18. Обитаемые острова Индонезии

(Из книги «Пятая графа рикошетом»)

Отказ в туристической визе. Ответственный офицер письменно выразил сомнения в моем желании вернуться обратно. В целом же, Австралия, по его мнению, ни в коем случае не имеет оснований сомневаться в моих «добрых намерениях».
Сотрудники турагентства потрясены столь выраженным вниманием к скромной персоне чудаковатой провинциалки, решившей, что она может с наивным видом купить билет и отправиться счастья искать, куда глаза глядят.
- Вообще-то, сказали они, - Австралийское посольство никогда не объясняет своих отказов. Даже устно. Вам не кажется, что это неофициальное приглашение подать документы с запросом вида на жительство?
Приятно. Но долго. Что там у нас на карте? – поближе к Австралии.

Поближе оказался остров Бали.
Этот рай на земле придумали древние драконы и прочие чудовища, свободно разгуливающие по острову и по сей день. Они ходят, тяжело приплясывая и звеня тяжелыми металлическими украшениями, сопровождая то карнавалы рождения, то праздничные похоронные процессии вдоль берега океана.
Каждое утро жители острова оставляют для них чашечку риса на пороге своего дома, украшенную свежими цветами.
Когда-то очень давно все драконы любили одну корову. Корова стала священной, а от нее и все родственники ее, и потомки.
К середине второй недели мы обнаружили на дне чемодана банку сгущенки и возрадовались, как дети малые. Сгущенка была такая родная, такая привычная и такая русская! - судя по всему, начиналась ностальгия.

- Они забрали банку, - сообщила дочь, вернувшись из ресторана гостиницы, где пыталась раздобыть «открывалку» типа консервный нож.
- Как забрали? – только и вымолвила я.
Все это время сервис островитян значительно превосходил представления простых советских граждан о таковом. Нам даже разрешали уносить завтрак в свой номер.
В путевку был включен утренний «шведский стол». Мы же не знали, что все нормальные люди завтракают до восьми часов утра!
Первые два дня, с перепугу, нам как-то еще удавалось влить в себя по коктейлю из свежевыжатых соков. Мой утренний кофе с «никотиновыми добавками» продолжался, пока Мара ковырялась в салате и пыталась проглотить столь любимый ею в нормальное время дня омлет с овощами. Уводила я ребенка с недоеденной булкой в зубах. Остальные части тела ее были чрезвычайно заняты в это время.
Дело в том, что в Индонезии принято оказывать специальное внимание симпатичным деткам. Обычно их игриво пощипывают за щечку или за подбородок. Мою «симпатичную» такое обращение раздражало до истерических судорог и подергиваний. Не долго думая, Мара нашла оптимальный выход. Зубы она «мертвой хваткой» сцепляла на булке, ногами она шла, а руками размахивала, как обезумевшая ветряная мельница.
И что я могла поделать? – не заставлять же девочку терпеть «домогательства». Пусть лучше думают, что она у меня невоспитанная. Не знаю, чтобы я сама еще вытворяла, если бы каждый встречный вдруг возжелал ухватиться за какую-нибудь из частей моего драгоценного туловища.

