21. Вместе целая страна и моя дочь чеченка

(Из книги «Пятая графа рикошетом»)

С тех пор как в российских паспортах отменили графу о национальности, на вопросы по этому поводу, я могла отвечать абсолютно честно: «Да не знаю я! Вот приедет сестра, может что-то и прояснится».
Ию я встречу на «Белорусском» вокзале. Будет холодно. И много снега. Она, конечно же, окажется у последнего вагона. И с места она не сойдет. Потому что Ия, как и я, еще думает, что две Китасовых на одном перроне разминуться могут.
Зря боялись. Понятно теперь, почему бабка фотографии детские путала. Узнали мы друг друга сразу. Вернее, не друг друга узнали мы, а папика нашего друг в друге. Права была моя Света – китасовское отродье. И характеры такие же, как под копирку делали. Где здесь роль воспитания, спросить бы стоило, да не в этом суть.
В Москву она приехала на три дня. От музеев и театров наотрез отказалась, успеется, мол, когда-нибудь. А сестру тридцать лет не видела.
У меня в ту пору еще мужик по дому телепался. Так что мы оккупировали кухню, да так прочно, что вокруг ничего и не замечали. Привезла мне сестрица с родины моей малой любимые свои горячительные «микстуры», крепости сногсшибательной даже на мой закаленный телевидением организм. А как мы с ней обе малоедящие оказались, то хлебом уже только занюхиваем, а закусываем преимущественно сигаретами.
Мужик у меня трудолюбный был, но очень уж суетливый. Одно мечется по квартире да починяет, что под руку попадется. В моей квартире такому раздолье одно. Но уж если мимо он пробегает, то обязательно внимание хочет привлечь. Только заладил одно и то же: «хватит курить» да «хватит курить».
Ну, и жил бы со своей женой некурящей. Тут сестра! - оказалась не толстая тридцатилетняя тетка с уставшими зенками, а самая настоящая, что ни на есть моя сестра. Будто и не расставались мы никогда, а только и были всегда вдвоем, вместе.
Мужик тот фоном так и носится мимо – два дня и две ночи. А на третий день осенило его - взор просветлевший, аж в зобу от озарения сперло. Выдохнул погодя с облегчением и выдает нам причину радости бытия своего немудреного:
- Я понял, - говорит. – Две Китасовых – это до ***!

Джаник, историю эту когда услышал, поднял ее «на флаг» и понес по знакомым. Сестра к тому времени из Калининграда в Москву переехала. И Джаник Шарафетдин заслужено считал себя главным героем нашего воссоединения.
Дело было холодным пасмурным вечером, в зимнюю пору. Когда принялись, вдруг, младшие братья – старших своих расхваливать. А и те в ответ уступать не хотели. Может звезды не тем боком к земле повернулись, сие мне не ведомо, но случаются и такие дни в нашей «телекомпании».
Конечно, мы выпивали – это же тест на профпригодность. Я так просто считаю, - тем, кто еще «круто не попал на ТиВи», следует крепко подумать. А лучше, записаться в школу юных космонавтов и пройти предварительно тщательное медицинское обследование.
И вот если в космонавты возьмут, то с таким здоровьем можно смело и на телевидении себя пробовать. А иначе – не приживешься, коррупция.

Не знаю, как у остальных, но среди моих близких очень много сестер и братьев. В жизни это не так уж и часто случается. Люди взрослеют, меняются, женятся. Многие сохраняют родственные отношения. Но не более. А у меня с каждым новым знакомством появляется, как правило, сразу два друга.
Режиссер-документалист и тележурналист - братья Шарафетдины – тоже появились одновременно. Спорили братья всегда, по любому поводу, и без повода тоже спорили. Они спорили, наверное, с момента рождения младшего из них. Спорили и сегодня - кто из них больше другим гордится. Впрочем, наше присутствие их никогда не смущало. А доказывать, что ты – мужчина, когда нет публики, это и правда как-то... не по-азербайджански.
Высокие, стройные, с тысячелетним опытом на челах, однажды они довели меня до колик. Сначала я просто безудержно хохотала. Поняв, что дыхания не хватает, остатками памяти призвала на помощь все более или менее известные мне восточные техники самоконтроля. К счастью, обошлось без реанимации.
И вот стоят они – оба двое, как любил уточнить один мой знакомый прапорщик, и ничего не понимают. Если бывают на свете великолепные азербайджанцы, то я их знаю, это братья Шарафетдины. Но не могу я им в своем эстетическом бессилии объяснить, что смешного в столь напряженном и крайне интеллектуальном поединке, который они здесь устроили, и последний аргумент которого профессионально поставленными дикторскими голосами звучит следующим образом:
- Да азер ты низкорослый!
- Да сам ты азер низкорослый!

