Счастье без пошлости...

          Я очень хорошо знал девушку, которая однажды рассказала мне, где находиться её женское счастье! Но, по-моему, я не настолько красиво и правильно воспитан, чтобы чётко очерчивать границы, где кончается тонкий женский юмор и начинается простая мужская пошлость. Поэтому попробую начать издалека. Попробую схитрить…, так сказать!

          - Опять ты Валюха чудишь, - сказали её подруги, когда она после двухмесячной командировки, появилась в цеху, - ну зачем ты покрасилась в чёрный цвет? Не идёт тебе Валька чёрный цвет, да и старит он тебя. А я смотрел на неё и улыбался, я то знал, что ни в какой чёрный цвет она не красилась. Это был её природный цвет, прям, цвет воронова крыла. Просто в деревне у неё не было времени и возможностей на отбелку волос, и успели отрасти свои, уже не крашенные. Так состоялось её преображение из глобальной длинноволосой блондинки в жгучую брюнетку со стрижкой «каре». В деревню, в командировку, от родного до слёз экскаваторного завода, нас с ней отправляли вместе. Раньше это называлось – шефская помощь. Меня снарядили как самого холостого, её как провинившуюся в появлении на работе, с запахом алкоголя. Впрочем, исправляться в деревне возможности, не было ну ни какой. Самогонка продавалась круглосуточно. Но только своим, борьба с самогоноварением шла медленно, но в полный рост, как тракторист на работу. Деревенское начальство, бестолково перекидывало нас с объекта на объект, и мы больше шлялись по деревне без дела, из конца в конец, чем работали. Но никто из нас и не рвался трудиться ударно и беззаветно, у нас то был фиксированный оклад, и  мы воспринимали всё это как дополнительных два месяца отпуска на природе. И кормили нас отлично, деревенские порции гуляша – это примерно как два шашлыка в городе, котлеты больше трёх штук на сковородке не умещались. Молоко, сметана, дискотека!!! Правда на дискотеке к нам сначала всё время цеплялись малолетки. Пацаны - чтобы закурить, набить морду или вместе выпить, для них никакой разницы не было, ну а девчонки чтобы побыстрей выйти замуж за городского и желательно в этот же вечер. И с теми и с другими пришлось подружиться для быстрейшей смычки города и деревни. Лес с земляникой и шикарным ковром благоухающей травы рядом, вместо душа озеро под боком – благодать беспросветная.

          А волосы…, такие иссиня-чёрные волосы совершенно бесплатно достались Валюхе от родителей. Мать у неё была – сосланная в Сибирь поволжская немка, а отец – тувинец. Но почти никто в цехе об этой убийственной смеси не догадывался. Ничего азиатского, кроме волос в её внешности не проявилось. С большими голубыми глазами, высокого роста, с плотной фигурой, она была очень привлекательной зашифрованной метиской. Да и фамилия у неё по первому мужу была украинская – Романенко. Так что все считали её украинкой. А вот в характере эти национальные противоречия не давали ей спокойной жизни ни на минуту. Жить рядом с ней было так же весело, как и танцевать на минном поле. Я был тайным её поклонником, так как сам был в отличии от неё парнем не рисковым.

          Да и нужно было добирать себе солидности. Меня тут совершенно неожиданно назначили бригадиром. В нашей бригаде из восемнадцати человек, было всего двое мужчин. Я и Серёга старый, все мои прекрасные дамы были разбиты на две, не то, что враждующие, но постоянно находящиеся в состоянии незаключённого мира группировки. Там было столько всего намешано – и отбитые кем-то у кого-то любовники и несправедливо поделенные отгулы и совсем уж непонятно что – женщины же! И когда речь зашла о выборах нового вождя этого прекрасного но непредсказуемого племени, то в течении двух недель мастер участка в чьём ведении была наша бригада, ходил как будто болел с жесточайшего похмелья. Он уже боялся заходить к нам в вагончик, до того громко выражали своё несогласие с предлагаемыми кандидатами оппоненты.  Наконец он собрался с силами и объявил что своим волевым решением - назначает бригадиром… меня. Я-то был единственным человеком в бригаде, умудрившимся дружить со всеми крановщицами. Впрочем, таким человеком был и Серёга старый, но слишком уж он часто после работы пил не чай, и после этого по утрам пил рассол.

