Поцелуй Персефоны Глава 8. Инквизиция

«Жестокость этих методов так очевидна, что её не стоит и комментировать. Даже если принять на веру позицию средневековых каноников…»
«История инквизиции», «Виды пыток», А.Л. Мейкок

— Значит так! — глянул на меня поверх очков Велемир Палыч Дунькин. — По фактам, сообщённым тобой в заметке «Смерть на рельсах» было много звонков и пришло опровержение из метрополитена…
Он наблюдал за моей реакцией. Я сидел в его аскетическом кабинете, где напротив двутумбового стола торчала мебелина, называемая у нас в редакционном народе «электрическим стулом»;;. Случалось, ёжились и корчились на том стуле и Серёга Тавров, и я. И Киске тут подпаливали шёрстку, и Курочке прореживали перышки, и Княгиню вгоняли в столбняк, отсылая на балы во времена Екатерины. На столе заведующего отделом «Всякое разное» возвышался похожий на инквизиторские тиски телефон, рядом с заляпанным тряпьём, о которое мясник вытирал руки, были разбросаны газеты. Единственным украшением кабинета светили гранёными вершинами рериховские Гималаи на стене да репродукция с картины той же кисти «Град обреченный», изображающей крепостные стены, обвитые гигантским змеем. Металлическая вешалка, на которой болтались курточка Зам Замыча и кепчонка, шкаф с сувенирами читателей-почитателей, простенький радиоприёмник дополняли интерьер кельи аскета. Впрочем, мне всегда казалось, что как раз за тем самым шкафом есть проход в комнату, откуда начинается наблюдательная палата, где царствует Главврач, — и стоит нажать на кнопочку, как тут же выскочат два дюжих санитара и зависнут над тобой в благодушной всепонимающей улыбочке. Радиоприёмник же своими ретровыми формами напоминал рацию, с помощью которой резидент выходит на связь со временами инквизиторских бесчинств. И я просто физически ощущал, что трещина на стене за спиной Дунькина обозначает края входа в ещё одну нишу, где прячется его сумеречное «я» садиста.
— …Но в суд они пока не подают, — продолжал Дунькин, выдержав паузу. — Хотя ссылка на машиниста электропоезда, которому мерещились светящиеся шары, как они пишут, дискредитирует службу подвижного состава: что ж они, невменяемые, выходит? Они же проходят медкомиссию!
Дунькин продолжал наблюдать за моими рефлексами. Меня ещё не трясло, но в темечке и кончиках пальцев уже покалывало. Казалось, сейчас спрятанная под стол рука иезуита законтачит невидимый рубильник. Хотя в какой-то момент я заподозрил, что Дунькин мастурбирует. Или наливает из невидимой мне под столом бутылки в недосягаемый для зрения стакан. Бывало, во время таких разговоров он неожиданно предлагал остограммиться. Насчет онанирования же намурлыкала как-то Киска, вызванная однажды на «электрический стул». «Он прям весь задёргался, посинел и закатил глаза!» — свидетельствовала она, сидя со мной и Серёгой в буфете. Да и Курочка как-то выскочила из-за двери непосредственного Нач-Нача с помятыми пёрышками. И Княгиня чего-то там туманно намекала, как они вначале менуэтили на балу с коротконогим вельможей в златом камзоле и сползающем с лысины парике, а потом вдруг оказались в каком-то далёком дворцовом закоулке — и там, за статуей, стыдливо приспустившей трепетными перстами мраморное покрывало Венеры…
— В общем, мы тут с Давидом Петровичем Анчоусовым посовещались и решили тебя, — выдержал Дунькин паузу, в которую бы вместилось несколько раз произнесенное слово «уволить». — Решили тебя премировать. Так-то! Настоящая сенсация! — расплылся он. — Скаканула подписка. Да! Звонили из милиции… Там всё-таки в метро обнаружены два обгорелых трупа… Так что поезжай, разузнай, что к чему… Кстати. Позвони отцу Святополку. Он говорит, что это ритуальное убийство. Что-то там с масонами связанное, но про масонов, сам понимаешь, писать не надо, а то патриоты задолбают…
Рука вынырнула из-под стола. В ней белым голубком трепыхался конверт, в котором, несмотря на его тощую стать, содержались и розочка для Галины, купленная у цветочницы Светы, и монета — на чехол гитаристу Гене, и посиделка с Серёгой в буфете.