Поговорили... Один вопрос – а почему на русском?
Почему, к слову сказать, армяне лучше, чем грузины?
- Ну чем, чем армяне лучше?
- Чем грузины...
Почему нет анекдота о том, как проснулся еврей с бодуна, с синяком под глазом, да к тому же, ничего не помнит?
Потому, что несмешных анекдотов не бывает.
Анекдот – это священнодействие, обряд сохранения тайны из поколения в поколение. Чукча должен по четным – быть академиком, а по нечетным – рыбу ловить. Русский в пустой комнате обязан - один шарик сразу проебать, а второй куда-то потом сам закатится. Потому что только так он спасется от злобных, но честных инопланетян. Потому что, пока мы вместе смеялись над анекдотами, не было никакой войны.
И пока армяне не прекращали спор с грузинами, чукчи предпочитали нечетные дни, русские принципиально не платили налогов, а евреи устало писали в пятой графе: «Да... ну и что?», на телеканале «Мир» в программе «Вместе» начиналась наша интернациональная дружба.
После развала СССР бывшие союзные республики направили в Москву для работы на телевидении своих лучших молодых представителей. Под натиском столичного неустройства, высокомерия и паспортного надзора «цвет наций» сплотился в едином порыве, и навсегда.
И вот теперь, видимо звезды и впрямь повернулись каким-то боком, но мне взбрело в голову вдруг сообщить, что есть у меня тоже сестра... только я ее никогда не видела.
О сестре я и не вспоминала давно. Что толку? – мы уже слишком взрослые, чтобы родство почувствовать. Родство ведь не по крови передается, по духу оно переходит – от ближнего к ближнему, от «своего» к «своему». А иначе и не бывает.
Джаник тогда аж засветился весь. Быстренько согласился на чем-то с Алишей в разгаре спора, оставив старшего брата в полнейшем недоумении, и подсел ко мне. Он вызнал про мою сестру все, что я помнила. Что носит она имя, которым меня отец назвать хотел, а Света истерику закатила, что раз уж я не мальчиком родилась, то хотя бы звать меня будут Инессой. Сошлись они тогда на среднем, стала я Инной. А сестра – Ией, как и хотел всегда отец, чтобы дочь его звали. Про улицу Красную и про Светлогорск рассказала я Джанику. Подняли мы тост за старших и младших, на том и успокоились.
Не думала я, что кто-то запомнит мою «трогательную» историю о сестрах, разлученных с детства злою судьбой. А тут - здрасьте вам! - передача «Жди меня» приглашает. Самое время слезу пустить. Джаник Шарафетдин юбилейный выпуск готовит.
Ну, уж – нет! Не так-то и сильно я сестру повидать хотела. И вообще, что за ерунду тут устроили из моей жизни? Я сестру не искала, и даже – не собиралась... просто вспомнилось под настроение, со звездами что-то там приключилось. Старая обрюзгшая тетка, с благополучными детенышами и заботливым мужем. Меня ей для счастья не хватает?
Почему не старая? Почему не замужем? Почему детей нет? Ладно, но на передачу все равно не приду.
Сжалось тут сердце азербайджанское от собственного производства «оперы мыльной», разорвал он сценарий в порыве глубочайшего душевного потрясения, да и выдал мне номер телефона сестрицы моей единокровной – не толстой, не старой, не скучной и вообще – не, не, не.

