2. Безотцовщина

(Из книги «Пятая графа рикошетом»)

В детстве я думала, что национальность – это, как фамилия, ну, чтобы дразнить удобнее было. А потом узнала, что за национальность не только дразнят, но и бьют. И бьют, как оказалось, не по «свидетельству о рождении». Мне так все больше по носу доставалось, пока сама драться не научилась.
Но Света утверждала, что мы чистокровные русские.
Само по себе такое утверждение должно быть имело под собой веские основания, коих я по причине ограниченности ума своего - или в силу других обстоятельств – но никак уяснить не могла.
Отец ее – «сталинский» подполковник с украинской фамилией, когда второй раз женился, после службы в Германии, забрал Свету в Калининград.
Мачеха - эстонка, считала себя аристократкой, и проблемы воспитания падчерицы относила за счет незнатного происхождения девочки.
Свою родную мать Света не помнит. Мария умерла от родов. В Нижнем Новгороде по ней сестра осталась. С ее дочерью старшей Света в один день и родилась. Так что бабушка Нюра из роддома пришла с двойняшками.
- Бабушка, бабушка! Ну, скажи, откуда мы происходим? – приставала я, когда повзрослела.
- А зачем тебе?
Я так и обомлела. Даже не думала никогда. А и действительно, зачем?
- Не знаю. Но ведь у меня нет других родственников, Света ни с кем не водится. А мне интересно.
- Крепостные мы. Из Пензенской области. Больше я и сама ничего не знаю.
- А мы русские, бабушка?
- В этом уж и не сомневайся. В той глухомани иноземцев отродясь не бывало.

У бабушки левый глаз цвета темного янтаря с крапинками, а правый – зеленый. Волосы длинные, седые уже, она их каждое утро в «пучок» убирает. Тетки мои - кареглазыми вышли. Ширококостные, брови густые. Может, и русские, только больно уж носатые и черноволосые.
Одна я со своими «кучеряшками» пепельными - в отца. Света так всегда и говорила: «Глаза выпучит, подбородок выпятит, отродье китасовское».
А с возрастом у меня и профиль «выровнялся». Греческим носик мой не назовешь, зато на римский вполне потянет.
Тут-то все и началось. Было мне лет одиннадцать уже, когда «крошка-дочь пришла к маман, и спросила кроха»:
- Мам, а у нас в роду евреи есть?
- Боже сохрани! – взвизгнула моя обычно невозмутимая Света.
«А Бабеля не отдала тому еврею в поезде. Уж как он ее уговаривал», - подумала я.
По более взрослым размышлениям стало очевидным, что теософический возглас сей вовсе не был происхождения антисемитского. Он целиком и полностью относился к разряду реальных проблем человеческих.
Воображение у Светы живое, способность к анализу - машиноподобная. Представить себя одинокой мамашкой - с «пятой графой»! - ей труда не составило, а вот сдержать в себе вопль ужаса она не успела.
Преподносить сюрпризы меня никто не учил, это врожденное. Так что Света - натренированная. Но к такому! - даже она была не готова.
Что ж, ей виднее. Только безотцовщина с «прибалтийской» мамашей - на окраине Ростова – тоже не сахар.
Окраина Ростова – это вам не портовый Кёнигсберг, где самый примитивный «ящик» на домашнюю антенну западные каналы ловит.
В Ростове заграницу даже в кино не увидишь.
Да и некогда честным людям на их капиталистический образ жизни в телевизор пялиться, работать надо.
Нас сюда не затем зазывали, чтобы мы нравственность свою разлагали. А чтобы на заводах трудиться. Страну свою поднимать. Не то, что эти вертихвостки городские, так и виснут на мужиков наших.
Только на это партком есть, мы на своих алкашей управу найдем. Раз-другой премии лишат, - все равно из семьи тащат, - так и поглядим, кому они нужны без денег да «с детями на алиментах».
Наши-то девушки скромные, одежду в магазинах покупают, а не с рук на толкучке - втридорога. Бывает, даже «импорт» в центральном универмаге достанется, если целый день в очереди простоять.
А что «деревней» зовут, так это мы стерпим, не гордые. Еще посмотрим, как время покажет.