После завтрака мы отправлялись в бассейн на берегу океана. Мара нечаянно научилась плавать, и теперь категорически отказывалась обедать в городе - в ущерб пляжным развлечениям. Ресторанное меню нашего отеля, в отличие от «шведского» завтрака, отнюдь не поражало разнообразием. Зато цены бесстыдно стремились за грань среднечеловеческого понимания.
Лично я - у воды всегда хочу есть. Наверное, это рефлекс с детства. На Ростовских пляжах все едят. Это часть отдыха. К этому готовятся заранее. Варят молодую картошку с укропом и сливочным маслом, заворачивают котлетки в фольгу, заготавливают массу для окрошки, чтобы потом в нее только квас нужно было добавить.
Конечно, если не успел как следует собраться, то приходится есть «пляжный» шашлык или беляши, в крайнем случае – фрукты или вареную кукурузу, которые разносят торговцы.
Словом, я не то чтобы очень страдала от голода, просто мне для полного счастья не хватало традиционной водоемной трапезы. Мысль об упущенных утрешних возможностях вызывала калейдоскоп гастрономических образов и беспомощное сожаление по поводу собственной неспособности наслаждаться ранним завтраком.
Японцы, совсем другое дело. Их группа оказалась с нами в «потоке». Еще в Джакартском аэропорту мое внимание привлекла шумная толпа с детьми, фотоаппаратами и дикими выходками. И не было конца моему удивлению.
Прежде судить о японской культуре я могла только по фильмам и книгам. И, почему-то, была уверена, что в стране восходящего солнца не принято скакать по аэропорту, забираться на высокие горшки с пальмами, чтобы позировать для камеры, и громко звать приятеля из другого конца зала, чтобы угостить его недоеденным эскимо.
Джакарта – душная, крайне американизированная, но при этом - мусульманская, столица Индонезии. Меня удивило, что работники аэропорта ни разу не сделали замечания разгулявшимся не в меру пассажирам. В Шереметьево-2 их бы уже окружил наряд нашей доблестной милиции и «призвал к порядку». Местные полицейские, похоже, приняли японцев за дикарей и только следили, чтобы они ничего не сломали - себе или аэропорту.
В самолете мы тоже оказались рядом. Но до Бали меньше двух часов лету над океаном, так что неутихающих японцев еще как-то можно было вытерпеть. Но я и предположить не могла, что мы окажемся в одном отеле.
Благо, туристические программы японской группы были столь плотными, что встречались мы исключительно за завтраками. Однако и это кратковременное соседство казалось незаслуженным испытанием в столь, и без того, не самый подходящий для пробуждения час.
Мара почему-то решила, что мы непременно должны посещать ресторан по утрам, а до вечера любое предложение отклониться по курсу от бассейна она отвергала как несостоятельное. Однако мой здоровый, тренированный годами организм отвергал любые рациональные доводы в пользу завтрака.
Японцы ели. Ни позже, ни прежде – не видела я, чтобы люди ели столько. Кормили индонезийцы от всей души и с удовольствием. Меню включало салаты, соки, фрукты; мясо, рыбу, птицу, морепродукты, обязательный горячий омлет с добавками десяти-двенадцати видов или глазунью, а также гарниры, пловы и десерт на любой национальный вкус. Все для туристов. Мы же без вас не выживем на этом крохотном островке в океане! Так кормили индонезийцы и улыбались. До тех пор, пока на них с неба не свалилась эта группа туристов.
На третий день нашего сонного присутствия на утренней «шведке» встревоженные официанты непрестанно поглядывали то на толстого японского мальчика лет шести, который снова отправился за добавкой, то на меня – допивающую свой утренний кофе с сигаретой.
- Почему Вы ничего не кушаете? Вам не нравится? – с несчастным видом обратился ко мне засланный индонезийский «казачек».
- Что Вы! – все очень вкусно, просто я не могу себя заставить поесть в такую рань, - отвечаю тоже на ломанном английском.
- Тогда Вы должны забирать свой завтрак в номер, - озадачил меня молодой человек в синем «сарафане». Национальной мужской одеждой на острове являлся длинный шелковый балахон с широким вышитым поясом. Этот по-детски строгий юноша в платье показался мне очень забавным, и я даже смогла улыбнуться сквозь хмурое свое настроение.
- Но ведь это «шведский стол», не положено, - возразила я.
- Вам положено, - заявил администратор, бросив полный ужаса взгляд на японского детеныша. Мальчик как раз решил, что перекусил он на славу и теперь пора приниматься за десерт.
Круглолицее создание застыло перед фруктовыми блюдами, словно пытаясь сообразить - что будет, если аккуратно нарезанные скибки спелого арбуза положить на аккуратно уложенные плотной горкой пирожные? Тяжелое блюдо с кремовым лакомством он благоговейно прижимал к своему животу обеими руками, одной было не удержать. Все шло к тому, что за арбузом придется вернуться с чистой тарелкой. Результаты столь напряженной мыслительной деятельности унылой гримасой отразились на лице несчастного ребенка.
Официант закрыл глаза, видимо сосчитал до трех, потом решительно взял свободный поднос, нагрузил его до отказа и демонстративно понес в наш номер. Мы растерянно засеменили следом, а взор японского мальчика исполнился священной зависти и расовой неприязни.
В этот день мне, наконец таки, удалось уговорить дочь сделать перерыв в водных процедурах – минут на пятнадцать. За это время мы успели добежать до номера, стремительно позавтракать, и вернуться обратно к бассейну.
Жизнь начинала налаживаться. По пути из ресторана Мару перестали дружелюбно хватать за разные части личика - в страхе, что она уронит поднос или швырнет его в «нападающего». Я спокойно выпивала свой кофе перед самым закрытием «шведки», когда в зале и на веранде уже почти не оставалось людей, а завтрак благополучно сместился в привычное для меня послеобеденное время.
С японцами мы больше не виделись. Судя по всему, наши интересы относились к «параллельным» реальностям, и ранняя трапеза оказалась единственной точкой необъяснимого пересечения столь чуждых друг другу миров.
К середине второй недели мне удалось убедить персонал, что им не стоит так волноваться о нашем комфорте. Потому, что я в состоянии самостоятельно расстелить постель, а москиты нас не беспокоят. Что цветы в нашем номере еще свежие и красивые, и что люди в Индонезии добрые и внимательные. А на дне чемодана мы нашли банку сгущенки.
Как же я сама не сообразила? Отправить ребенка к поклонникам религии Хинду - с консервной банкой, на которой нарисована корова! Диагноз понятен – «солнечно-лучевой ожег мозга, сопровождающийся потерей реакции, свойственной режиму выживания». Коротко – расслабилась.
В дверь постучали.
На пороге стояла девушка серебряным подносом. На подносе - белая льняная салфетка. На салфетке – наша «сгущенная» корова, готовая к употреблению, и две чайные ложечки.
Девушка смущенно улыбалась. Не то чтобы моя семилетняя дочь толком не объяснила, чего хочет, просто сделала она это по-русски. А пока народ искал на этикетке хоть одну знакомую букву да совет держал, ребенок куда-то исчез. Буквы знакомые попадались, но проблемы это не решало. Постановили – вскрыть «неопознанную» банку и отнести ненормальным туристам. Не работу же терять из-за них.
До сих пор я так и не знаю, кому в религии Хинду разрешается пить священное коровье молоко... кроме богов, конечно.