Только вот про родственников наших Ийка тоже не слишком в курсе. Однако на мой извечный вопрос, есть ли у нас в роду евреи, сестра отвечает вопросом:
- Знаю, - говорит, – что прадед наш в Киеве – до революции цирюльником был. Как думаешь, он был хохол?
Пытаюсь представить. Перед глазами возникает маленькая парикмахерская на Крещатике. В Киеве весна, и яркое солнце отражается в огромном окне-витрине с надписью «Перукарня». Что происходит внутри никак не разглядеть, нужно лбом прислониться к стеклу и прикрыться ладошками от лучей, чтобы от стекла в глаза не отсвечивало. Прислоняюсь. В зале чисто, уютно. Перед зеркалом в полуобморочном состоянии сидит клиент и жалобно озирается по сторонам. Его руки привязаны к подлокотникам кресла, а ноги стянуты в щиколотках красочными веревочными подпоясками. Такое впечатление, что бриться и подстригаться по доброй воле клиент не желал. В центре зала стоит бочка с пивом, а верхом на ней, время от времени плотоядно ухмыляясь и покручивая длинный ус, сидит Тарас Бульба, саблю турецкую точит.
Нет, что-то не вяжется у меня с дедом-хохлом-парикмахером в дореволюционном Киеве. Ерунда какая-то получается.
- А еще, - говорит сестра, - фамилия наша переписана на русский язык с ошибкой. Были такие Кутайсовы некогда, что «осели» в Прибалтике. Правда, очень давно. Так вот их после революции, когда с латиницы в кириллицу переписывали, как это часто в те времена случалось, – букву «у», которая на самом деле «u», прочитали как «и». Тогда и появились Китасовы первые. А Кутайсовы, понятное дело, от татарского племени на Руси.
Вот вам и вся родословная - хохлы, татары, дед-цирюльник из дореволюционного Киева и пензенские крепостные – русские без всяких там примесей. Короче – «на собаку-водолаза и на всех овчарок сразу». Безотцовщина – моя национальность. Гордись, Русь! – вырастила что-то, вовек не разберешь. Только одно пытанье к тебе у меня – а в «пятую графу» мне чего нарисовать, если снова введут, как народ требует? И чего им неймется, горемычным, есть же в метрике запись, неужто мало?

Стало быть мало, раз люди волнуются.
«Своего» от «чужого», видать, отличить не умеют. А по паспорту оно вроде как сразу и понятно. Кого любить-уважать, а с кем войну затевать. Выходит, никак нам без «пятой графы» обойтись невозможно, хоть и придумали ее для евреев только, а работает она безотказно в любую сторону.
Вот бабу возьми какую - по ней же сразу и видно, что дома должна сидеть да детей нянчить, а не мужские места в правительстве занимать. Так нет же, под пули лезут. Правду свою отстаивают. Будто без них тут не разберутся. Будто умнее никого не найдется.
Хотя все одно, лучше баба, чем голубые. Кричали-кричали о своих ущемленных правах и докричались. Теперь и не понятно, кто из нас на самом-то деле сексуальное меньшинство. Иной так маскируется, что и не отличишь поначалу от настоящего. Сидишь с ним за одним столом, водку пьешь... а он тебя, вдруг, мац! – за коленку. И снова, вроде как - случайно все получилось. Не то в морду бить, не то самому себе не верить. Вот если бы и этих в паспортах записывали, тогда понятнее было бы. А то тяжело. Особенно, если под градусом.

