Похвала Советскому телевидению...

          Воздам и я хвалу и последние почести давно почившему Советскому телевидению! Пока ещё не совсем поздно. А то как-то не горю я желанием присоединятся к многоголосому хору, или толпе желающих пнуть мёртвого останкинского льва. Я такого мнения – похоронили,  и пусть земля ему будет пухом. Телевидению Советскому! О покойнике либо ничего, либо только хорошее.  Итак – ничевое и хорошее о Советском телевидении!
 
          После армии, году эдак в одна тысяча девятьсот восемьдесят шестом, решил я,  что жизнь деревенская очень опасна для моего хрупкого здоровья. Не потому что я боялся,  простой как оглобля и не творческой крестьянской работы, привык вроде бы ещё с самого детства пахать в лесу и на огороде, а просто не видел смысла с таким напряжением зарабатывать нелёгкие деньги, чтобы потом с не меньшей легкостью их пропивать. Глотая самогон из свекольной патоки и бальзам из жестяного технического спирта. Потому что кроме как пить водку,  вечерами в колхозе делать было нечего. Совсем-совсем  нечего.
 
          В деревенском,  деревянном клубе шли сплошные «Ленины в Октябре» да «Зиты и Гиты» так обожаемые деревенскими перезрелыми тётками и вызывающие зубовный скрежет оставшихся зубов,  у мужиков. По телевизору тоже разнообразия было немного – по одному каналу столичный официоз, ура, вперёд, в поход, в полёт -  перемежаемый местными новостями на тувинском языке, а по другому  каналу столичный же официоз,  перемежаемый местными же новостями на хакасском языке. Кстати, местные новости были единственными передачами,  которые я смотрел с удовольствием. Там на телевидении работали девушки редкостной красоты. Видимо так раньше происходил отбор «мисс Тува» и «мисс Хакассия» и работа диктора в новостях, была главным призом. Завораживал голос ведущих, - Эзэн нар! Арлагар стар! – дальше я ничего не понимал. Я просто смотрел на их глаза и губы. От всего остального,  что было прописано в программе,  хотелось лезть на стенку.
          Магнитофон не радовал, хорошие записи доставать было негде. Меня немного спасал древний ещё ламповый,  но надёжный радиоприёмник «Урал – 57» по которому  я ловил жутко враждебные для крестьян передачи  - «Голос Америки» и «Свободная Европа», иногда прорывался «Добрый друг» из Южной Кореи. Только так можно было узнать немного настоящих новостей. У остальных односельчан не было и такого запретного удовольствия. Тот,  кто не спивался, тот быстро сходил с ума. Что представляло из себя,  не очень большую разницу в диагнозе. Одно время,  я правда работал линотипистом, а заодно и внештатным корреспондентом местной газетки. Но всё что я сдавал в печать, перерабатывалось редакцией,  до состояния и стилистики годового бухгалтерского отчёта и я скоро бросил бессмысленную борьбу с бюрыми кратами как нигде царившими в редакции!
          Я решил уехать в город, чтобы вести жизнь простого советского пролетария. Выполнять и перевыполнять досрочно план, получать вымпелы и грамоты и медленно двигаться в очереди на квартиру. Всё таки в городе и выбор развлечений был побольше.  Кроме того, на заводе,  который я заранее облюбовал для себя,  было очень много молоденьких девчонок и опытных дам,  которые ради мечты о замужестве могли иногда и поступиться девичьими принципами. С удовольствием поступиться! Чтобы стимулировать процесс  вступления в брак. Стройка считалась комсомольско-молодёжной! А значит, не очень то и скучной.

          Однажды солнечным деревенским утром я сложил в модный тогда чемоданчик «дипломат» пару рубашек, пару трусов, две пары носков и зубную щётку с пастой, да и убыл в город с последними ста пятьюдесятью рублями в кармане. И через неделю уже был устроен на завод и заселён во вполне приличное общежитие. В светлую просторную квартиру на девятом этаже жилого дома. Единственным недостатком общежития,  являлось полное отсутствие красивых женщин.
          Все женщины которые имелись там в наличии, как то – заведующая, завхоз, кастелянша и четверо вахтёрш были очень далеки от физического и морального совершенства.  Это был просто кладезь будущих злобных тёщ. Минотавров в юбках. Договориться и привести девушку на ночь,  было нереально никак. Общага была чисто мужская,  и знакомится с девушками,  приходилось ходить за железную дорогу в женское общежитие,  где стояла такая же проблема обратной полярности. Там невозможно было остаться на ночь. В одиннадцать часов вечера всех гостей противоположного пола безжалостно и со скандалами выпирали из комнат. Как будто после одиннадцати всякая жизнь, в том числе и половая в городе прекращалась. Обидно до слёз. Ну ладно летом, а зимой встречаться было негде совсем.
 
          К моему удивлению и в городских кинотеатрах репертуар был тот же самый что и в деревне. По телику мутили те же самые два канала – первый и второй,  только что без так знакомых мне до слёз красивых девушек аборигенок. Пить втихаря от комендантши,  я тогда ещё не умел и поэтому решил посвятить все свободные вечера духовному и физическому совершенствованию. Самосовершенствованию. Я поступил учиться в Машиностроительный техникум. Я по частям привез из цеха ширпотреба штангу и качал мышцы,  добиваясь фигуры от которой бы женщины рядами падали мне в объятия. Когда наступила осень, то на стадионе «Локомотив» открыли конькобежный сезон. Там вечерами гремела громкая музыка и народ выписывал кренделя на коньках. Даже если у тебя своих коньков не было, можно было взять их напрокат. Стоило всё это удовольствие,  всего-то двадцать копеек в час. Но на эти двадцать копеек я получал столько удовольствия и адреналина, что был готов свернуть горы и переплыть океаны, полностью преобразовав землю для собственных нужд. Я просто с нетерпением теперь ждал вечера,  чтобы сломя голову броситься в круговорот закалённых спортивных тел и обжигающего лёгкие морозного воздуха.

