Сорок первый, сорок страшный год

Поезд мчится. Лето. Душно. Жарко.
Сорок первый, сорок страшный год,
А в вагонах дети, дети, дети.
Их эвакуируют за фронт.

Их спасают от войны подальше,
От беды, бомбежек и смертей,
Только кружит Миссер Шмид немецкий,
Словно коршун над добычею своей.

Началось. Вой, взрывы, пламя, крики.
Вперемешку с плачем, маленьких детей,
Что так жить хотели и так звали маму,
В самый свой последний, страшный в жизни день.

Полетели в воздух детские игрушки,
Довоенной жизни, детская любовь,
Куклы, зайцы, книжки, плюшевые мишки,
Что держали крепко ручки сорванцов.

Больше не открылись маленькие глазки,
Только кучи мертвых обгорелых тел.
И тут детский голос: - Мамочка, мне больно!
И как эхо сотни голосов кругом.
Девочка, малышка, коски как у мышки,
Что вцепилась в куклу, будто та спасет.
-Ты не бойся Ляля, папа меня любит,
Папа меня любит, он меня найдет.

Крошечное сердце бьется быстро, быстро,
А ребенок глазки закрывает ей,
Своей кукле-дочке, чтоб не испугалась,
Чтоб не разреветься крохе-маме с ней.

Мамы ваши детки, вас рожали мучась,
Ох, не для болезней и не для войны.
Но судьба - злодейка, видно ей подруга,
Разрешила жизни детские губить.

И взвилися в небо, сотни душ безвинных,
Боль, оставив взрослым, боль, оставив там.
На земле кровавой, на траве зеленой,
Под крутым откосом, поезд их лежал.

Маленькие люди, мы вас не забудем,
Мы у Бога будем вам просить покой.
Ваша жизнь коротка, ваша смерть трагична,
Вам не бегать больше, босиком в лугах.

Вы ушли в бессмертье не по доброй воле,
Приговор писала вам сама война.

Вы наверно в небе ангелами стали
И оберегая детских душ тепло.
Смотрите на землю, молитесь тихонько,
Чтоб войны той страшной больше не было.