Меня голубые за коленки, ясное дело, не цапают. И правильно, не люблю я такого обращения. И вообще. Я, конечно, не ярый поборник исключительно гетеросексуальных отношений. Раз в природе другое случается, «значит это кому-нибудь нужно». Только с голубыми у нас в стране и правда уже перебор. Ни в чем человек русский меры не знает. Ведь, если это врожденное, как они все утверждают, то нация наша вымирает, видать, потихоньку. Или в однополую расу, размножающуюся почкованием, трансформируется. До тридцати у меня был один только такой «необычный» знакомый, а после - и сосчитать не возьмусь. Заразное это у них, что ли?
Максимка вот переживает:
- Да, я гей, ну и что? Я же классный парень, хороший друг, в бога верую. Ну и что, что у меня сексуальные предпочтения с отклонениями от общепринятых. Еще не доказано, что это неправильно. А нас за это не любят.
- Понимаешь, Максимка, - говорю. – Пидорасов не любят не за то, что они в жопу ебутся, а за то, что они – пидорасы. Вы же из этого какую общественную проблему сделали! Мне вот с моим характером в сто раз труднее партнера найти. Но я же не кидаюсь на мужа своей подруги, как только он мне глазки по-пьяни строить начнет. А ты в него мертвой хваткой вцепился, девку до слез довел, хотя он-то с тобой просто заигрывал, чтоб жене досадить. Повздорили они. Ты тогда что сказал? Мне на все наплевать, мое гейское счастье редкое и на дружбу вашу я положил. Вот тебе и ответ, за что вас не любят.
Не всех, конечно. Кто от рождения, а не от распущенности, те другие. Они свою личную жизнь впереди себя на тележке не катят, на то она и личная. И людей не по секс-категориям оценивают. И в гей-параде участия принимать не станут. Не выходят же натуралы на Красную площадь ***ми трясти, на что ж это было бы похоже? Вот и геям оно не надо.
А вы – пидорасы, вот и свербит у вас в заднице, будто вас ущемляют. А на самом-то деле  все проще репы пареной, да я тебе уже объясняла, забыл? –

«Я говорю о том, что нет уж места,
Где пидор пидору еще не занял шкаф.
Скупили шоу, захватили прессу.
Осталось почту взять и телеграф»

Вам ведь мало простых свобод, как для прочих граждан. Вам теперь тусовку расширить надобно. Заявиться, сколько вас дохрена не таких, как все – удивительных и голубых. Вот тебя лично, Максимка, в чем ущемляют? Молчишь. И другие молчат, я спрашивала. Скучные вы, как алкаши деревенские. Поначалу ничего, вроде, развлекуха, интересно даже. А по кругу - одно и то же выходит. Ни детей, ни семьи, ни ценностей. ****ство одно да страдания - кто кого бросил или кто кого у кого увел. Потом стареете, а в вашей тусовке «пидор старый» - товар не ходовой. Вы же парами не уживаетесь подолгу, так – натрахались и разбежались, за редким исключением. Наркоманы и те друг за друга держатся до последнего. А у вас ни черта за душей не остается. До абсурда доходит, женщин соперницами считаете. Это же обалдеть можно! – не мы вас хаем, а вы нас, когда до мужиков дело ладите. Нет, Максимка, - говорю, – с пидорасами у нас в стране перебор очевидный.
- А с лесбиянками, значит, все нормально? – вредничает Максимка.
- А что, извини меня, барышням остается, когда мужик - ни расцветку меняет, так на войне каждый день гибнет? Только они ж от одиночества, для жизни сходятся, а не для разврата, как вы.
Я, конечно, смеюсь. Не мое это дело, кто с кем спать укладывается. Просто спрашивать меня не нужно, я и смолчу, характер такой.
А то вот заладили все в один голос – как ты оказалась в Эквадоре, да как ты оказалась в Эквадоре?
Как, как? - по алфавиту! Неужели не понятно? Куда еще, скажите, одинокой девушке с ребенком и ограниченными материальными возможностями?
Прошлись по списку на семейном совете – от Австралии до ЮАР, через Болгарию, Испанию, Польшу, Чехию. Что тут поделаешь? Эквадор остался в списке единственной страной безвизового въезда с удобной эмиграционной политикой и низкими ценами. Дом, машина, бизнес. Много ли нужно русскому поэту? Не пророком же быть в отечестве своем.
Друзья говорили, конечно, что с жиру бешусь – квартира у меня и в Москве есть, машина тоже, карьера... «Ага, пенсия не за горами», - поддакиваю я. А вопрос «Кому ты там нужна?» меня и вовсе до грубостей доведет скоро. В крови он у русских людей что ли? С молоком матери впитывают?
Не знаю, кому я тут нужна. Зато дочь моя, как наши евреи в Израиле, только здесь русскою и стала, хотя в Российском посольстве к ней упорно обращаются по-испански, а местные жители принимают за колумбийку.
В России Мара и вовсе «чеченкой» была - копна волос черных до пояса, смуглая, носик «правильный». Дед с бабкой по отцу ее с кровями греческими, любили напомнить об этом в беседе светской. Свекрухи моей предок - какой-то кипрский коммунист - в России от «пиночета» местного своего спасался, да так и прижился. Потомки его многочисленные ассимилировали, почти растворились. Свекор тоже от греков, вроде бы. Но по нему уж и подавно не скажешь.
А вот в дочери моей все эти крови и «заиграли» в полную свою силу. Но не только во внешности, а и характером вышла взрывоопасным, лишний раз никогда не смолчит.
Переезжали мы много, школы тоже меняли поближе к дому. Только в классе чуть обживется, опять «новенькая». Вот мы и решили, что в вечерней школе ей легче будет. В Люберцах приняли среди учебного года. А через две недели ее одноклассники избили. И в подъезде бросили, без сознания. Люди мимо ходили, а «скорую помощь» никто не вызвал. Очухалась она кое-как, в магазин ближайший ворвалась, грязная, плачет, кричит – телефон просит, маме позвонить. А народ шарахается, как от прокаженной.
Я в это время как раз в кои-то веки с друзьями решила поужинать, пришли мы в ресторан, заказали, как водится. Звонок.
Какая-то продавщица не выдержала напора моей «чеченки» и позвонила на всякий случай.
Зима была. Не одеваясь, я влетела в еще теплую машину и за пятнадцать минут преодолела путь из Марьино в Люберцы, в час пик. В милиции не хотели принимать заявление. Забот у них, что ли, мало? Но в итоге сломались, дали направление на медосмотр. Сотрясение мозга, необходимость в стационарном лечении.
А потом началось. Звонки из «детской комнаты», и откровенная прессовка. Подростки, избившие мою дочь ногами, оказались детьми из «приличных» семей. Кто бы сомневался? – они же «белые»! Не то, что моя – «лицо непонятной кавказской национальности». И поэтому, не менее белые родители этих ублюдков ни в коем случае не намерены допустить даже постановку «на учет» своих трепетных чад. И связи у них в гэ Люберцы такие, что мне с ними все одно – не сладить.