Две недели душевных восторгов, телесных наслаждений и кулинарных изысков закончились так же неожиданно, как и начались.
Перелет на Яву напоминал о необходимости заняться чем-то обыденным и, как всегда, неотложным. Туристическая виза просрочена, самолет на Москву безвозвратно отбыл ввысь, за пределами аэропорта по-английски говорят только иностранцы и местные проститутки, да изредка - хозяева отелей и ресторанов.
Это тоже Индонезия. Грязь, духота и реки открытой канализации, несущиеся в океан.
Это тоже Индонезия. Другой остров, другой язык, другая религия.
Это тоже Индонезия. По-своему красивая, добрая и удивительная.

Вот Джалан-Джаксон, главная улица туристического центра столицы, вот Рина – обыкновенная индонезийская проститутка, мой гид и переводчик по совместительству. Вот наш любимый бар. А вот посольство Австралии - столь близкой с островов Индонезии и столь далекой с бюрократической точки зрения.
- Извините, но Ростов-на-Дону не относится к зоне военных действий Чеченской войны. Вы сможете иммигрировать в течение трех лет с момента подачи документов, сразу после их рассмотрения. Вы можете не сомневаться в том, что вопрос будет решен положительно. 
Спасибо. А то я сама не знаю, что в Австралии баб не хватает!

