Стихи песен 20

                В вате Канна

   Налетает ветер вея, стервенея-стервенея. 
   И какой-то стервенец на портрете стёр венец.
   Слышь сказала СОС лови я, виснет мрак слов, со слов вея.
   Славленый с лавиной - словленный смысл слов иной.

   Спрашивают с глупой миной: «Выдержала ли зло выя?»
   И прёт горе лавиной её считают, во всём, винной.
   Разжирела вора шея, трупами полна траншея
   Гадкие условия, там сгноили соловья.

   Гадкие условия, зло нашёл у слов и я.
   Куда делась сказки фея? Вверх тянулась хора шея?
   Пела песни ворожея, вся при этом хорошея.
   Мысли мёртвых вороша - всё там, в плоскости гроша.

   На иконы вопрошая, крест слезами орошая:
   Вот как жизнь там хороша - всё на кончике ножа.
   Вышли лбы из казино. Это была иска зона.
   Суть была искажена – и от иска с кем жена?

   Трата была из казённых, из тех смет искажённых.
   Сказка не досказана! Видишь! Сука же она!
   Была, та за стук стакана, замужем за истукана,
   И под перезвон стакана вдруг упала в сток она.

   В месте с ним застукана.  Так сочлась за стук она?
   Голос ваш как в вате канет, что кричать там в Ватикане?
 
                В вине грет

   Оркестр играет тушь, для отошедших душ.
   Для тела холодный душ - трезвеют быстро уж.
   Как порют недра чушь – играет им тут тушь?
   А он объелся груш, тот самый горя муж.

   Как жизнь хороша! Не слышу хора ша!
   И память вороша, и вспомню вора ша!
   Просчёт прощай праща.  Был больше ком прыща.
   Кричи же негру ша! Ведь нету, не гроша.

   Зачем же тот проект - у лиги свой раёк!?
   Там праздник в вине грет - в башке-то  винегрет?
   И то лишь добрый жест, он то и сжат в сюжет.
   И всем здесь ставят крест и те кресты окрест.

   И слышен костей треск – здесь ралли смерти трек.
   А  может-то теракт? С ним прямо в бездну тракт.
   Оркестр играл окрест, он воспевал арест.
   Не виноват хорист, что был он юморист.

   Кого уж там тот чат и нужен злу учёт?
   Тому же, кто печёт, нужен был почёт.
   Играет оркестр тушь, а с глаз стекает тушь.
   Среди же толстых тушь, достанешь ли до душ.

   Несут мерзавцы чушь, сорвать бы только куш.
   А из тех райских кущ, недалеко до гущ.
   И вот слышна нам тушь, только для толстых туш.
   И толстые пьют туши, ну там хоть свет туши.

   И та танцует туша - трепещет и душа…
   Тем учат и внучат, да и других их чад.
   И пепел туш кроша - поехала крыша. 
   Что делать не решат - помоев льют ушат.
 

                В золе том

    Что открыл вам вечер рты,  пляшите чего  вы черти.
   Круг особый вычерти, носите кого черты?
   Лают ну, как собачины, видно, просят кирпичины.
   Вот такие вот причины - дверь пред носом причини.

   Кто не ваш раб бьёте - вы за всё в ответе,   
   Что за глупость родите, будет, что за род детей?
   Думал он, что на работе, вы о благе поёте, тёти!
   Очень дюж до тех идей  этот самый прохиндей.

   И сидит он в зале том в кресле грозном золотом,
   Сюда явившийся залётом, а может даже и за летом.
   Он не скажет, как зол атом, не шепнёт козёл о том.
   Обожравшийся салатом, услаждавшийся салютом.

   Патриарх в сём мире лютом, звавшийся там абсолютом.
   Под его, под солодом исполняет соло дом.
   Обделён он был уютом, и дебош был тем дебютом.
   Веет смерти холодом и душа покрылась льдом.


                В йод
 
   От осени и до апреля    Листва вся съёжилась, опрела.
   Но птичья трель всё дробит день,   Нас развлекает - дребедень.

   Какая это весны прелесть,   Апреля томная опрелость!
   Там ищет свою пару Лель.   И мы проводим параллель.

   И вновь распустится листва   Весны блаженная то паства.
   Природы воскрешенье естества.   Зелёного весеннего остова.

   Уж, вечереет.  Заалели,   Ишь, зори ярки за аллеей.
   Листва в низу окрашенная в ёд.   И ветра кутерьма бумажки вьёт.

   Глядишь, нечаянно забросит в рот.   На привязи пёс, без умолку врёт.
   Сверкнули дни те как опалы,   что просидели вы в опале.


                20