20. Красная Армия всех сильней

(Из книги «Пятая графа рикошетом»)

В Институт журналистики и литературного творчества я поступила совершенно неожиданно для себя. Позвонила приятельница и попросила заехать в редакцию «Литгазеты», узнать, что за набор они там объявляют. Я заехала. На следующий день привезла документы и последние двести долларов, за первый семестр.
Начало учебного года. Октябрь. Суббота. Какие-то взрослые дядьки выходят по очереди на трибуну и рассказывают, как они ничему не собираются нас учить, и как нам придется самим добывать себе знания, но теперь уже под чутким их руководством.
Вокруг полно бестолковых счастливцев, и каждый пытается состроить не менее умную мину, чем это получается у меня. А теперь, оказывается, мы еще и сами должны выбрать себе учителя и предмет, который хотим изучать. Ничего себе задачка.
Что такое практическая эссеистика, я так и не поняла, но поплелась за какой-то радостной группой в творческий класс Аннинского. Любопытство – не самый очевидный мой недостаток - просто в прочие классы совсем не хотелось. Поэзию я не люблю, она мне всю жизнь испортила, а прозу я не смогу, наверное.
Лев Александрович Аннинский любезно предложил нам знакомиться. Творческие мастерские не разделялись по курсам, так что, кроме новичков, здесь были и «старожилы». Знакомство происходило достаточно вяло. Каждый называл свои имя и фамилию, немного рассказывал о себе. На одной из фамилий Лев Александрович оживился и начал объяснять ее сложную этимологию. Старшекурсники охотно подключились к обсуждению предложенной темы, как вдруг:
- А между прочим, «х#й» - это глагол «ховать» в повелительном наклонении, - выдала вполне себе милая девушка.
Аннинский замер. В неловкой паузе только его внимательный взгляд не потерял подвижности. Он обежал глаза учеников по кругу и вернулся к моим. Кажется, из новобранцев я единственная не испытывала шоковой реакции. Я-то понимала, что замечательная, но очень стервозная барышня-старшекурсница, решила подложить проверочную мину вновь прибывшим.
В глубине души я веселилась, как маленькая, - когда кто-то совершил запретную шалость за тебя и теперь можно безнаказанно наслаждаться последствиями. Словом, пока Лев Александрович достойно выкручивался из ситуации, объясняя, что к теме происхождения матерных слов мы еще вернемся, я все больше убеждалась, что наконец-таки – попала домой.
Домом и стал для меня институт. Здесь было все, что нужно для счастья – дешевый буфет, свобода самовыражения и строгие «зрители». Правда, на уроках у Бежина я чувствовала себя не в своей тарелке. Лишь однажды Леонид Евгеньевич попросил меня прочесть свой этюд, с тех пор только улыбался и виновато отводил взгляд.
- Хорошее эссе, Инна, - говорил он. – Хорошее. Но вот это Ваше «адреналин пер», - и вздыхал.
Но Бежин вел второй «час», и я упорно, хотя и безрезультатно, пыталась писать «классическую русскую прозу». А первая «пара» была для меня трудной только потому, что Микушевич и Аннинский вели в одно время, и я металась из класса поэзии в класс эссеистики. Задача эта почти непосильная. Потому как нужно встать посреди занятия и, неловко извиняясь, отправиться в другую аудиторию. И не потому, что тебе здесь не интересно, а потому, что там интересно тоже. И не потому, что здесь уже раскритиковали твое новое эссе, а потому, что там еще хотят обсудить твое новое стихотворение, привычно назвать его очередным подражанием Цветаевой или Ахматовой, а в матерных местах возмущенно безмолвствовать, ожидая приговора «верховной власти».
- Разве вы не понимаете? – удивлялся Владимир Борисович Микушевич, обращаясь к студентам и мерно постукивая тросточкой. – Это ведь только Инна могла зарифмовать слова «ехать» и «заехать» - так, чтобы из этого получилась поэзия.
Студенты не понимали. «Ты либо стихи пиши, либо прозу», - недовольно бурчали некоторые. «А то, разорвешься, как та обезьяна... между умными и красивыми».
Кем я работаю, им и вовсе лучше было не знать. Ибо по всему выходило, что к творчеству мне дорога заказана на веки вечные. Потому что так не бывает, и все это неправильно. Да я и молчала бы от греха подальше. Просто однажды Владимир Борисович возьми да и спроси меня:
- Инна, а Вы актриса? – у Вас очень много стихов, так или иначе связанных с театром.
Я тогда подумала, что актеры, наверное, не пишут стихов о театре, но вслух сказала, что не актриса я вовсе, просто так само получается.
А я – бухгалтер, волею благосклонной судьбы.
Бухгалтер Кинокомпании...
Бухгалтер Театра...
Телевидения...
Военного Телевидения...