Время показывало, что «деревня» приехала, огляделась и - решила, что ее все устраивает. На город ей наплевать, главное – удобства.
Город не жалуется. Ему торопиться некуда – все когда-то приехали. И эти обживутся. Детей нарожают – ростовчане будут. Культуру узнают. А хоть бы и уличную, босяковую...
Город – это ведь не только дома и улицы. Город без людей не бывает. А люди все разные. Один чистоту наведет, другой театров настроит, третий деревьев насажает.
И в «нижнем городе» порядок нужен. Нищие милостыню должны просить, а не прохожих грабить. «Гости» - закон должны соблюдать, а потому воровской закон – строгий, правильный, хоть и не понимают его наверху. А не обойтись без него. Никак не обойтись.
В «нижнем городе» жандармы не сладят, чужие они в «нижнем городе». Силой одной здесь порядок не справишь, ум нужен, талант человеческий. Чтобы по справедливости закон исполнялся, а иначе – не потерпят. Война будет. А война это плохо. Вши да клопы с тараканами... больно.
Нет, на верху пусть творят, что хотят, а в «нижнем городе» порядок пусть будет.
Воры - они веселые, деньги не ценят, чаевых не жалеют, мастерам платят щедро. Все лучше, чем торгаши ненасытные, заезжие - город не любят, дома не устраивают, дружбы с соседями не заводят.
Вор к городу душой привязан. Каждое окошко на память знает, каждую подворотню вниманием не обойдет, все чердаки обследует. Вор красоту любит. Ему бедность в природе своей противна. Люди жить хорошо должны - сытно, по сторонам зевать, за кошелек не хвататься. Тогда и вору раздолье.
А деревня – пусть приезжает. Они ж не от бедности. И трудолюбивые. А что жадные, так это ничего. Дети вырастут – ростовчане будут. Культуру узнают. А хоть бы и уличную, босяковую...

Босяки мы и были. Земля теплая, трава мягкая, по деревьям лазать удобно. И сандалии целее. Это деревенские хорошо придумали. И костер вечером жечь на лужайке, картошку печеную из углей вылавливать и хлеб над огнем жарить. Вкусно.
Дети все одинаковые – городские и деревенские. Только деревенские говорят иногда смешно, непонятно даже бывает.
И в гости они не заходят, им родители не разрешают «по хаткам шляться». И конфеты только по две штуки дают, после обеда. А пирожные – с получки или с аванса, если оценки хорошие.
В общем, все строго, по правилам. Семья превыше всего. Одинокая женщина – позор. Все в дом. Рестораны - для спекулянтов. Колготки на вырост. Не страшно, что на коленках морщатся, зато штопаются легко.
А «водиться» нужно – не с кем попало. Не то заведешь знакомство случайное, потом не отвадишь. Мужики начнут водку пить в будний день, а детвора чужая пирожки таскать, успевай наготавливать.
Эта вон и вовсе без мужика. Говорят, он у нее капитан дальнего плавания был, так она его бросила, чтоб алименты с заграничной зарплаты его высудить. Дочка-то во всем импортном ходит. Мороженое с сиропом в кафе покупает, а наши следом – денег им дай.
Ну, и что им за радость в том лимонаде вишневом? – пили бы «буратино» за двадцать четыре копейки. Нет, - за тридцать пять подавай.
А все она. И курит.
Как какой праздник на общей кухне, так она в центре внимания. Да обычно хоть в комнате у себя дымит, а тут, за компанию вроде как, – на лестничной клетке. И то и дело анекдоты травит. А наши кобели за ней, как на привязи. Хоть бы совесть какую поимела. Хватит и того, что она голая с нашими мужиками в бассейне плавает.
Так что незачем вам, дорогие детки, дружить с этой безотцовщиной. Пусть с ней евреи дружат, раз у их родителей глаз нет.