Врач отделения, где Мара лежала с сотрясением мозга третьи сутки, настаивал на необходимости ее пребывания в больнице минимум семь дней. А через два часа моя дочь чудесным образом исцелилась, и мне сообщили, что я немедленно должна забрать ее в связи со «скоропостижной» выпиской.
Доктор был пьян и печален. Многого он сказать и не мог, но ему достало мужества сообщить, что больницу посетила инспектор по делам несовершеннолетних. Госпитализация пострадавшего свыше трех дней - это уже вам не «хулиганка» по малолетству, а «тяжкие телесные». Люберцы – город маленький, а доктор – человек подневольный... вот и напился. А что ему оставалось?
«Девочка-следователь» не знала, что после первого нашего «общения» все разговоры с ней записывались на диктофон. Угрозы, уговоры, хамство - все это прокуратура не приняла по причине того, что запись сделана на цифру, а не на магнитную пленку. Конечно, молодая инспектор была срочно отправлена в учебный отпуск, на сессию – уголовное право доучивать, моя дочь ушла из очередной школы, а я снова – с головой в работу.
Мысль о том, что ты беспомощен и беззащитен, почему-то, не прибавляет хорошего настроения. Бежать? Но куда?
Некоторые выходят замуж. Некоторые даже – удачно. А для некоторых двери Института брака закрыты раз и навсегда. Я никак не могу понять, почему после ЗАГСа все меняется. У жены появляются какие-то «общепринятые» обязанности, о которых до брака и речи быть не могло. Муж, как водится, делает «все, что в его силах», не взирая на отсутствие результата, а потом категорически отказывается дать развод. И приходится объяснять в суде, что у вас сексуальная несовместимость.
После развала СССР этот довод наконец-таки зазвучал и в нашей стране. А то ведь раньше как – ячейка общества и все тут. Бороться надо. А как тут бороться, если русскую женщину во всем мире считают удобным приложением к домашнему хозяйству? То-то иностранцы за бабами нашими в очередь строятся. Жену им подавай – тихую, не привередливую, и чтоб домработницу и новый автомобиль не требовала. А в койку складывалась, когда оно мужику приспичит. Только где они таких русских баб видели? Может, в книжках каких начитались?
Так это же тоже политика государственная – ущемлять в правах. Как евреев. Анекдоты про блондинок, кино про легкомысленных идиоток, от которых у главных героев одни неприятности. А то, неровен час, и мужики начнут верить, что баба тоже человек.
Евреев ведь упустили со своей рыночной экономикой, пойди его теперь – ущеми. Как же! - он свой бизнес продаст и денежки из страны уведет, не задумываясь. И связи свои заграничные с инвестициями иностранными никому не оставит.
Только евреев мало. А баб на Руси о-го-го. Оттого опаснее они во много раз. Чуть не углядишь, потом и не остановишь уже лавину такую. Вон на Западе что творится. Одна «Железная Леди» чего стоит! Как это наши еще не додумались, что у них голосов больше? Были б нам выборы...

