искусственный разум

я хочу спать, потому что сколько же еще надо
хочу, чтобы заснуть взаправду
хочу, трилист лугового клевера
и с воем тягучим метели северной
что пела мне колыбельную
хочу сна во плоти
хочу, сон воплоти
вечный, медузная нечисть
подушкой под голову
спи, не трону тебя
живучее облако
сон. покой на дне океана.
белый снег в череде лет
и голубой свет в чреве экрана
панорамно, так, что не высказать
паранормально, параллелограммно
и пахнет вечностью
наше бренное "мама"
дровосек и глупая кукла
дошли в игре до шестнадцатой буквы
алфавита нерусского в освещении тусклом
чуть разобраные до гвоздя
ветхие ломотья скрипят
пижама мала, ты ростом выше
улиткин дом чувствует тише-
улиткин дом мальчика Мартина
слушает, как мама читает сказку
а напротив на подоконнике
сидит тот, кто все помнит
и ничего не забудет, нет
даже через две тысячи лет
слышишь, Дэвид
это ядерные реакции
молекулярные флуктуации в теле
твоем, похожем на сказочное
где техно - не орга
и этим все сказано
люди, конечно, гении, чего не изменить
но и они не умеют любить
так же, как ты
и не поздно, верьте
воскресить свою маму через 20 столетий
на один день
чтобы вместе с нею умереть
неужели хоть что-то
может быть прекраснее этой заботы
этой работы губ и глаз
скованных снегом фас в фас
мокрого дерева хрупкий профиль
и что же стекляннее странной утопии
как роботу мальчиком? зачем же, эй
машины и выносливей, и умней
с судьбой тягаться зачем же, парень
твою удачу можно отпраздновать
да только не слышит, эй, Дэвид
маленькая фигурка плюшевого медведя
рядом, и кто-то, напоминающий десятилетнего мальчика
спешит по дороге за собственным счастьем
и кто-то созерцающий разум искусственный
следит за ними с трепетным чувством
и плачет, и плачет, и плачет



но все-таки
я знаю, что
где-то на глубине 22 века
на дне океана сидит некто, напоминающий человека
то есть ребенка (ты безусловно бредишь)
а рядом с ним некто, напоминающий медведя
нечто напоминающее меховую игрушку
ею являющееся чуть двигает мускулами
насколько хватает заряда от батареек
и насколько пропускает хоть какой-то свет
рядом с ним молится одними глазами
подобие мальчика воображаемой маме
две тысячи лет такая дата
что успеет свершиться и рождество, и распятие
на нашей планете и тем не менее
герои сидят там же, где и сидели
сгинуло человечество, провозгласившее анафему
а на дне океана в крохотном батискафе
в еще более крохотном механическом теле
продолжают теплиться жизнь и надежда
и когда придут сородичи, желание истратит
на то, чтобы провести день в обществе недостойной матери