***

1.

Эта ночь обнимала молчанием
Твои плечи бесконечно тоскливо,
Ты молчала в агатовом мраморе,
Все смотрела застывши ревниво...

Твой силуэт извилистых тонкостей,
Едва ловимый оправой луны,
Для ночи важней тысячи росписей,
Был чернее густой черноты....

2.

Где Сын?! Где основания у скал?!
Кто, на высокий холм уже забрался?
Скажите, что б рукой Он указал
Где и в какую высь Он опускался…

Скажите мне, в какой зашел я год?!
Что за страна?
 Где Бог мой эфемерный?
Где Мать моя?
Где мрачный мой Народ?
Язык родной,
прямой
и достоверный?


3.




К изменам ветви вверх растут
И, дорастая до размера,
Они к Елене все плывут,
Не отплывая от Гомера...

Но на сто лет, прейдя к искусству,
Глаза б Твои мне разлюбить,
Чьих взор слабее, чтобы струсить,
Чьих взор сильнее, чтобы жить...

4.

Предисловие к уходящей женщине
За окнами тишь и в часиков десять
К опушке ореха присела созреть
Орехом луна, сучок перевесив,
И лущится в лопнувшей туч кожуре.

Ворочает ветер, как под одеялом,
Уснувши, ворочаться начала ты,
Ворочает плечи ореха устало,
Что сдвинет, как простынь, на теле листы.

Уйти бы из дома… Где в центре посадки
Засохшая яблоня дамой стоит
И птицу, как сердце в момент пересадки,
На ребра забиться положит свои.

Там сырость дневная, как кленом обмокнув,
На ветках плафонов поставила ряд
(Как на подоконниках ставятся окна),
И сырость, и звезды, как окна горят.

И с этих углов пригрозить тебе бросить,
Ведь ревность, как буря в стакане воды.
Молчанье – беда, кто тишь не выносит:
Я горло сорвал в эпицентре беды.

Уйти бы в посадку и мысли разрушить,
Искрученный ужас в себе не найти,
Как эти деревья, смотрящие в лужу,
Смотреть мне на них и сума не сойти.

В урон тишине ты когда-то позвонишь,
Лишь, что бы сменить, как перчатку, меня,
Ты даль не услышишь в своем телефоне,
А близость, которой перчатку не снять.

Отбросивши бархатных туч покрывало
Все талию дерева гладит луна,
Так в простыне мятой ты засыпала
Обглоданной светом луны из окна.


5.

Позорней гибели поэта
И даже гения стыдней,
В руках держать лучи от света
И быть от этого темней…
Спит двигатель струны Орфея
Как Китеж тайною обвит...
Я за бокал готов портвейна
Пророчить вечности визит.



6.

Когда луна в садах носима,
Мне думалось в такую тишь –
Скорей меня Ты умертвишь,
Чем с губ сниму Твое я имя.

Какой же киль бьёт по словам?
Ты так внимательна к ударам,
Что сердце, выпавши к ногам,
Покатится бильярдным шаром,

Как в темном зале мотылек,
Что по углам шныряет ночи,
Оно так больно бьётся в бок,
Когда до мысли слово хочет…

Но кто б забрал тот громкий почерк
У нерв ночных карандаша,
Что до того, как Ты пришла,
Твои слова мне напророчил.

7.

Апрельский дождь накинул вес,
По капле весим - весь ли?
Запрятались мы под навес,
Навес весь дождь обвесил.

Пусть сырость звезд изнашивать,
Как к девушке под платье,
К сосне шел дождь, сосна жива,
Глядит, с грозой не ладя.

Ведь так бывает, что плевать
На то, что было нужно,
В ушах какие-то слова,
Каблук танцует в лужах,

Разлука слепит как рассвет
И шаг напомнит всуе,
Как звук засохший на траве
Не слышно ночь рисует.

Но дождь утихнул намертво...
С грозой без мира сосны
С таской глядят - гроза мертва,
Лежит в грязи и сохнет.

8.

Возносится солнце. То дивный был сон.
То сосны засохшие сохнут на солнце.
Я что-то забыл. Шел свет со сторон
К засохшему саду и к шелку оконца.

