Маришка

Наш отъезд из Грозного  неожиданно перенесли на двое суток.
Сколоченная из тридцати выпускников группа направлялась в Нижнекамск,
но вышла заминка с документами.
Возвращаться с огромным чемоданом в село,
чтобы ещё раз преодолеть почти двадцать пять км на чем придётся не больно хотелось,
 и я напросился к жившему на окраине Грозного товарищу 
с ночёвкой.
Приняв душ и отужинав, прилёг во флигеле.
День выдался на редкость душный,а ночью разразилась сумасшедшая гроза.
 Проснулся в третьем часу ночи.
То-ли из-за громыхавшего где-то над  самой головой ненастья,
то-ли  малоприятных щекочущих  прикосновений, заставляющих вздрагивать сонное тело.
Очнувшись, разглядел  в полумраке склонившееся надо мной хихикающее личико.
Сон все ещё владел сознанием,
но освещенное очередной вспышкой молнии лицо было узнаваемо.

- Маришка,- вскочил я чуть не стукнувшись лбами,-
ты чего хулиганишь?!

Гостья  уложила меня обратно.-
Не бойся. Больно не будет,- снова хихикнула она.
Витька с мамой седьмой сон досматривают.
-Двигайся,- приказала девчонка, и ловко  шмыгнула  под простыню.

Гроза никак не выдыхалась.
Шелестел в листве яблони набирающий силу дождь.
Опережая раскаты гулкого грома, сполохи ярко освещали
комнату неестественным бело- голубым светом, чтобы  на мгновение выхватить
 из темноты
мирно тикающие на стене часы, и вазу с огромным букетом дурманящей сирени.
 Маришка прижалась ко мне, подрагивая. Платье на ней  ещё не обсохло.
Оно плотно облегало её фигурку, выдавая не совсем развитую грудь, и приятно холодило.
Кто знает, что было на уме  у этой маленькой бестии.
Согревшись, девушка  привстала и подняла вверх руки.
- Помоги! - попросила она, пытаясь снять платье через голову.
Шок отпустил меня не сразу.
Наконец она скинула ненавистное платье, и запросто, без всякого смущения,
 плюхнулась сверху.
Запустила руки в  вихры, и обдав горячим дыханием нежно прикусила мочку уха.
Больно же!- вскрикнул я.
А ты попался!- обрадованно сказала Маришка.
Вот зайдут Витька с мамой, не отвертишься.
Окончательно придя в себя, я встал.
Снял со стула  рубашку и накинул на плечи Маришке.
Всё,- решительно сказал я,- тебе пора.
Девочка подошла к окну, отдернула занавеску и приоткрыла форточку.
Подставив лицо потоку ворвавшегося воздуха, она шумно вдохнула всей грудью.
Коль, неужели я такая уродина?- не оборачиваясь ко мне лицом выдохнула  она,
- вот и тебе я не нужна.
У меня защемило в груди.
Рубаха Маришке была велика.
Незастёгнутые концы рукавов  свисали и делали её похожей на Пьеро.
Широко раскинув руки она будто собиралась взлететь.
Но вдруг резко сложила руки- крылья и обессиленно присев закрыла лицо ладошками.
-Плачет, - подумал я глядя как вздрагивают её худенькие  плечи.
 - Маришенька,- с удивлением услышал я свой вмиг осевший голос,
- ну что ты, глупенькая!
Ты очень- очень прехорошенькая, если не плачешь.
Я уложил её в постель, накрыл простынёй и присел рядом.
- Просто растёшь ещё.
 Маришка притихла.
Дождь уже закончился.
И только стекающая с крыши и собирающаяся в капли вода мерно отстукивала по оконному отливу - кап, кап, кап.
 Она взяла мою руку и положила на неё  голову.
- Помнишь Вовкину свадьбу?
Ну конечно я помнил.
Вовка был единственным из нас четверых, кто решил не откладывать своё счастье на потом.
А свадьбу играли в прошлом году в Покровской.
Казачья станица гудела оба выходных с утра до вечера.
Молодые сидели в центре казавшегося  бесконечно длинным сборного  стола, накрытого прямо во дворе.
Над столом был натянут брезент.
На случай пахнущего  первым талым снегом дождя, непременного спутника уходящего лета в предгорьях Малого Кавказа.
-Горько-о! - они смущенно краснели.
Смешно щурясь Вовка  нежно прикасался к губам  невесты.
После каждого поцелуя Анечка прятала светлое личико в плечо жениха. Тому приходилось ещё и наклоняться,- ростом бог Володю не обидел.
А почему ты вдруг вспомнила?- спросил я Маришку.
Простыня,- тихо ответила она,- я тоже так хочу.
Признаться, до меня не сразу дошло что она имела в виду - какая простыня?
Но тут же пробежал холодок по спине.
По обычаю наутро первой брачной ночи родители невесты выносили простыню, на которой алела невинность молодой.
-Ты с ума сошла!
В шестнадцать рано об этом думать, - вскричал я.
- Подрасти, успеешь ещё.
 Девочка отпустила руку и тяжело вздохнула.
- А ты хороший.
Шестнадцать мне полгода как исполнилось.
... Где то обняв подушку  спит и моя
 Любушка.
Дороги наши разошлись с последним школьным звонком.
Она поди и думать обо мне перестала.
В шестнадцатый день рождения я принёс ей букетик первых ландышей.
Вымок как промокашка, стоя под дождём у знакомого подъезда
и не решаясь подняться.
Как мог я  объяснить  Маришке то, чего пока и сам ещё не знал толком.
Да это уже было и ни к чему. Девочка успокоилась и уснула.
А утром был семейный завтрак.
Маришка суетилась. Что- то громко и весело рассказывала
пряча смущённый взгляд.
Предстояла ещё одна ночёвка,
только
поблагодарив гостеприимных хозяев
я  уехал,  сославшись на приглашение другого
приятеля, Витьки Соколова.
Соврал конечно..
Вторую провел на лавочке перед гостиницей Кавказ,
что стоит на правом берегу быстрой Сунжи.
Свернувшись калачиком на подстеленной газете "Грозненская Правда"
вспоминал и беспокойную  ночь, и уютный дом
где живет девчушка по- имени Маришка,
которая не по годам быстро взрослеет.
Жалел, что не попрощались  по- человечески.
Чувствовал наверное,
что больше не увижу её.
Никогда.