С некоторых пор Галина избавилась от репортёрской рутины в газете «Шик», от роли специалистки по связям с общественностью в компании «Блеск» — и в свободном полёте пилотировала среди офисных девочек, рассылающих факсы по печатным изданиям и телестудиям. Въехавшая в облагороженные евроремонтом подсобные помещения обанкротившегося джазового кафе «Пресс-студия», балансировала на грани между фабрикой-заготовочной тягомотных новостей и духовой музыкой желудков, хранящих память о студенческих диетах. В новом амплуа Галина являла собою нечто среднеарифметическое между официанткой, фотомоделью и гетерой времён Нерона. Ещё большего шику и блеску ей придали состряпанные нами романы; их вряд ли кто читал, но говорили о них с нескрываемой завистью. Витающие в клубах курилки Киска, Курочка и Княгиня только и толковали о том, что намереваются двинуть по стопам Синицыной. С тех пор, как Голливуд порадовал нас «Основным инстинктом», девочки все как одна готовы были ради полноты чувств садомазохистски душить  партнёров по постели, колоть лед шилообразным ножом и писать детективы о серийных убийствах, перемежая их интрижками с мачо-полисменами.
— Я познакомилась на вернисаже с Зубовым! — косила на меня глаз лошади обряженная во что-то вроде кареты Княгиня, пока я смолил сигарету за сигаретой, не отходя от лифта, откуда вот-вот должен был явиться отец Святополк. — Наивный, как ребёнок! Он рассматривал пейзаж Куинджи, и его интересовало, подсвечена ли луна лампочкой или это так светятся краски. Ещё он интересовался работами старых мастеров в Екатерининском зале. Ты же знаешь, оттуда недавно украли полотно Айвазовского «Корабль на мели»! А что ты там делал, Иван? Кажется, ты был с Синицыной?
— Нет! Я был со следователем Зубовым. Мы с ним расследуем дело о расчленённой девочке… Похоже, ритуальное убийство, — свято хранил я тайну бренда.
— Ах да, расчленённая девочка! Я совсем забыла! А я думала дать Синицыной на рецензию свой детектив! — стреляла недоверчивым взглядом Киска. — Вот и Майя с Аней хотели с ней посоветоваться насчёт того, как издать книжку. Как-никак, знаменитость. Наши девочки не только в жизни романы крутят! Они уже написали по несколько глав остросюжетного чтива! Ну, там, любовь, кровь, путешествия на тропические острова, бойфренды-банкиры и всё такое…

Совершенно неожиданно и вопреки пророчествам Ненасытина рейтинг Галины подскочил, как вскакивал при виде её обтянутой мини-юбчонкой попки у застарелых дрочил. В этом её литературный мавр не сомневался ни на секунду. Кроме того, Галина стала заводной пружиной пресс-конференций, куда пишущая, снимающая, лопочущая в эфир братия съезжалась, чтобы, позадавав вопросы, налечь на стол с халявными яствами и выпивкой, — и наша клиентура обновилась.
Понемногу мы с Галиной начинали забывать о первой попытке нашего с треском провалившегося проекта. Хотя о провале знали лишь я да моя шаловливая Муза. Остальные, не читая содержимого покетбуков, были в восторге от фотографии и картинок на обложках и наяву грезили аналогичной славой мастеров бестселлера. В считанные недели мания переросла в эпидемию. В каждом редакционном компьютере было заведено по папке с главами неоконченных романов.
Особым образом на этот массовый психоз подействовало появление в «Вестнике Апокалипсиса» статьи о. Святополка (в миру — экс-преподавателя физики электротехнического вуза, кандидата наук Леонтия Кавардакова) под заглавием «Разгул мистической порнографии», обрушившего публицистический гнев на романы Галины Синицыной. Это выступление произвело неожиданный эффект. Параллели, проведённые о. Святополком с деятельностью изуверских сект с некрофилично-мистическим уклоном, заставили публику содрогнуться. Волна скандала покатилась по страницам газет, прорвалась в радио- и телеэфир. Закинув ногу на ногу, Галина давала интервью, облепленная телекамерами, диктофонами, блокнотами со строчащими в них авторучками. Ненасытин звонил Синицыной домой и вкрадчивым голосом предлагал второе издание с последующим переизданием. О проценте с продаж он уже молчал, завлекая скандальную писательницу твёрдым задатком. Тем временем в «Вестнике Апокалипсиса» опубликовали свидетельства очевидцев-соседей о способностях Галины к левитации, телепортации, гипнозу, излечению от заикания. Косматая красотка, оседлавшая метлу на картинке к материалу, иллюстрировала откровения о. Святополка.
 