Оп-па... конец карьеры.
Мужчина. Подтянутый, выбритый, погоны со звездами – загляденье. Ревет в телефон, что труба иерихонская. С журналистом беседует:
- Та-а-а-к! Если Вы хотите со мной разговаривать, то - молчите!!!
Телевизионщики – народец и сам по себе не скучный, а уж оказавшись свидетелями такого шедевра, они не сговариваясь замерли на мгновение, а потом стремительным «гуськом» сползли в курилку, скрючившись от едва сдерживаемого хохота. Имени дяди так никто больше и не запомнил. Называли его с тех пор «молчите, если хотите со мной разговаривать».

А в средствах массовой информации идет пропаганда нового телеканала. Гражданского. При Министерстве Обороны.
- Конечно, гражданского. А как же иначе? Ведь если бы нужно было военное телевидение, на него пригласили бы военных журналистов, - монтируется интервью.
Со стороны, наверное, это выглядит убедительно. Но мы - внутри.
Технари, режиссеры, бухгалтеры – мы на себе ощущаем давление армейских чиновников. Никакие наши заслуги не признаются в сравнении с отсутствием воинского звания. На совещаниях – ор и построение, приказные интонации преобладают над здравым смыслом. Людей увольняют без объяснения причин. Заявленные цели очевидно расходятся с реальными требованиями. Попытки навязать свои интересы и мнения редакторам программ и руководителям отделов плохо завуалированы. Более того, господа офицеры даже не слишком скрывают свое намерение свалить последующую ответственность на непосредственных исполнителей. Несогласные могут быть свободны.
И действительно, - неужели это так трудно понять? – армии нужны новые жертвы.
Матери почему-то не хотят отдавать сыновей. Народ требует профессиональных основ. Это что ж тогда получается, платить хорошо обученным добровольцам и содержать пожизненно семьи погибших? А как же система? На откупе от службы живет и здравствует уже не одно поколение «военкоматов» и «медкомиссий». «Священный долг Родине» давно обрел свой финансовый знаменатель, независимый от курсов иностранных валют. И, вдруг, все это должно прекратиться? Нет. Срочно нужна прогрессивная идея. Идея гражданского телеканала. От Министерства Обороны.
А мы всё наивно полагаем, что армия может быть мирной? Мы всего лишь показываем доброе отечественное кино о Второй Мировой? Да, именно об этом пусть и напишут в газетах. А не о том, что мы остро нуждаемся в новых героях, готовых погибнуть в славных сраженьях за «светлое будущее» наших полковников и генералов.
Это ничего, что «афганцев» и «чеченцев» боятся даже близкие родственники. Это ничего, что их боевые реакции в «мирное» время попадают под статьи уголовного кодекса. Потому что там – можно стрелять в «плохих», а здесь - нет. Потому что война – не отпускает. Потому что эти "сельские мальчики" бессильны против вымуштрованных боевиков, защищающих свои города, и поэтому, когда убивают друзей, хочется просто мстить и убивать в ответ. И поэтому - они идут на мирные селенья, насилуют и убивают... детей, стариков и женщин. А потом они возвращаются домой. Где все по-другому. Где девушка не дождалась. И где страшно уже вспоминать себя с автоматом в руках, расстреливающим чеченских детей.

Это ничего, что теперь у нашей армии есть еще и свое телевидение. Новые мальчики подрастут. Новые гражданские войны будут кормить ненасытных олигархов от обороны.
А мне пора уезжать. Дезертировать. Слишком много войны уже было в моей маленькой жизни. И вот теперь – все сначала? Извините.
Министерство обороны, объединенное с быдлом – это страшная сила. Тут вам никакая интеллектуально продвинутая команда не устоит. Забастовку они готовят. Под лозунгом «Нет войне, не отдадим нашего любимого, замечательного и удивительного Главного бухгалтера на растерзание злобным полканам!».
Ай, вы ж мои умнички! Ай, как же вам такое только в голову-то пришло? Срочно прекратить балаган! Здесь вам курилка, а не антифашистское подполье. Могу себе представить, чем заканчиваются забастовки в Министерстве Обороны. Господа евреи, журналисты и просто интеллигенты! Еще не забыты танки в Новочеркасске? Я помню.
А женщина на руководящем посту - НИКОГДА!
- Вы что, не поняли, с кем разговариваете? – это Василий Сидоров!
Ага, это хрен с горы! - круче только звезды и вареные яйца. Только вы, дяденька, к моей организации никакого отношения не имеете, в штатном расписании не фигурируете и вообще - знать должны, что Главный бухгалтер – единица самостоятельная, не военнообязанная и в своей работе никому не подчиняющаяся.
А если вы решили моего Генерального подставить, то сначала я поинтересуюсь, не имеет ли он возражений по этому поводу, а потом уже подумаю, «шлепнуть вам по быстренькому» печать, куда вы попросите, или отказать.
И «шестерку» свою (два диплома купил, обалдеть! – ни один не выучил), от меня держите подальше. Он советник по общим вопросам, вот пусть вам и советует. А в моей работе общих вопросов не бывает, бухгалтерия любит конкретные логические построения, надежно подтвержденные первичной документацией.
Так и стояли бы мы стенка на стенку – «свои» и «чужие», журналисты и погононосители, но говорит мне однажды эта сосиска на ножках «по общим вопросам»:
- Совет директоров принял решение об освобождении Вас, Инна Юрьевна, от занимаемой должности Главного бухгалтера.
- И я-таки могу узнать причины? – спрашиваю.

