Какая хорошая осень

ДРУЗЬЯМ

О, как драгоценно ореховских весен веселье!
Он длится, наш вечер, которые сутки подряд.
Пьяны мы стихами – у нас не бывает похмелья!
И больше нигде так не пишут и не говорят.

В традиции нашей – застольное чтенье по кругу.
Все так искрометно и ярко, и жарко, и вдруг!
Когда, устремлен к небесам (но читайте: друг к другу),
Не уже, а туже и крепче наш певческий круг.

В любви не клянемся, но день посвящаем друг другу.
Он прожит уже, но, конечно, еще не изжит…
Вот стрелки часов – по извечному движутся кругу,
Но это не значит, что время вперед не бежит.

*   *   *

А ночь в деревне страшно хороша!
Вот именно, что страшно,
                несравнимо
Ни с чем, и восхищается душа
Мистически-пугливо и ранимо,
Когда все звезды, сбившись в Млечный путь,
В созвездия рассыпавшись и розно,
Опустятся, посверкивая чуть,
И так глядят, таинственно и грозно,
Из врат разверстых вечной, мрачной тьмы,
И космос над деревнею клубится,
И не понять – где небеса, где мы,
И бездна дышит прямо в наши лица.

*   *   *

Ведя неторопко простую беседу,
Семья за столом собиралась к обеду.

Суров, седовлас и опрятно одет,
Сидит под иконами старенький дед.

А рядышком с ним – хлопотливая бабка,
Она все хворает, ей знобко и зябко.

По правую руку, заботы итожа,
Сидит работящий их сын и надёжа.

Легка и проворна, тиха и нежна,
По левую руку – сыновья жена.

Доносятся с улицы звонкие звуки –
Вбегают, смеясь, опоздавшие внуки.

Извечная прелесть картины такой –
И людно, и ладно, и мир, и покой.

Но вот, распростившись с невечной наградой,
Семья собралась за могильной оградой.

Суров, седовлас и нарядно одет,
Лежит, упокоившись, старенький дед.

А рядышком с ним – хлопотливая бабка.
Она все хворала, жилось ей несладко.

По правую руку, судьбу подытожа,
Лежит постаревший их сын и надёжа.

По левую руку – сыновья жена,
Была она очень добра и нежна.

В тиши раздаются негромкие звуки –
Приходят на кладбище взрослые внуки.

Поплачут, помянут, поправят кресты,
И будут слова их печально-просты.

Простятся почтительно, по одному,
И вновь за столом соберутся в дому,

Где ждут-дожидаются малые дети…

Хочу, чтобы так продолжалось на свете.

ЦИКОРИЙ

Ни округлости листьев, ни пластики линий, -
Икебаны скупые штрихи.
И его не тревожат на русской равнине
Ни лопата, ни лемех сохи.

Но когда восходящее солнце лучами
Строгий стебель его оживит,
Он славянскими синими вспыхнет очами –
И равнины изменится вид.

*   *   *

В юности друг друга мы волнуем
Острым, мимолетным поцелуем.
На губах цветет медовый вкус,
Как пчелы стремительный укус.

В старости друг друга мы спасаем
Чутким, осторожным прикасаньем.
Словно босиком, тайком от всех,
Наступаем в нежный, свежий снег.

*   *   *

«Холодна, - говоришь, - как остывшая печка»,
Подожди горевать, замерзать погоди.
Ты по вольному ветру гуляешь беспечно,
И геройски рубаха трещит на груди.

А во мне разожги золотой огонечек –
И березовым жаром займется душа,
Загудит, запоет, распожарится к ночи, -
Вот тогда-то и стану тебе хороша!

Ты вернешься усталый, презревший геройство,
И решишься в окошко мое постучать.
И спасет тебя печки счастливое свойство –
Отгорев, еще долго тепло источать.

*   *   *

Спят холмы под мшистым покрывалом,
Солнечным лучом озарены.
Жальниками прадеды назвали
Братские могилы старины.

«Жалость», «жаль» - ни боли, ни осадка…
Небо, сосны, травы, птичий грай.
Жарко мне, о Господи, и сладко!
Жальник. Свет. Врата открыты в рай.

*   *   *

Время праздных бесед, где ты?
Я хотела бы разговора
Полноты алтайского бора,
Аромата вина кагора,
Его терпкости и густоты.

Время горьких обид, где ты?
Я давно потеряла гордость,
Непреклонную, злую твердость.
Наступает прозренья зоркость
И уступчивость доброты.

Время жизни моей, где ты?
Где ты, жизнь моя – недотрога,
Отпустившая от порога
И спросившая очень строго
За все промахи и мечты?!