Амбиции Курочки, Киски и Княгини возрастали по мере того, как в их компьютерах разрастались файлы, в которых постельные сцены перемежались с перестрелками, распутываниями клубков версий, куда, как в коконы, были запелёнаты трупы несчастных жертв. Девочки, не спеша разъезжаться по домам, всё чаще засиживались в кабинете за мониторами компьютеров с лицами бабушек, ворожащих со спицами над чулком. В курилке они делились походами к издателю Ненасытину, катали, как котенок клубок, слово «спонсор». Тогда-то я впервые и задумался над серьёзностью откровенно мистификаторских газетных сообщений о секте пенсионерок, с помощью Интернета выкачивающих жизненные силы из детей, чтобы помолодеть. Я не мог отделаться от столь явственно представлявшегося: каким-то образом подключившиеся к редакционным процессорам героини первых пятилеток буквально наливались румянцем и разглаживались лицами, будто смятая простыня, по которой проехался утюг, по мере того, как девчата «прикипали» к компьютерам, несмотря на то, что им названивали мужья и любовники.
Выпадая в бельмастую темень пурги, я мог видеть свет в окошках, будто кто-то поддерживал огонь на возвышающемся над каменистым мысом маяке, вросшем основанием в скалу, о которую хлестали океанические волны. Мерещилось: в высокой башне засели бормочущие заклинания, льющие в воду воск колдуньи. Метельные пряди — их безмерно отросшие волосы. Я — лишь фигурка, образовавшаяся на дне плошки. Одна из причудливых клякс, по которым они предсказывают судьбу попавшего в ураган утлого города.

Тем временем на зависть литературным соперницам спонсоры снова прихлынули к Галине Синицыной. Кроме того к ней начали напрашиваться на прием заики. И она взялась избавлять их от недуга наложением рук. Впрочем, это бы полбеды. К тому же, как только очередь в нашу однокомнатную на пятом этаже начала высовывать хвост из подъезда и возроптали соседи, Галина прекратила этот балаган, твёрдо решив от веры в восковые узоры на дне миски, лучевые потоки, выходящие из ладони, и психотронные чудеса вернуться в уютное лоно материализма. Но меня отнюдь не радовало, что она направо и налево раздаривает покетбуки с автографами, до того загромождавшие наше гнёздышко так, что оно походило на уставленную законсервированными в кувшинах царственными потрохами усыпальницу в египетской пирамиде: рост популярности Синицыной был прямо пропорционален приросту количества её хахалей-поклонников. Моим подсознательным идеалом были всё-таки всходившие на погребальный костёр со своими мужьями-князьями славянские жёны, испепелявшие себя в надежде на реинкарнацию индианки, Ева Браун, отлетевшая в Вальхаллу вместе с рисовальщиком и пианистом Шикльгрубером, а не гетеры времён падения Римской Империи. Надо сказать, я был никудышным Калиостро. Я не мог приучить себя к тому, чтобы использовать свою Лоренцу в качестве орудия наживы. Муки ревности были той инквизицией, щипцы, струбцины и испанские сапоги которой терзали меня пуще любых начальственных пыток и мук творчества.

Выпадая из застолья в «Пресс-студии», когда какой-нибудь металлургический магнат Семён Семёнович Корявый уже упихивал Синицыну в джип, я спускался в мраморное подземелье метрополитена, ища там чего-то, кого-то, перебирая в уме и пианистку Катю, и журналистку Валю, и замужнюю арфистку Марию, и холостую рекламную диву Дашу — толкал в таксофон карточку, как свою неприкаянную грусть-тоску — в первую попавшую щель, и звонил, звонил, звонил. В трубке появлялся голос, шёл разговор, похожий на торг — ты, мол, просто так или всё ещё меня любишь, злодей? Я уверял, что пылаю страстью, как огнедышащими газами несущийся к Земле болид, от прихода которого много миллионов лет назад передохли все звероящеры, представлял, как металлург уже вливает свою расплавленную магму в формочку-Галину и, чуть не воя от ненависти, амбивалентно врал, что любовь моя негасима. Вот тогда и возникал ещё один очередной повод для покупки цветов, шампанского, конфеток, до минимума уменьшающих финансовые шансы на приобретение книжек с лотков. Потому что какой же герой-любовник — без букета и пенного вина, в котором купают куртизанок!
Конечно, в какой-нибудь фразе «Я сегодня свободна», как червь в яблоке, сидел тоскливый второй смысл: ясно было — ты вообще-то не единственный в этом конвейере бойфрендов. Далее следовали договорённости насчёт того, ехать ли ко мне или заявиться к ней, встретиться у филармонии, в галерее современного искусства, посидеть в кафе-подвальчике Дома под Часами или обойтись без этого? В зависимости от котировок на этой сексуальной бирже истинных чувств я мог оказаться востребован по контрасту с каким-нибудь профессиональным убийцей или бензиновым магнатом как хахаль с интеллектуально-эзотерическим уклоном. Современные гетеры любят потолковать о Генри Миллере, Юкио Мисиме, Патрике Зюскинде, Артуро Пересе Риверте, Блаватской, Гурджиеве и Алистере Кроули. Порой это заводит их так же, как музычка в салоне «Чероки».
Натыкаясь после целого оркестра протяжно-безответных гудков на податливый голос, случалось, я сожалел о том, что хозяйка записанного некогда в блокнот телефона на всё согласна; она и детёныша как раз сегодня маме сплавила, и её постоянно-переменный бойфренд в отъезде по делам бизнеса, но, представив, как металлургический магнат куёт железо прямо на заднем сидении джипа, я шёл покупать цветы.