          На каждый вечер я как тренер ставил себе задачу и добросовестно её отрабатывал по полной программе. В один из таких вечеров я должен был совершенствовать свой обратный ход. Я хотел не просто быстро ездить спиной вперёд, но и попытаться достичь при этом максимальной скорости. Проще говоря,  ездить задом с такой же скоростью,  как и при езде вперёд. И я уже почти достиг поставленной задачи. Круг за кругом я резал лёд, под восхищёнными взглядами  малышни и подростков, под завистливыми взглядами пожилых дам и неторопливых пенсионеров и уже почти гордился сам собой!

          Ещё один круг и я собирался уже уходить  домой. Я набрал приличную скорость и почувствовав спиной опасность,  едва успел повернуть голову. Прямо на меня,  в противоход  всем катающимся медленно скользила приятная дама приятных габаритов, в ярко красном спортивном костюме.  Она видимо встала на коньки совсем недавно,  о чём говорили её широко расставленные ноги и ещё шире раскинутые руки. Уходя от опасного столкновения,  я попытался  проскользнуть мимо неё на одном коньке, но скорость была на столько большой, что я просто не успел до конца убрать одну ногу и зацепившись коньком за её конёк, со страшной силой кувыркаясь, ударился об лёд. Я заметил,  что мой полёт она проводила недоумённым взглядом. Этот удар она едва почувствовала.

          Очнулся я,  лёжа на холодной плоскости льда. Кружилась голова. Звуки музыки звучали громко, но замедленно и как-то расплывчато. Вокруг меня нарезал круги какой-то долговязый парень в длинном шарфе несколько раз намотанном вокруг шеи.
          - Живой? – спросил он. Звук его голоса доносился до меня как из колодца.
          - Живой! – ответил ему я и протянул руку. Рывком он поднял меня со льда. Я встал и с трудом побрёл в раздевалку. С уха капала яркая кровь. На виске я нащупал небольшое рассечение, под которым медленно набухала огромная опухоль. Каждое неосторожное движение отзывалось резкой болью мозга. Странно, а я раньше и не думал,  что мозг может  болеть простой физической болью.

          Я ехал домой в автобусе и каждая кочка на дороге,  отдавалась в моей голове как удар молотка. Меня мутило и тошнило. Хотелось побыстрее лечь и не двигаться. Но назавтра мне нужно выходить в смену на работу,  а как? Нужна какая нибудь справка из поликлиники, иначе поставят прогул. И выбравшись на конечной остановке в Солнечном из автобуса, я побрёл в медпункт, отгоняя руками желтые круги перед глазами.
          Дежурный врач в поликлинике, солидная тётенька с сигаретой в зубах, выслушав мой печальный рассказ о падении на катке и осмотрев меня, смазала рану зелёнкой и залепив лейкопластырем, сказала мне.

          - Хватит врать то! На катке он упал. Бабушке своей рассказывать будешь, а мне не надо. Ко мне из вашей общаги каждую неделю с такими «падениями» ходят. И чего вам там мирно не живётся?  Вечно дерётесь, чего-то делите. Чего делить-то…, баб на всех хватит. Вон вчера ещё один комсомольско-молодёжный отряд пригнали. Медосмотр проходили. Одни девки. Да и здоровые все как лошади, - и я сидел и не спорил с ней, потому что справку и освобождение от работы всё-таки она мне выписала. Хоть и не поверила ни одному моему слову.

          Я отдохнул, отлежался и уже стал почти забывать эту грустную историю. Поехал я на каток в следующий раз только через три недели. Когда предыдущие печали уже отошли в сторону. Я вышел из автобуса и двигался по направлению к стадиону, когда почувствовал лёгкое прикосновение к плечу и тихий женский голос, - Извините пожалуйста!... Я обернулся и увидел перед собой девушку со стеснительной улыбкой и ямочками на щеках. Её приятная полнота что-то напоминала мне и я с удивлением вспомнил,  что это та самая особа из-за которой я чуть не убился на льду.
          - Вы наверное злитесь на меня, - стеснительно говорила она, - не обижайтесь пожалуйста, я просто сама очень испугалась. И не смогла к вам подойти сразу.  Я наверное теперь ваша должница? Давайте зайдём в кафе и я вас чем нибудь угощу? – её наивность граничила с её красотой и непосредственностью. Первый раз в жизни..., женщина меня приглашала в кафе!

          Сердце моё сразу растаяло и потеплело от её ямочек на щёчках. Я согласился. А как я мог не согласится? И мы ещё долго потом вместе катались на катке, где она наивно пыталась меня придерживать за локоть от падений. Болтали о музыке, о поэзии о моей и её работе. А когда я ехал с ней рядом в автобусе домой, на окраину города,  в Солнечный,  я понял, что я в неё безнадёжно влюбился! Настолько мне рядом с ней было тепло и светло.  Так,  второй раз подряд она меня страшно травмировала. Но на этот раз,  попав прямо в слабое сердце. Боль была сильной, но сладкой.

          О чем это я хотел сказать, в самом конце своего повествования? Ах да! Это же у меня такой тост! Так выпьем же за великое Советское телевидение! Которое своей тоской, вечерами, выгоняло нас из домов на улицы и помогало знакомиться с красивыми и ласковыми девушками. Потому что никакой телевизор не заменит живое человеческое общение! Прозит!