*   *   *

Ты бродил по дорогам забытых времен,
Ты просеивал пальцами шепот столетий,
В биваках и стоянках всех орд и племен
О, какими ты солнцами был опален,
О, к каким родникам приникал на рассвете!

Я от родичей древних была далека,
Я не знала, что больно для них и что свято.
Но сводила мне пальцы вода родника
И на вкус лебеда оставалась горька,
И вскипала поверхность земли под лопатой!

Я узнала тебя! От последних времен
Проведи по своим заповедным дорогам.
Глубина не пугает того, кто влюблен.
Как приходом твоим этот век оживлен!
Новый век, но и тот, что уже за порогом.

*   *   *

Уходит за выслугой лет
Далекое, детское…
И больше способностей нет
На что-нибудь дерзкое:
На яростный, гневный памфлет,
На страсти убойные.
Но тянет по зрелости лет
На строки любовные
Из лирики бренных времен,
Из давности-древности,
Где счастлив лишь тот, кто влюблен
Без хитрости-ревности.
Не эти, где пьяный поэт
О подвигах треплется,
А те, в коих трепетный свет
Мерцает и теплится.
И, может быть, выслуга лет
Не в том, чтобы каяться,
А в том, что на старый сонет
Душа откликается.

*   *   *

То горе залей, то кручину завей –
Печали мерцают, что угли в золе,
И сердце к скорбям и страданьям готово…
О радости бедной замолвите слово!

Беззубо смеется босая бомжиха.
Не ей ли отмерено досыта лиха! –
Но – делится хлебом с бродягой-щенком,
Из банки немытой поит молоком –

И рада! И снова смеется умильно,
И дела ей нет до чужого унынья,
До сытых, умытых, одетых калек.
Хохочет и плачет: она человек!

Наверное, в жизни другого не надо,
Чем эта за доброе сердце награда,
Доступная, в общем, для праведных всех –
Живой, простодушный,
                спасительный смех!

*   *   *

Какая хорошая осень!
Спокойная, теплая осень…
Какую зеленую озимь
Укроет торжественный снег!
И мы не печалимся вовсе,
Что будущим летом колосья
Легко и бестрепетно скосит
Страду завершающий век.

И вновь будет осень не хуже,
И мы подпояшем потуже
Одежку в преддверии стужи
И выживем, Бога моля,
Чтоб там, в новорожденном веке,
Когда разыграются реки,
Раскрылись лари и сусеки –
И заколосилась Земля!

*   *   *

Знаю, не вечно продлятся они –
Эти пронзительно-светлые дни.
Но, доверяясь ладоням твоим,
Радуюсь,
        радуюсь,
               радуюсь им!

И почему-то не боязно мне.
Так, догорая в последнем огне,
Осень, красу на погибель неся,
Светится,
     светится,
             светится вся!




*   *   *

Научилась одна оставаться –
Одиночество мне по плечу.
Но с тобой не хочу расставаться.
Не хочу, не хочу,
                не хочу!

Долго-долго к тебе подымалась,
Дождалась,
                и, судьбе вопреки,
Мы высокое дело и малость
Выполняем в четыре руки.

Ночь проходит, как я и хотела, -
Не тревожа предутренний сон,
Два прекрасных, возлюбленных тела
Продолжают дышать в унисон.

Новый год календарь разлинует,
Долгожданное «завтра» минует,
Станет нашим счастливым «вчера»…
Дай нам Бог доживать до утра!

СЧАСТЬЕ

             Вчера был Новый год. В натопленной избе
             Сегодня вместе Бунина читаем.
             Деревня скрыта снегом, тишь везде.
            Но этот мир безмолвный обитаем.
                Н.С.

По ту сторону окна –
Между небом светло-серым
И нетронутостью снега –
Занесенная копна
И замерзшая река,
И приземистость сарая,
И поля вдали без края,
И узоры куржака.

С этой стороны окна
Рюмками сверкает полка
И наряженная ёлка
Зеркалом отражена.
Чайник на плите кипит,
Пышет печка жаром алым…
Здесь под пестрым одеялом
Мой любимый сладко спит.

ХХI ВЕК – НАЧАЛО

Сегодня ничего не говори!
Теперь слова совсем иное значат.
Лгут словари, а не календари,
В моем веку, который только начат.

Как заметались чашечки весов! –
То воля без краев, а то застенок…
Двоякий смысл у всех красивых слов,
И серный дух, и гибельный оттенок.

На улице, в лесу, на пустыре
И в тесноте квартирного пенала –
Пока «любовь» осталась в словаре,
Кричи «люблю!», чтоб я тебя узнала!