Оп-па... а никто не ожидал.
И на ходу придумать мозгов недостаточно. Сидит - сопли жует и краснеет от тихой ярости. Генеральный ждет объяснений, «сняли» меня без его ведома. Он сам часом раньше узнал – за малым в глубоком реверансе не присел от неожиданности. Белый сидит от той же тихой ярости.
А я по серединке. Дивненько, дивненько.
Вообще-то, снять с должности Главного бухгалтера, не поставив в известность Генерального директора, могли только в армии. Это я так думаю. А сама говорю:
- Хорошо, Андрей Алексеевич. Допустим, принял Совет Директоров решение о моем освобождении от занимаемой должности без всяких оснований. Ну, и как Вы себе это представляете?
- В каком смысле? – выпучился Богачев, заерзал.
Гляжу, Генеральный расслабился, он меня давно знает, мы еще в контрагентах начинали. Бодались по каждому поводу, манеры он мои изучил. Козырный туз в рукаве у меня завсегда имеется. И работаю я вопросами, а не утверждениями. Так что оппоненту по любому либо отвечать приходится, либо молчать. Но не спорить. Улыбается Генеральный уголками глаз каким-то мыслям своим затаенным. А внешне нейтралитет соблюдает.
- Как «в каком смысле», Андрей Алексеевич? – удивляюсь. - Ну, не думаете же Вы, что я напишу заявление «по собственному желанию»?

Оп-па... он думал.
Быдло с высшим юридическим образованием думало, что для меня волшебные слова «Совет директоров» означают такую же безапелляционную власть, как и для него.
Быдло не знало, что класть я хотела на его Совет директоров, на Воинский Устав Российской Армии и на тупицу бездарного – него самого.
Быдло не понимало, что профпригодность и соответствие занимаемой должности основываются на знании ТК, НК, Конституции РФ и прочих законодательных актов, имеющих прямое или косвенное отношение к безукоризненной профессиональной репутации Главного бухгалтера, которого пока еще ныне здравствующий Совет Директоров и постановил своим безграмотным решением освободить от своего присутствия.

Уволить меня (даже по собственному желанию) Генеральный отказывался. Сначала нужно с «инициаторами дворцовых переворотов» разобраться. Это за моей «широкой спиной» шеф мог спать спокойно. Это я могла заявить Васе Сидорову, что его договоренности с Генеральным меня не касаются, подчиняться я не умею, а в воинских званиях и вовсе не разбираюсь. И будь ты хоть директор СССР! - если «СССР», конечно, не название фирмы, где я главбухом работаю.
Конечно, такого неподчинения «старшим по званию» гражданин Вася Сидоров «какой-то бабе!» простить не мог. Но на открытый конфликт «товарищи» не выходили, улыбались и про дела личные расспрашивали. Что ж, в интригах мы, возможно, еще и посоревнуемся. Вот кто привел нового бухгалтера, - тупого, безграмотного и послушного, - тот пусть за его работу и отвечает.
Но на понижение я не пойду, список свой послужной марать не позволю, а дела передам только после аудиторской проверки.
В должности меня Генеральный повысил единоличным решением. Зарплата тоже заметно похорошела. Полномочий больше, ответственности меньше. У, как интересно тут у вас «наверху»! А кто это у нас тут такой маленький, тощенький, глазки бегают, изо рта несвежее вечно исходит? Да еще и не знает ничего. Ну, вот до такой степени не знает, что иногда неловко на ошибки указывать. Зато гонору – тонна на килограмм живого веса. Так это же у нас Андрей Алексеевич, бывший Советник, а ныне Первый Зам. со всей уголовной ответственностью в придачу. Не тяжела она, сударь, шапка мономаховская?
Придется и мне признать, Андрей Алексеевич, что хоть и любила я профессию свою, а карьера в ней не бесконечная. Профессия меня, правда, тоже любила - ни в чем не отказывала. Адреналина – успевай перерабатывать, мозг даже во сне не выключается, как у дельфина – одна половина сны разглядывает, а другая бухгалтерские схемы просчитывает. Что еще нужно простой советской женщине? Ну, приходящий молодой человек, разве что... так их вона сколько. А любимая профессия в жизни - одна.
Да только волшебные или не волшебные слова эти, а Совет Директоров – все же не шуточки. И решения его принято исполнять. Так что быть Вам теперь, Инна Юрьевна заместителем Финансового Директора, а новому бухгалтеру – у Вас в подчинении. Спасибо, быдло. А то как бы мы жили, когда б не вы?
Я, например, нарожала бы детей, посадила бы огород и вязала бы моим малышам свитерки да шапочки. Меняла бы воду в вазе для цветов, чтобы дольше они сохраняли свежесть, читала бы добрые книжки, когда все улягутся спать, и любила бы своего еврейского мужа.
Скука да и только, не правда ли?