Запрос на продление визы подан. Теперь остается только ждать и придумывать, что делать дальше. Рина, обыкновенная индонезийская проститутка, сопровождает меня повсюду. Она приятная необразованная девушка. Она мечтает родить ребенка от европейца. В Джакарте Рина едва зарабатывает себе на жизнь и ночлег, имея клиентов всего несколько раз в неделю. Потому, что в Джакарте проституцией занимаются девочки с двенадцати лет и конкурировать с ними сложно. Они идут на дискотеку с портфелями и ранцами для школы, говорят, что им уже исполнилось шестнадцать, требуют от клиента отель с завтраком и отправляются с первым попавшимся, кто соглашается. Вдруг, еще повезет. Вдруг, среди этих клиентов они найдут постоянного мужчину, который поможет им устроится в жизни, получить хоть какое-нибудь образование, или выйти замуж за состоятельного человека.
Рина тоже мечтает о счастье, поэтому она не хочет возвращаться в свою далекую деревню. Да и какое счастье может ждать ее там?
Каждый день мы встречаемся в баре на Джалан-джаксон. Эта маленькая узкая улочка сплошь застроена отелями и барами. Она почему-то особо отмечена во всех туристических путеводителях по Индонезии, так что увидеть здесь можно кого угодно и сколько угодно.
Я угощаю Рину пивом, а она добывает для меня полезную информацию и знакомит с людьми, которые имеют ко мне интерес. Чаще всего интересом оказывается очередное предложение выйти замуж и таким образом решить все мои проблемы с визой и прочими государственными тонкостями.
Идея моего брака с индонезийцем совершенно нежизнеспособна, однако Рину это развлекает. К тому же, разочарованные моим категорическим отказом мужчины, нередко становятся ее клиентами на ночь.