И действительно странно, как это мы не додумались до сих пор? Или для этого нужно, чтоб тебя из страны выдавили? А там, в Эквадоре, и злость пройдет. И проблемы другие волновать станут. И подружки семейные, многодетные появятся, счастьем своим женским довольные. И подумаешь ты, - что, наверное, правильно все в этом мире устроено – богу богово, бабе бабово.

Лена веселая, с очень забавными конопушками на смуглых щеках. На затылке хвостик, на губах подводка розовая. История, социология, антропология – это университетское образование. Испанский, французский, русский – это только те языки, которые я успела услышать, и на которых она свободно общается.
Ее подруга не очень хорошо говорит по-испански. Лена переводит ей с русского на французский. Карэн смеется, звонко – совсем по-девчоночьи, и по каждому поводу. Да она и есть девчонка. Трое детей, а ей муж надоел.
- Разведусь, уеду в Америку. Муж сказал, помогать не будет. Ничего, сама малышей подниму, я в Штатах училась, друзья остались. Маму с собой заберу, - и снова смеется, вспомнила что-то.
Французский язык такой необыкновенный. Мне даже переводить не нужно, лишь бы они разговаривали и разговаривали. Будто ручеек в доме завелся, а к нему все солнечные зайчики в мире слетелись. Кажется, я даже понимаю, о чем это они. Но Лена переводит. Они вместе мечтают, что Карэн встретит прекрасного чернокожего принца не белом коне, и он увезет ее в свое королевство, вместе с детьми. И она откроет агентство недвижимости, а принцу родит наследника. Мне тоже смешно.
- Где ты так хорошо выучила русский? – спрашиваю Лену.
- Я русская, - с достоинством отвечает она.
- Да-а-а? И давно? – спрашиваю я, на всякий случай, широко улыбаясь.
- Давно, - говорит она строго и немного обиженно. А потом не выдерживает, хохотать начинает, у нее это «коронный номер».
– Мама русская, - поясняет мне Лена, - а папа из Конго – это в Африке.

Видите, как получается, уважаемый таксист?
Лена – мулатка. Русская мулатка. Потому, что Лена мыслит по-русски и не мыслит себя без России. Потому, что она не любит вспоминать свои детские годы, проведенные на Родине. Потому, что в любой стране мира Лена – красивая образованная женщина. И только в России у нее нет никаких перспектив.
Из-за таких, как вы, уважаемый таксист.
Никогда не забуду, как вы подвозили меня в баню, еще в Москве. Холодно. Кругом сугробы, смог и бесконечная зима. А в машине печка работает и музыка играет. Уютно и совсем, совсем не страшно. Скоро я уеду... «в теплые страны». Все уже решено. Эквадор.
Только не нужно мне было говорить вам о своих планах. Что-то вы дикий такой оказались, неуравновешенный. А, это сервис по-русски? Хотите вышвырнуть меня из машины, но я вам денег тогда не заплачу? Конечно, не заплачу, в этом месте вы все правильно понимаете. А вот вы мне лучше объясните, уважаемый, раз уж нам все равно друг от друга никуда не деться, отчего вы так разнервничались? И чего вы все заладили? И зачем же вы так визжите и слюной на лобовое стекло брызжите:
- Да кто вас там ждет? Да кому вы там нужны? Что, по пальмам там с ними вместе лазать будете? Бананы собирать? Это же Африка – отсталая страна!