Но «бы» - это всего лишь частица возможного-несвершившегося, а БЫдло – не успокоится. Оно станет биться в истерике, оно введет пропускную систему, оно впервые в жизни потеряет сон и аппетит. Но теперь уже не отступит. Теперь в его жизни, наконец таки, появится смысл. Теперь в его жизни есть только одно главное дело – дело быдловской чести и уязвленного самолюбия ничтожества, волей судьбы оказавшегося у власти.
А я ж не святая! Хотя, кто безгрешен? Но у меня есть, пусть и одна всего, но очень болевая точка. И быдло ее обнаружило – ну, не признаю я дисциплину! - любую, кроме «само». Особенно утром.
До сих пор мне везло. Везло, потому что работать приходилось с людьми творческими и талантливыми. А по ним - хоть ночью трудись, хоть по выходным - лишь бы без халтуры и в срок.
Вылететь с работы за систематические опоздания мне не грозило, но выезжать на работу с запасом в сорок минут к стандартным двум часам на «московские пробки» с каждым днем становилось все тяжелее. Мой компьютер отключили от базы данных, мои полномочия саботировались. В конце концов, в отличие от Главного бухгалтера, должность заместителя финансового директора подлежала сокращению. Конечно, мой диплом журналиста и в этом случае не позволил бы господам офицерам избавиться от меня слишком просто, но я согласилась «продать» мое заявление «по собственному желанию» за несколько тысяч долларов. Такой уговор у меня с Генеральным был, когда мы из "Рамблера" вместе со всей командой уходили. Сергею Владимировичу я верила, а новым учредителям - нет. Так и договорились, что, в случае принудительного увольнения, мне выплатят двухмесячную зарплату. Как знала, ведь.

- Вот, - говорю, Андрей Алексеевич, - заявление об уходе, по собственному. Генеральный завизировал.
- Но здесь же нет Вашей подписи! – заверещал Богачев, опомнившись от неожиданной радости.
- Но я ведь еще не получила деньги, - отвечаю невозмутимо.
- Вы что, Инна Юрьевна, - становится он в позу оскорбленной невинности, - не доверяете мне?
- Знаете, Андрей Алексеевич, Вы сделали не только все возможное, но и все невозможное, чтобы я Вам не доверяла, - моя вежливость не имела границ, а Финансовый директор едва сдерживал хохот, ожидая команды от Первого таки выдать мне деньги из «черной» кассы, под его единоличную ответственность. Богачев медлил.