          Так я неожиданно для себя стал начальником. Как говорил Серёга – умывальников начальник, имея в виду видимо себя и тут же добавлял - и мочалок командир. И ещё чего-то там, про до-дыр. Но Серый человек не культурный и прямо таки вульгарный. Девчонки согласились с моим старшинством спокойно, несмотря на то, что я в бригаде был самым младшим. Им и самим уже давно надоела эта междоусобица. Поставили только одно непременное условие – с каждой зарплаты покупать им к чаю торт. Бригадирская зарплата была на десять рублей больше, и это было, пожалуй, единственным преимуществом бригадира. Всё остальное – сплошная канитель и суета.

          На носу повисло восьмое марта. На работе его отмечали тоже. Всё начальство об этом знало и ничего поделать не могло. Ну и попробовал бы начальник цеха, противостоять этой орде из сотни комплектовщиц, кладовщиц и крановщиц. Не сомневаюсь, что вышел бы он из этой схватки как воробей, попавший в бетономешалку. Всех просто предупредили, что до двух часов нужно честно доработать, а уж потом как получится! Получалось как всегда! Водку на территорию цеха приносить запрещалось категорически. Можно было лишиться премии. Но в этот день охрана, бдила очень вяло. После двух часов во избежание недоразумений начальники участков объявили перекур до конца смены и сами зоркими очами следили, чтобы подвыпившие работяги, чего нибудь не включили. Начальство в этот день праздник не отмечало, сидело трезвым, и злобно контролировало ситуацию, будучи не в силах бороться с этой традицией. Не надо думать, что в цеху процветало пьянство. Сколько я помню, такое разрешалось только один раз в году – восьмого марта…, поскольку официально он считался праздником, но не был красным днём в календаре. В любой другой день даже за лёгкий запах алкоголя безжалостно лишали премии и наказывали по полной программе вплоть до увольнения.
 
          У нас в вагончике собрались все восемнадцать крановщиц. Вводную часть праздника мы с Серёгой закончили очень быстро. Серёга двинул красивую речугу о красивой красоте наших прекрасно-красивых женщин, которые красивей красивых цветов, которые весной прекрасны…, и так далее! Бурные аплодисменты…. Я вручил небольшенькие сувенирчики. Серёга открыл первую бутылку вина. Я разрезал торт. Серёга разлил чай по стаканам. Я разлил вино по чайным чашкам. Серёга порезал лимон и разломал шоколадку. Я разлил водку, не пьющим вино. Праздник начался! Совсем не пьющие, скромненько и жеманно поели тортика, попили чайку и тихо засобирались домой. Зато оставшиеся шесть человек решили отметить праздник по полной программе и за себя и за того парня, или точнее за ту девчонку. Не сомневайтесь! Отметили как надо, Серёга старый знал много мест, где можно очень быстро достать водку.

          Подвыпившие женщины становятся злыми и смелыми. И если в обычной ситуации женщина может возмутиться из-за того что на её грудь с вожделением посмотрели, то в подвыпившем состоянии может запросто, по той же самой причине - танцевать полуобнажённой на столе. Девушки одевают короткие, по самое немогу юбки и потом в праведном гневе буйствует из-за того что все пялятся на её ноги. А зачем же ты тогда одеваешь стринги, под такую короткую юбку…, а? Что же мне теперь глаза себе жвачкой заклеить? После некоторого количества зверской воды, разговоры у женщин скатились в плоскость интима. Особенно усердствовала в этом Валентина. Своей жертвой, она всегда выбирала меня. А видя моё смущение, распалялась ещё больше.