То сыпало солнце. Нечаянно пальцы
Цепляли, скользили отчаянной липы.
То шелковой шторы улыбчивый кальций
Прилипнет, как вишня болевшая сыпью.

То сыпет насквозь Твой образ из спальни
И речи шевелятся почерком Ницше,
То сад был закончен безграмотной птицей
И шепот беззвучный в сваи шел детали.

Ты скажешь сейчас – «нахально и громко
Ушло мирозданье куда-то за тишь»,
Лишь так изучают влюбленных потемки,
Которых нельзя и дождем потушить.

Мы соримся часто, Ты часто уходишь,
Но вскоре готов  Тебе все я простить
И все это даром Ты спичка природы,
Зажгись об меня и немедля сгори.

9.

Какою себя мощью матерь слова свила,
Чтоб губы силою такой могли звучать?
Что птицей из трубы соскочит звук "Сивилла"?
И камнем в глубь канавы впадает слово "мать"?

Бессмертник не цветет. Повяли афродитки.
И осень сединой покрыла тополя...
Как будто из стены, у самои калитки,
С землею вырваны деревьев дюбеля.

И вскрылся снова лес и спрятал орган птицы,
И солнце прячет глаз у механических холмов
Так было уже в старь, так снова повторится
И символы в лесу откроют свой покров.

Здесь ночь ворвалась в дом и мрак был ею выдан -
Как будто провалилась в зеркало стена
И скока на столе стоит стаканов видно,
И винная бутылка в нем отражена.

Где нищий на монету, как бы в дыру забора
Посмотрит, в подаянье запрячет свой зрачок,
Мне кажется, изнанка виднелась разговора
И истина, как сад, хрустела между строк.

Для ревности и злоб, для лжи в Твоем ответе,
Для красоты Твоей, рожденною глазам,
И для всего вокруг, что есть на этом свете,
Лопатой строит вход могильщик к небесам.

И в губы же Твои, которыми веками
Всегда одно и тоже все женщины твердят,
Улыбку бросят годы, словно в воду камень,
Волнистыми кругами щеки исказят.


10.

Слезы горела, как фитиль,
Поломанная цитоплазма
И к крышам ветер прикрутил
Жестяных капель павший насморк.

Щегол дышал в шкафу ольхи
Живей живого недотроги
И вечереющий прогиб
Убитый день тащил к берлоге.

Возьми меня к себе взашей,
С Тобой могу быть я и лучше,
Где тополь чешется от вшей
И счесывает их на лужи

Надев луну на свой плафон,
Шатавшись в почве непокорной,
Он как фонарь во тьму продлен
И кабелем запутан в корне.





11.

Рука медная,
Рука оловянная,
Сердце грешное, неосушимое…
Глаза пленные, осень незваная…
Два разных слова,
В одно лишь сводимые.

Богом проклятые,
Бесом гонимые,
Лесом идущие…
                Как обречение
Само под себя заползает течение
И окончанье встречает ранимое.

Логово светлое,
Счастье забытое…
Мне бы пропасть, касаясь признания,
Чтоб обжигала, как будто событием,
Медной руки святое писание.

Все ли сбылося?
Все ли забудется?
В полнолуние
Кем-то осудится…
Губы ванильные,
Взгляды званые,
Солнце красное,
Оловянное.


12. ПСАЛОМ БЕЗЛИКИХ

Есть демон на земле, чья ядовита участь,
Что мучается сам и близким дарит боль
Он может сам страдать, но хочет близких мучать
Ты можешь эту тварь сравнить с самим собой?

Есть дева на земле, чей образ был проклятый, -
Холодный вечер, ради
                голодного листа,
Возьми ее лицо с дыханья легкой мяты -
Ты должен смерть родить от этого лица!

Ведь кто ее осудит? Ведь кто над ней смеется?
Кто первый камень вложит? Кто кинет? Кто простит?
Все тот же человек, что демоном зовется
Ты можешь эту тварь в сомом себе найти?

Он искренно страдает, признайся, это правда
И эту правду все зубрите как свою
Иначе будет мстить и получать в том радость,
Что боль Ты с ним разделишь на половину всю.

Не с кем Он не считается. С собою не сживется.
Он злится. Он вредит. Он может предавать.
Пусть тысяча имен тем именем зовется,
Скажи, поклявшись, честно, не Ты ли эта тварь?