри
скорлупы, позволяющей не вздрагивать от испуга
перед звуком, исходящим от двери,
то краски растекутся по небу Словом.
Слово — веский аргумент существования меня.
А потом по телу растекутся оловом
мысли, творящие реальность дня.
В детстве я убегал от гнилых подростков
и бродил в глубине одичавшего сада.
Мои мысли шелестели в ветвях берёзки,
мысли о рае и муках ада.
Я их часто вспоминал в глубине ковчега.
Мой ковчег и тогда уже был со мной.
Так свой Дом я обрёл ценою побега,
греха избегая той же ценой.
А когда наступило время плацебо,
я нашёл в себе Бога и валялся в Его ногах.
Мой отец завещал мне смотреть в небо.
И я увидел радугу в облаках.

 12.
Если у тебя есть три сына —
это максимум, что мог дать тебе Бог.
Они всегда прикроют твою спину,
потом прикроют глаза и постоят у ног.
Приятно думать, что в начале веков
они уйдут и послужат началом
всех народов и всех языков,
подружившихся с карнавалом.
Как удивительно думать о том,
что их имена (мы их так выбирали)
через несколько тысяч лет войдут в каждый дом
в самых разных словах то в конце, то в начале.
Если бы только не думать о том,
что сам когда-то в пьяном угаре
обрёк сыновей на терзанье стыдом,
а одного из них на скитания в далёкой Сахаре.
Перед небом все мысли легки и чисты,
перед смертью все мысли банальны и плоски.
И сознанье теряется в тьме пустоты,
оставляя в ней бледные мыслей полоски.

 13.
Как не посчитать себя сыном Бога?
Судить о других по уму и походке,
представить, что в храм тебя ждёт дорога,
въехать в город на осле… или плыть на лодке
по безбрежному океану судьбы и скорби…
Или лучше идти по пыльной столице
мира и, сплюнув пережёванный «Орбит»
на тротуар, вспомнить, не напрягаясь, лица
всех прохожих за последние пять тысяч
лет, и бесконечный список
по алфавиту на камне высечь.
Среди расставленных на паперти мисок,
среди нищих, шарящих по чужим карманам
(кто может руками, а кто только глазами)
я ежедневно борюсь с обманом
реальности, которая борется с нами.
Кто мы? Дети Великого Бога
или жертвы неудачного эксперимента?
Не суди меня, Господи, строго
за осознание кощунства сего момента!
И ещё за то, что знать никому не стоит,
За жизнь, прошедшую в темпе галопа.
Пусть нового снега белый лист покроет
Землю, не помнящую времён потопа!

 14.
На пути пустынника по глади
следствием непознанной причины
проступали лунные личины,
чтоб пролечь строкой в моей тетради.
Жил и жизнью диктовал основы,
утопал в неосвящённых ликах.
А за стенкой кто-то плакал тихо
по объятьям грешным Казановы.
Жить как жечь бумаги много.
Пусть раскрасит старость листья!
Листопадом буду литься
и грехи молить у Бога.