Привет из мезозоя

11 июля, поездом 211, в 11-м купе 11-го вагона вернулись из Карелии и привезли с собой солнца. Говорят, у вас тут дожди-дожди были?

Камень, ножницы, бумага, ящерица, Спок. На обратном пути чуть не вышли в Питере. В солнечном-солнечном Питере. Собраться не успели, эх.

А там... А там - вода, вода, вода. Там небо такое, что в него упасть можно, и не жалко. Там - валуны, плиты и глыбы, смирно лежащие под молодым песком; песок - кубиками, кристалликами, чёрный, белый, розовый, рыжий; смотришь на плиту, торчащую под углом градусов так тридцать к поверхности, большую, в две байдарки, и видишь, как швыряло и тащило её ледником; взбираешься на высокий мыс и понимаешь: это просто валун, камушек, его прикатило-ободрало и бросило тут, и лежит он сейчас в воде по пояс, засыпанный осколками, которые поскусывала с него волна, облепленный настырными живучими голосеменными, пробирающимися корнями к самому его нутру, но он еще держится, держится, и тебя переживёт, девочка, и настырные эти, с кореньями, тоже недолговечны, а он - полежит ещё, не буди, тссс!.. Там, там живут сосны, перекрученные ветром, маленькие и кособокие, цепляющиеся за камень крохотных островков, и большие свободные сосны, которые видны далеко-далеко, с крепкими туловищами, кивающие собратьям с материка; там живут ели, их меньше; там - багульник, вереск, папаротники; там - брусника, клюква, голубика, морошка, черника и маленькие фиолетовые колокольчики; там - берёзы, куда теперь без них; там садишься на валун, смотришь, а на нём ведут войну за пространство четыре вида лишайника, два вида мха и водоросль, а ты садишься на эту войну попой и наносишь непоправимый урон трём из семи сторон; там хорошо. Там - птицы, там хохочущие чайки и поющие мухоловки, мы по ним находили утро: там белые-белые ночи. Там рыба, много; там мошка, комары, стрекозы и слепые ночные бабочки, мы по ним находили время ужина: там белые-белые ночи.
Чуть не забыла: там белые-белые ночи, совсем.

Мы еще свидимся.