Оп-па... мальчик, так ты хотел меня кинуть?
А знаешь ли ты, что когда меня в последний раз кидать пытались, ты еще слова такого ни разу не слышал? Неужели ты думал, что сможешь избежать объяснений перед Советом Директоров, на каком основании ты выдал такому «скверному» Главному бухгалтеру такие шикарные «отходные»? А ты ведь выдашь. Хоть из своей зарплаты, но выдашь. Для тебя сейчас самое главное в жизни, это избавиться от меня. Потому что тебе Вася Сидоров приказал. Потому что ты шестерка бесхребетная, в какую должность тебя не поставь.
А Красная Армия может спать спокойно. Так и передай своему «настоящему полковнику» - слабая женщина покорилась неминуемой участи и отступила перед непрофессиональным, но мощным и неотвратимым натиском сплоченных шовинистских рядов.
Да и чего ж еще было ожидать ей от непрофессиональной армии, кроме хорошо отработанных и испытанных годами непрофессиональных методов? Они так привыкли, у них это получается.
В Чечне уже и чеченцев, считай, не осталось – истребили. Одни боевики да горстка граждан запуганных. Победили, можно сказать. А война все идет. Война - это в «нашей» армии бесплатная работа такая – «Родину защищать». И если какой-нибудь «комитет матерей» опять задумает «воду мутить понапрасну», мы со своего «гражданского» телеканала и напомним телезрителям, что у нас в стране всегда и во всем виноваты евреи. Так уж оно повелось.
Все красиво, все четко, по-военному. Трюк старый, а работает безотказно. Вот и в Госдуме человек надежный уже нашелся, и блеснул уже этой свежей ментальной конструкцией со всех «голубых» экранов. А мы только продублируем, в новостях, без акцентов. Пусть зрители сами и разбираются, кому доверять. Все равно им даже в голову не придет поинтересоваться однажды:
- Да сколько же тех евреев в России, что с ними никто испокон веков сладить не может?!!
А евреев в России меньше миллиона осталось. Это если полукровков считать, горных татов, крымчаков и «непризнающихся». Вот такая она наша правда. Только быдлу-то все равно. Его правда не интересует. Оно правду и знать не хочет. Оно и так чувствует, что не сегодня – завтра новое поколение о себе заявит.
Подросли наши детки. Не было у них коммунистической морали. Вообще никакой морали у них не было, пока мы демократию строили, до свободы слова дорвались, порнуху долгожданную в каждом киоске заполучили.
А без морали людям никак нельзя. Не умеем мы - без морали. Вот и создали дети наши, брошенные на произвол, свою собственную – жестокую, но справедливую мораль.
«А ТЫ КТО ТАКОЙ?» - называется.
Что же вы им ответите, уважаемые? Неужто так и скажете:
- Я быдло. Я всю жизнь делало подлости этим беспомощным, но талантливым – не от мира сего. Я всегда находило, кого обвинить в своей неспособности ни к чему, утаить свои лень, бездарность и зависть – к тому успешному и знаменитому... а пусть и еврею, которого мы давим-давим, клянем на чем свет стоит, а он только крепче становится, а у него, все одно, друзей прибавляется. И бабы наши русские за ним – на край света готовы.
Что же вы им ответите, уважаемые? - этим выросшим «беспризорникам перестроечных лет». Этому новоявленному сообществу с американизированным питанием. Этим карьеристам со статусной мыслеформой личностной значимости - будь то очередная «Фабрика звезд» или Юридический факультет МГУ.
Им давно наплевать и на вас, и на вашу устаревшую идеологию. Пока вы дрались за нефть, они выживали в нищете и разрухе. Они толпились в очередях у «Мак-Доналдсов» и покупали хрустящие пирожки с вишневой начинкой на украденные у вас двенадцать рублей. Вот оно – новое поколение России. И оно выбирает «пепси». Его стиль – деньги, бабы и драйв, что легко переводится, если задуматься, как привычные вам - счастье, любовь и богатство. А что вам не нравится, уважаемые? Вы же просто отстали от жизни. Новое поколение создало и свой новый язык, вы для них – лузеры, чайники, лолы и мамонты с папонтами. И не хотят они в вашу Красную Армию. А хотят они всё и, по возможности, сразу. Потому, что это – всепобеждающая «Американская мечта». А вы какого эффекта ожидали от биг-маков?

Оп-па... неужели и впрямь ожидали?
Ожидали, что все эти «суши-тусовки», «пирамидные карьеры» и «новогодний Египет за триста долларов» они променяют на бесславную гибель в неравном бою? За то, чтобы вы на свои заграничные счета гребли свои американские доллары, отмытые на якобы отстроенной заново Чечне, которую перед проверкой очередной комиссии именно в отстроенном заново месте снова разгромили «чеченские» террористы?
А если и так, то скажите мне - как бухгалтер бухгалтеру, какой дурак восстанавливает «мирную жизнь» во время войны? И зачем?
Скажите мне – как бухгалтер бухгалтеру – за что мы сражаемся друг с другом? За свободу вероисповедания? За право на автономию? Но разве нужно за это сражаться? Мы же цивилизованные люди. Давайте оформим «развод» и поделим имущество. Пусть каждый народ живет в согласии со своими традициями. Пусть каждый народ охраняет свои границы и соблюдает чужие. Пусть все берегут свою тайну.

2006 г.