Выданный Дунькиным конверт был опустошён. Стряхнув с руки раскосмаченную головку нерадивой мамаши, чей отпрыск уже размазывал сопли, сидя на горшке в бабушкиной хрущобе, я, ещё не обсохнув после ванны, назначал по телефону время и место своим источникам информации. Как-никак, надо было разобраться с обгорелыми трупами. Следователь прокуратуры Антон Зубов, большой специалист по жаренным на контактных рельсах покойникам, ждал меня в три. Поэтому по пути я решил заехать к о. Святополку.
В западном приделе храма имени Гавриила Архангела о. Святополк выгородил нечто вроде филиала инквизиции времен написания иезуитами Шпрингером и Инститорисом «Молота ведьм». Сводчатый потолок и окно-бойница контрастировали с компьютером.
— Да. Я уже звонил Велемиру Палычу, и хорошо, что вы приехали, — встретил о. Святополк, не подозревающий о том, что Лукавый в моём лице морочит его женскими романами Галины Синицыной. — Это оч-чень даже похоже либо на ритуальное убийство, либо на самоубийство на религиозной почве. Знаете ли! В Америке недавно во время прихода кометы секта совершила коллективный суицид. Сектанты верили, что их души переселятся в хвост блуждающего космического тела и будут доставлены в центр Галактики… Так-то творятся дела люциферовы! Уверен. Это могло быть ритуальным самосожжением. Эта ересь с верой в реинкарнацию толкает некоторых на страшные изуверства. К тому же активизируются масонские ложи. А от этих прислужников врага рода человеческого можно ждать чего угодно…
Со следователем Антоном Зубовым я столкнулся уже в дверях его кабинета.
— Чуть-чуть бы — и я уехал, — смерил он меня хладным взглядом. — Поехали в морг, если хочешь увидеть своими глазами… Ага! Вот и эксперт!
Милицейский драндулет вмиг доставил нас в юдоль скорби. Отбросив простынку с первого трупа, Зубов задумчиво произнес:
— А при жизни была сущей Мерилин Монро. По крайней мере, судя по фотографии на удостоверении…
Откинув покрывало со второго тела, детектив добавил:
— Ну, чего молодым людям в ночных клубах не сидится? На кой им надо было сигать на эти рельсы? Как, Антон Палыч, следов насильственной смерти нет? — обратился он к эксперту.
— Да вроде нет!
— Ну, тогда пиши заключение — и дело с концами.

Глядя на приставленную к телу голову девушки, на разваленного колёсами на две части паренька, остатки обгорелых джинсов, свитерка, платья, я невольно содрогнулся, обнаружив, что оставшиеся детали одежды и даже единственная туфля на ноге несчастной — всё напоминает те шмотки, в которые обряжались мы с Галиной. Успокаивая себя тем, что при сегодняшних фасонах и ширпотребно-китайском конвейерном производстве точно так же, как ты, одетого двойника можно встретить где угодно, я попытался подавить тревожное чувство. Тем более что лица и руки погибших были обезображены до неузнаваемости. И хотя рядом с оскаленными зубами черепа мужской особи этой подвергшейся электроаутодафе парочки торчал клок обгорелой бороды, я отогнал дурные мысли.
— Ну а версия отца Святополка с самосожжением? Может, и в самом деле они состояли в изуверской секте? — подал я голос. — Или же масоны отомстили за разглашение тайн…
— Может, и состояли. А может, и нет, — пропустил детектив мимо ушей версию о тёмных делах вездесущих вольных каменщиков. — Осмотрим квартиру, где они обитали — тогда станет ясно, — заботливо накрыл он трупы простынками. — Ну а то, что их крепко долбануло током, и смерть наступила в результате действия электричества, по-моему, доказывать не надо. То, что они сами спрыгнули на рельсы, и их никто не подталкивал, тоже не нуждается в доказательствах. Об этом свидетельствует огромное количество людей. Их показания запротоколированы. Личности погибших устанавливаются. Пока ясно одно: это были двое молодых людей…


© Copyright: Юрий Горбачев 2, 2010
Свидетельство о публикации №21001111737