Двадцать лет

Один, два, три, тысяча шестьсот один… тысяча шестьсот одна снежинка. На подоконнике. Счет обнуляется. Заново.
Их всегда тысяча шестьсот одна. Всегда, по прошествии двадцати лет.
Звук падения снежинки. Стук сердца. Воспоминания.
Размышления прервало маленькое существо, наглое, растрепанное, босоногое, резво влетевшее в комнату, нарушив раздумья матери. «Мама, мама!» - завопила девочка, вцепившись в рукав сидевшей в кресле женщины. «Мама, мама, я нашла какие-то старые фотографии!»
Нельзя отвлекаться. Тысяча одна, тысяча две…
«Мамочка, кто здесь нарисован?» - спросила девочка, испугавшись, что мать рассердится за крики в квартире в одиннадцать ночи. «Мамочка, посмотри!».
Женщина перевела взгляд на шалунью, прервав все свои мысли и стараясь сосредоточиться. «Какие фотографии, Машенька?» - «Нет, нет, только одну, она была заложена в твою любимую книгу…» «В «Таинственный остров»?» - «Да, мамочка. Кто здесь нарисован? Ты никогда не показывала мне эти фотографии…» - девочка протянула уже изрядно потрепанную фотографию с изображением двух девчонок, по-боевому стоящих спиной к спине.
Одна, две, три, четыре снежинки упали на заснеженную поверхность…
Помню… снегопад тогда был нашим единственным развлечением. Кусты лениво шевелил ветер, время от времени взрываясь, словно очнувшись от дремы, и снова впадая в сонное забытье. Тишина кругом. Мороз такой, что сводило скулы, но слезы не замерзали. Двое. Нет, вы не подумайте, это была не романтичная парочка, не из тех голубков, в такую погоду большей частью отдыхающих в четырех стенах с чашкой чаю и безмятежностью на лице. Они распадаются, как части снеговика весной. А эти были верные. Никуда никогда не могли они уйти. Друг от друга уйти. Ультиматумы не заставляли кровь закипать от злости, крики не добавляли бравады, а лишали дыхании, отрезая пути к отступления. Но было что-то дороже. Гораздо дороже войн, волнами проходящих порою в двух родных сердцах, во время пути находящихся на разной высоте. Они любили друг друга такой верной любовью, что подруги были одинаковые, не смотря на полное различие внешности.
В комнату вошла еще одна девочка. Раскрасневшиеся щеки выдавали самовольную отлучку на балкон. «Машенька, мы идем спать?» «Бесси, посмотри на это, ты не знаешь кто здесь?»
Женщина слабо улыбнулась. Только через двенадцать лет имя было переделано на английский лад. «Идите спать».
Машенька вскочила с кресла и протянула фотографию подруге. И поняла, на что она так удивленно смотрит. На фотографии были ее глаза. И тут все стало ясно. Две пары глаз смотрели на отражения глаз своих матерей, пронесших их на мраморных лицах через двадцать зим.