Оп-па... уважаемый таксист.
Эквадор - это не Африка. Эквадор – это Латинская Америка. Что «Третий мир», и не спорю. А вот насчет отсталости, так это кому что интересно.
Впрочем, «Третий мир» звучит романтично, даже – заманчиво. На первый пытливый взгляд - тоже ничего из ряда вон выходящего. Аэропорт современный. Только чудно все, непривычно. Кактусы двухметровые вдоль городских автострад. Индейцы настоящие ходят, а на них никто не оборачивается. В автобусах пассажиры не ругаются и не топчут друг друга ногами.
«Слаборазвитые» эквадорцы, в отличие от наших соотечественников, без особенного напряжения покупают дома и автомобили, дают образование детям, а выходные и праздники проводят в кругу семьи или друзей. А не в обмороке «после-перед» трудовой неделей.
- А Вы вот, уважаемый, сколько иностранных языков знаете? А... они вам и нахрен не нужны? - Вы русский... Как же мне стыдно, уважаемый – я ведь тоже... русская, кажется.
Вот в Эквадоре не знать хотя бы один иностранный - считается неприличным. И уже не в первом поколении. Так и кто тут у нас в каком месте отсталый?
А вы когда-нибудь слышали, уважаемый таксист, что у другого человека могут быть другие взгляды на жизнь, отличные от ваших? Не всем же таксистами становиться!
Индейцы, латиносы, негры – они живут каждый по-своему, а вместе отмечают праздники, болеют за свою единственную в стране футбольную команду, голосуют за Президента и борются с попытками США «захватить» заповедные земли страны.
Да, американцев здесь недолюбливают. Но не всех поголовно, а только нацистов. Те в страну переехали - пенсию свою доживать – «по-богатому». В Штатах на эти деньги не слишком разгуляешься, а тут ничего - можно из себя «высшую расу» корчить. Они даже испанский не удосужились выучить. А зачем? Их и так все устраивает.
На самом деле ни расизма, ни национализма в Эквадоре нет. То есть до такой степени нет, что граждане даже не понимают, о чем речь, когда их пытаешься выспросить.
- А, гринго? – доходит до них, наконец. – Так мы думали, что они просто некультурные. У нас тут много людей живет, разных. Мы же развиваемся, нам страну поднимать. Места свободного много, на всех хватит.
Есть граждане Перу, есть Колумбийцы, о! - русские даже есть. Черные и белые, красные, желтые - это люди всего лишь с другим цветом кожи и отличной культурой. Интересные и не очень, добрые и злые, «свои» и «чужие». Как и везде.
Эх, и бледно же на этом фоне Россия выглядит, уважаемый московский таксист.
От полицейских в Эквадоре не шарахаются, а обращаются по любому поводу, хоть бы и адрес спросить. И никто тебя не хватает за нарушение паспортного режима. И даже паспорт проверять не пытается. Военная форма означает, что ты – лучший, тебя выбрали и ты достоин – Родину защищать. Автоинспекция патрулирует дороги, а девушки постовые – улыбаются в ответ.
С Вами давно соседи по лестничной клетке здоровались, уважаемый? Я своих всегда учила с настойчивостью деревенского дурака. Прохожу мимо:
- Добрый день.
Вылупятся, как на чудо дивное и молчат. На третий – четвертый раз уже подготовятся, да и ответят – через силу, с непривычки-то, - но выдавят из себя севшим голосом:
- Драссте... – и глаза отводят, стыдно им с соседкой здороваться. Что за блажь ей такая в голову пришла? Незнакомые мы, это ж не сигаретку строчнуть у прохожего!
Потом ничего, научаются, во вкус даже входят - друг другу кивают при встрече и даже бубнят что-то неразборчивое в знак приветствия. А после с праздниками поздравлять придумывают, елку в подъезде наряжают, «курилку» устраивают. Не безнадежные они, люди русские. Только устали очень.
В Эквадоре здороваются все. Бедные охранники в супермаркетах! Но это на мой взгляд. А они улыбаются и здороваются, здороваются и улыбаются... целый день. И не потому, что - работа. Это так с детства у них было принято, как-то само собой получается.