          Через час она прочно оседлала мои колени, чтобы я никуда от неё не сбежал и громогласно спрашивала. Согласен ли я с утверждением, что женская грудь – это только то, что входит в мужскую ладонь, а всё что свыше того – это коровье вымя! Оценив размеры своей достаточно скромной ладони, и размеры достаточно не скромной её груди я пытался отделаться фразами о своем не очень богатом животноводческом опыте. Но она уже вошла в раж и настаивала на однозначном ответе. – Не юли, - уже громко кричала она, - вот, пощупай и скажи, у меня грудь или вымя? – и изо всей силы запихивала мою ладонь к себе под кофту. Я чувствовал себе совершенно раздавлено, особенно в прямом смысле. Я сидел прижатый её не малым весом к стулу и не мог выдернуть руку из под кофты, рука оказалась крепко зажатой между её горячей большой грудью и моим собственным телом. Так как одной рукой она изо всей силы обнимала меня за шею. Серёга старый громко хохотал, но как мне показалось  с завистью. Мои ненаглядные крановщицы добродушно иронизировали по поводу несовпадения некоторых наших габаритов. Теперь я понял, что значит быть женским бригадиром! Ну никакого уважения к статусу..., завтра же перевожусь в художники!

          Пришлось мне после праздника, как самому мало выпившему, развозить своих не настолько стойких коллег с работы по домам. Больше всего хлопот доставляла как всегда Валюха. Она со всеми знакомыми вступала в какие-то споры, она купила бутылку водки и когда мы добрели к ней домой, было уже достаточно темно. Мы выпили ещё по сто грамм и ей окончательно стало плохо.
          Утром я появился в цеху совершенно разбитый, мне пришлось половину ночи укладывать её спать и смотреть, чтобы она не утонула в ванной, а остальную половину ночи отпаивать её холодной водой. К моему удивлению утром она чувствовала себя в отличии от меня, совершенно прекрасно. И как ни в чём не бывало, работала на кране, а в перерывах между работой спускалась с крана и сидела в вагончике, вязала очередной свитер немыслимой расцветки и с немыслимым узором. Видимо, в такие моменты её руками руководила тувинская шаманка, живущая где-то глубоко в её объёмной душе.  Я же сидел за рабочим столом и с огромным трудом, напрягая болящий мозг, пытался заполнить табель. В двери заглянуло наше начальство. Начальник цеха и начальник участка.

          Они обычно никогда не интересовались обстановкой в коллективе. Но тут ходили по цеху вместе, с явным намерением обнаружить злобных нарушителей дисциплины. Они то наверняка знали, что кто-то после вчерашнего придёт чрезмерно похмелённым, а кто-то вовсе не сможет выйти на работу. И очень часто бригадиры покрывали прогульщиков, потому что кроме всего прочего существовал такой вид наказания, как смещение в очереди на квартиру - на несколько человек назад. Для многих моих крановщиц это было бы страшенной трагедией. Начальство искало жертву, чтобы в отместку за прошлую смену обрушить на голову провинившегося меч правосудия. У нас к их огорчению всё было в ажуре. Поспрашивав меня о всяких пустяках, они направились к выходу.

          - С прошедшим праздником вас, девушки, - бросает уже в дверях начальник цеха что-то вяжущим и читающим крановщицам, - любви, счастья вам, - и собирается выходить.
          - Ха, счастье, - слышит он вслед, - вот бы вы повысили нам зарплату, и было бы счастья побольше! Да и мужиков то в цехе почти нет, одни начальники да стропальщики, ну и где оно это счастье? Начальник останавливается чтобы что-то возразить. Но в наступившей тишине громко звучит Валюхина фраза, сказанная под мерный стук вязальных спиц тихим и скромным голосом.
          - А мне, моя мама говорила, что моё счастье спереди…, а когда нагнёшься, то сзади….
          Начальник стоит, мучительно над этим счастьем размышляя. Грифель моего карандаша крошиться и карандаш с треском ломается надвое…, я уползаю под стол. Всё же надо будет, дорисовать ей в табеле один лишний отгул.