В российском посольстве меня приняли доброжелательно-вежливо, но помочь отказались. Посол дал понять, что пока я не вляпалась в неприятную историю в Индонезии его возможное участие в моей судьбе крайне ограничено. Мои заверения о том, что я не готова куда-либо вляпываться, он встретил с искренним пониманием и радостью. Не солоно хлебавши, мы с Марой отправились в любимый бар на Джалан-джаксон.
Был еще ранний вечер и заведение пустовало. Мара заказала натуральный лимонный сок с сахаром, а я минералки. Есть не хотелось. Два вентилятора гудели и кружились над нашими головами в полной тишине, обдавая нас встречными потоками горячего воздуха. Плюс сорок в тени - это обычная температура для асфальто-бетонного центра столицы Индонезии. Но пока посетителей нет, в этом уличном баре с деревянным навесом все же значительно прохладнее, чем под открытым небом.
Через час здесь соберется толпа, чтобы напиться недорогого пива перед походом на дорогую ночную дискотеку. Иностранцы в поисках «дешевых» девушек на «вечер с продолжением» рассядутся по углам и станут ждать, когда им предложат свои навязчивые услуги молоденькие (и не очень) индонезийки.
Даже беременная Фри должна получить сегодня клиента. Она счастливая, ей удалось подловить нетрезвого русского контрабандиста и зачать от него «белого» ребенка. Но теперь нужно что-нибудь кушать, и еще скопить денег на несколько месяцев вперед, когда ей уже трудно будет работать. Живот и сейчас уже слишком велик, но некоторых клиентов это даже привлекает. А иногда ей дают денег просто из сочувствия. Или, чтобы отвязалась. Жаль, что русские не такие, как европейцы. Не заботятся о своих детях. Другим девушкам больше повезло. Им мужчины высылают деньги на содержание и обучение детей. А на эти деньги и самой уже можно прожить, если правильно экономить и немного подрабатывать. Но русский контрабандист был такой красивый и обаятельный. Он ухаживал, как настоящий мужчина, а не вел себя, как обыкновенный клиент. Если родится девочка, она сможет зарабатывать много денег, потому что будет такая же красивая, как папа. А может быть, она выйдет замуж за богатого иностранца и ей совсем не придется заниматься проституцией. 
Все индонезийские девочки рано или поздно должны себя продавать, чем дороже, тем лучше. И даже когда они выйдут замуж, им, скорее всего, придется содержать семью. Секс за деньги – это работа. Измена - это если бесплатно, по любви. Тогда драки в доме не избежать. Муж рассердится.
Рита работает в банке, она операционистка, умеет говорить по-английски и обслуживать кассовый аппарат. Рита дорогая проститутка. Потому, что она образованная и у нее хорошая работа. Провести ночь с такой девушкой – престижно. Она не идет, с кем попало. Для своей двенадцатилетней сестры Рита тоже нашла хорошую работу – танцовщицей в ночном клубе. Сестру Риты к этому готовили с детства, чтобы она могла правильно выгибать каждый пальчик на руках и ногах, и чтобы ее суставы гнулись во все стороны, как нравится древним драконам. А какие-то австралийцы сняли документальный фильм о сестре Риты и о том, какая она несчастная маленькая девочка. Они сказали, что это жестокие родители продали родную дочь в рабство. Но это не правда. Сестра Риты через год сама убежала бы в большой город из родного дома, где ее ничего не ждет, где она так и умрет, нарожав детей и вкалывая за копейки на рисовой плантации. Австралийцы не понимают, что в Индонезии у девушки нет лучшей судьбы. Только если очень кому-то повезет, но такое бывает не часто.
А эта глупая русская за тысячу долларов не пошла... с таким уважаемым человеком. Немец, двадцать шесть лет здесь живет. Не женатый. Что он только нашел в этой доске в длинном платье. Тут стараешься, стараешься, толстые рейтузы в такую жару надеваешь, чтобы хоть немного полнее казаться. А она плоская, да еще и в обтягивающем черном. И за тысячу долларов не пошла…

Глупая русская карьеру проститутки начинать не планировала. К тому же, найти другую работу в Индонезии оказалось не так уж и сложно.
Мой будущий шеф был огромен и смугл. Иностранные языки, судя по всему, ему не давались. Поэтому он женился на молодой красивой девушке «со знанием английского». Она же была его секретаршей, помощницей в бизнесе и «представительским пакетом».
В их офисе я оказалась случайно, за компанию с русскими предпринимателями, с которыми познакомилась, как и следовало ожидать, в баре на Джалан-джаксон. Мы решили поужинать вместе, а до этого они пригласили меня на встречу со своим поставщиком.
Поскольку покупать я ничего не собиралась, хозяин принимал меня как гостью. Мы пили чай и разговаривали обо всяких неважных вещах - с помощью его супруги. О том, что я неплохо владею русским, мой будущий шеф безусловно догадывался. Но когда выяснилось, что я свободно общаюсь на польском, богатый индонезиец решил, во что бы то ни стало, сделаться еще богаче. И желательно, в ближайшее время.
Бизнесмен имел солидное швейное производство. Основными покупателями кожаных курток типа «пилот» как раз являлись русские и поляки. Но что странно, многие из них проявляли такую же неспособность к языкам, как и сам хозяин. Мое появление волшебным образом сводило на нет проблемы коммуникации. Предложение я получила немедленно.
Вид на жительство, офис, автомобиль с водителем, все явки потенциальных покупателей, и очень хорошая зарплата. В Индонезии. Почему бы и нет? Для тридцатилетней девушки без высшего образования вполне серьезная заявка на успех. Необходимыми и достаточными условиями являются три языка и происхождение.
Происхождение! – вот оно где, оказывается, обнаруживается. В Индонезии.
Здесь ты автоматически становишься русским. Наряду с Жириновским и Горбачевым. Здесь ты, практически, один из них, национальный герой. Здесь знают о России только это, но это много... очень много. Так много, что впору задуматься – хорошо это или плохо.