Не переубеждала я таксиста, испугалась очень. Это такая удобная идеология – кто уезжает из России, тот - предатель Родины. Почему – никогда не пойму. Ну, холодно мне в Москве, на Юге – война и беспредел, рэкет обязательный. Мне бы дочь «на ноги поставить», а тут еще дармоедам отстегивай – они на своих ****ей сами заработать не в состоянии. Поэтому им все по жизни должны. Уроды тупоголовые.
В Эквадоре рэкета нет. Сунулись сюда как-то ребятишки наши. Да и сгинули в ущелье. Предприниматели «угнетенные» по полтинничку скинулись – на охрану «экологии бизнеса», а что там уж дальше – их не касается.
В России платят все – это закон такой. Хочешь бизнес, значит – поднялся, поднялся – помоги «ближнему», а уж потом о семье позаботишься. Денег нет? - так не занимай «кормушку», на твое место нормальный человек придет. И будет все правильно, все – как у людей.
А баба и вовсе свое место знать должна, совсем поохренели! – бизнес им подавай, на хозяина впадлу работать. Это вон в Эквадоре – ни расовой дискриминации, ни сексуальной. Вот туда и давайте, дорогуши. Там вам и место – среди недоразвитых.

Оп-па... А вы доразвитые?
Быдло Фрейда читало. У быдла между ног отросток для ссанья, - трепещите, несчастные:

Он достает из широких штанин -
Размером с консервную банку.
Смотрите, завидуйте, он – гражданин! –
А не какая-нибудь гражданка.

- И шо? – говорит моя киевская кума, - вин же нэ виноватый, шо вин пыздоватый. Може, в нэго дэтство тяжкое було.
- Да оно у него и сейчас тяжкое. Знаешь, Инка, есть такое заболевание, когда половое развитие у мужчин происходит в ущерб интеллектуальному – «мудак» называется, - думаю вслух. Инке нравится, когда я вслух думаю.
Она еще моего «Мишеньку» помнит, которого у меня родители его за квартиру на Северном выторговали. Тот - день работает, день отдыхает. Гости до утра, песни под гитару, чайные процедуры с коньячным оттенком. Понятное дело, режим не из легких, не каждый такое выдержит. Так что, к плите я его не подпускала, - свои столовские котлеты пусть в своей столовке и кашеварит. Стиркой машина занимается, на то ее и придумали, а вот посуда и порядок в доме ко мне никогда отношения не имели. На уборщицу я худо-бедно во все времена зарабатывала. Только каждому потенциальному мужу мои домработницы поперек горла вставали. Не так сидишь, не так свистишь, повесилась – не так висишь! Прямо напасть какая-то.
Уходят девочки. Дома бытовая разруха, мусор из помойки вываливается, посуда горой немытая в раковине. Вот он и говорит мне однажды, злобно так, раздраженно - будто бабу на стороне завести собрался, да повода нет:
- Когда у нас этот бардак закончится?
Обомлела я, но руки в боки – как мои подружки-казачки всегда делали. Вдохнула поглубже и спокойно начала наступление. Короче, «буром поперла»:
- Я меньше тебя зарабатываю?
- Нет, больше, - скромный ответ. Зарабатываю я в три раза больше.
- Я не стираю, не готовлю, на рынок не хожу?
- Это все делаешь ты.
- Я не занимаюсь ребенком?
- Ребенок полностью на тебе.
- Так возьми веник, - ебтвоюмать! - и подмети, – заорала я впервые в своей жизни. Наверное, потому и запомнила тот случай.
А знаете, что он ответил, уважаемые? Сакраментальная фраза, достойная украшать надгробные плиты современного Института брака. Он сказал:
- Да я как-то и не подумал даже... у нас в семье так принято, чтобы женщина подметала.
Да будь ты хоть семи пядей во лбу, это значит. Да будь ты хоть Елена Прекрасная. Да будь ты в конфетно-коньячный период хоть самая несбыточная мечта моя. Если я быдло, то после свадьбы ты должна подметать.
А и то правда, нечего замуж за быдло выходить. Даже собираться не стоило.
За еврея надо. В еврейских семьях такого не бывает. У них культура. А может, у них в народе вообще быдла нет? Я, конечно, про русских евреев говорю, про тех, кого знаю.