Психоделика рока

В квартире всё было не по-людски. Слишком высокие стулья, столы, а подоконники вообще недосягаемы. Только ванна не пугала размерами. Кораблик с моторчиком преодолевал ее водную гладь всего за 3 минуты. Зато в туалете… да, потолки еще – потолки парили в пространстве, как ковры-самолеты. 3.80 или 4.20 – кто теперь вспомнит?
Так вот – лампочка в туалете висела над дверью, а за ней начиналась "шахта лифта" и потолка там не было. Конечно, если залезть по лестнице (стоявшей тут же), то можно было даже потрогать давно беленную, посеревшую поверхность, но эта поверхность жила своей, отдельной от туалета, жизнью.
Всё течет, всё меняется и однажды таинственность туалета сменилась сакральностью. Человег уже умел читать и главное, что поразило его в романе "Собор Парижской Богоматери" – сакральное "АМАГКН" (РОК - греч.)
И вот, вооружась гвоздем, человег полез по лестнице. С тех пор (и по сей день) "АМАГКН" дважды вписан в культурный фонд человегчества.

Иногда обволакивающую повседневность прерывала заоконная музыка. Тогда человег бежал на кухню, тянул упирающуюся табуретку к столу, залезал на нее, потом вскарабкивался на стол, потом на подоконник и впивался взглядом в улицу. Улица походила на дно каньона и текла на расположенное невдалеке кладбище. Звалась она "Социалистическая". Довольно часто, примерно 2 раза в неделю, по ней сплавлялась траурная процессия – грузовик с опущенными бортами, в котором стоял открытый гроб, обложенный цветами, а за грузовиком шли "ландскнехты" – пехота, сопровождавшая своего боевого товарища в последний путь. Количество бархатных подушечек с наградами, соответствовало рангу покойничка.
Но не грузовик, не подушечки, не плачущая родня, не оркестр со своей заунывной музЫкой, а сам покойничек магически притягивал взгляд человега. Ракурс сверху давал возможность рассмотреть восковое лицо, муляжные руки, скрещенные на груди и еще что-то необъяснимое, сокрытое также в движущихся поездах, кораблях, выходящих из гавани, может быть в горных пиках…
В этот раз лицо было видно не столь отчетливо. Уже серело и солнце, как говорят – "клонилось к закату". Но странно, как-то не так смотрелось человегу. Что-то тянуло его вниз… Внезапно, человег почувствовал на себе встречный взгляд, и не просто взгляд, а тягу пространства, возникающего за последним вагоном проносящегося мимо поезда. Тот внизу открыл глаза и смотрел на человега в упор.
Отшатнувшись, человег упал на стол, потом на табуретку, потом на пол. Падал он долго и неудачно. Из раскроенной коленки хлестала кровь.
Отличный повод привлечь внимание – подумал человег и заголосил. И действительно, такое количество крови не могло не произвести впечатление. Впрочем, он сам никогда еще не видел столько крови, а поскольку боли совсем не чувствовал, то ситуация становилась весьма забавной.
Прошло время, и сняли швы. К окну его больше не подпускали, да и музыку уже почему-то не играли. Может быть его падение послужило тому причиной, а может быть как-то иначе сложилось, но человег забыл начисто о причинах появления на коленке красивого шрама, которым он очень гордился и демонстрировал всем желающим посмотреть.
Шрамы украшают мужчину, но не только шрамы, поэтому впоследствии человек не часто замечал собственный шрамик, ставший к тому времени совсем бледным и почти незаметным.
Как-то раз человег оказался рядом с деревом – вишней, усыпанной ягодами. Но достать  их было трудно. Хотя и весь мир уже не был таким "агромадным".
Человег подтянул к дереву старый стол из беседки, потом взгромоздил на стол табуретку пластмассовую и залез на нее. Он ел вишни, одновременно собирая их в корзинку, притуленную возле ног. И вот, нагибаясь очередной раз, чтобы опустить в корзинку пригоршню вишен, человег увидел на коленке старый шрам и… глядящие из него глаза.
В этот момент ножка дряхлого стола подломилась и человег упал.