Индонезия дружила с арабами и, как следствие, не дружила с евреями. Вернее сказать, с израильтянами. Сей факт огорчил бы меня значительно больше, будь это проявлением «расовой неприязни», а не государственной политикой. Но нет, все обошлось.
От политики же я далека настолько, что, даже когда мне случилось работать в редакции «Демвыбора», в первое время я непрестанно попадала в курьезные ситуации.
Однажды, например, мне позвонила Любушка Захарченко и принялась рассказывать свежие новости от «Яблока».
- Любушка, я не знаю, что такое «Яблоко», - умудрилась я как-то вставить в эти «сорок слов в секунду». Так я называла безумно-талантливую и талантливо-безумную подругу юности моей. За ее песни можно было Родину продать, но Родина оставалась глуха. Родина строила демократическое общество, расстреливала демонстрантов и ездила на «броневиках». А Любушка продолжала любить ее и верить в светлое демократическое будущее своего народа.
- Боже мой! – воскликнула Любушка восхищенно. – Ты удивительный человек. Я не представляю, каким образом, будучи директором политической газеты, ты умудрилась сохранить такую политическую невинность.
- Любушка, Генеральный директор – это администратор. Он не обязан знать, что такое «Яблоко».
В подобной уверенности я пребывала бы и по сей день. Но, развернувшись от аппарата, я обнаружила, что моя «редакция» стоит полукругом, достаточно тесным (разве что за руки не взялись), чтобы понять – за время этой беседы произошло нечто ужасное.
Вообще-то, коллектив уже принял меня в «свои», но еще поддерживал субординационную вежливость, как это поначалу бывает с приходом нового руководителя. На роль «метлы», которая сейчас начнет все «по-новому» я не подходила, но и чего от меня в таком случае ожидать, народ еще не понял.
В напряженном молчании начало проскальзывать патриотическое возмущение чем-то вопиющим, чем-то, что до меня не доходило, видимо, настолько очевидно, что наш корректор Ирина Александровна, наконец-то, решилась пояснить:
- Инна Юрьевна, - вкрадчивым голосом молодого сапера начала она. – Инна Юрьевна, вы должны знать, что такое «Яблоко»! - Оказывается, я не администратор, а официальный представитель от Партии.
Что ж, должна, так должна. Непьющий исполнительный водитель, был немедленно снаряжен за коньяком и «останкинским джин-тоником», а я приготовилась к политинформации, которая с тех пор стала неотъемлемой частью моих трудовых будней.
Сотрудники радовались сообразительности своей «генеральши», а также ее способности запоминать «главные» и «заглавные» фамилии народных героев, а я еще не знала, что глупо уйду из редакции перед самым дефолтом и надолго останусь без работы. Потому что в «черном» бизнесе бухгалтера никому не нужны, а больше я ничего не умею. Не знала я, что стану «учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин». Не знала, что смогу работать без отпуска и выходных с утра до ночи много лет, и что единственным моим желанием в этой жизни будет желание выспаться. Не знала я, что когда-нибудь уеду в Эквадор со своей уже взрослой дочерью – навсегда.
Все это было неведомым будущим, которое пока еще, наверное, поддавалось коррекции. Потому что я почти согласилась остаться в Индонезии. Я попросила всего один день «на размышления». Я открыла дневник не стой стороны и увидела песню Корфа, наспех записанную в прошлом Лиманчике, пока он не передумал диктовать:
«Закури сигарету «Житан», - заныло что-то внутри.

«...Выпей чашку ямайского рома.
И почти что окажешься там,
И почти заскучаешь по до-о-о-о-му...»