11. Уход

Из   своеручных записок опального розенкрейцера фон Розена Отрывок из романа "Инкунабула")


 Я завещал отцу Константину похоронить себя  в одной могиле с  Сахате –Алунь. Я прожил  уже даже дольше славного основателя нашего ордена Христиана Розенкрейца, а он упокоился на сто пятидесятом году земного путешествия в бренном теле не потому, что его одолели хвори, а от того, что устал жить. С помощью созданной нами с Хансом Штоффманом  perpetuum  mobile temporus   я смог побывать и в Аравии  времен крестовых походов, и  встретиться с самим Гермесом Трисмигистом. Стоило Хансу  сфокусировать на мне луч нашей чудесной машины, как  мои подобия беспрепятственно проникали и в прошлое, и в будущее. Причем мое сознание не утрачивало связи с моими двойниками. Во снах и наяву мне открывались картины их путешествий, а порой мы как бы менялись местами, и поэтому я мог собственными руками прикоснуться к  стенам храмов и побывать у алтарей святилищ всех вер.   Я участвовал в опьяненных козлиными гимнами Диониса оргиях Элефсина, я  помогал жрецам бальзамировать мумии во времена Эхнатона, я участвовал в кровавых жертвоприношениях  Кетцалькоатлю и друидических ритуалах. И даже спас от жертвенного ножа дочь вождя маисков, посветившую меня в тайны  пришельцев. Я сквозил по временам меняя веры и обличия.

 Больше всего мне нравилось бывать  на студенческих пирушках. Поэтому я снова и снова возвращался к друзьям-бурсакам в Гейдельберг, по кривым улочкам которого мы бродили пьяными ватагами, наводя ужас на обывателей. Чтобы снова и снова пережить обряд посвящения в студенты, я курсировал между  Гейдельбергом, Гёттенгеном, Лейпцигом, Марбургом и Кёнигсбергом. И везде встречал весёлых и жизнерадостных единомышленников. Очертя голову, я бросался в бурсацкие забавы. Лечь в круг голова к голове, чтобы видеть готические своды аудитории, где потом чопорный профессор в похожем на барана парике и очках-кругляшках  читал нам  лекции, принять постриг гигантскими ножницами, быть причесанным циклопическим гребнем, побритым ужасающе огромной деревянной бритвою ради того, чтобы заполучить право красоваться на улочках университетского городка в ботфортах со шпорами, шляпой на голове, тростью в руке и трубкою в зубах ухмыляющегося рта всезнайки - что может быть прекраснее? А особенно право тратить звонкие монеты на дружеские попойки, когда вино и пиво льется рекой, а карпы в пруду загородного мельника так и просятся на сковороду! Эх, Гейделбегские пирушки! С пивом, горою крепко соленых креветок, блюдами из осьминогов, бранью и враньем вернувшейся из дальних плаваний матросни! Не в них ли вызрели наши с тобой, Ханс идеи путешествия во времени? Не тогда ли, упав головою в блюдо с морской капустой ты, подобно Ньютону от удара яблока по голове, прозрел? 

 Ты так усердствовал, чтобы стать любимой Лисицей Старого Бурша, что  не щадил своего кошелька. И ты мог прозреть прозрачнотелых сильфов в кружке пива,  ундин и наяд  в портовых шлюхах, а зеленовато – скользких саламандр в закусках из морской снеди.  Тогда-то и явилась на свет твоя теория о  вечной борьбе …    В ту же пору ты  обрел и тайное знание о зловредных    Tempus  Killers…Убийцах Времени.

Подняв голову из блюда с недоеденными дарами последнего отлива(когда подводило живот, мы ходили по брегу и собирали, что Нептун послал) и отлепив от щеки устрицу, ты увидел, как  пятеро тяжело вооруженных ландскнехтов ворвались в погребок, чтобы сграбастать одного из наших собутыльников, за то, что он принадлежал к ордену Розы и Креста. Это ты, Ханс, превзойдя самого просветленного мистика из пастухов сапожников Якова Бёме, первым дотумкал, что оборудованный  для посвящения  в рыцари креста храм и есть стартовая площадка для преремещений во времени. Это удалось тебе лишь потому, что ты первым увидел их, для чего-то передающих нам это тайное знание.

Для его получения не нужно было в поисках апокрифа, запечатленного на  папирусных листах золотыми буквами раскапывать могилу нашего Учителя , чтобы прочесть на саркофаге «Вернусь через 120 лет», как это сделал один нарушивший клятву болван.  И чему было удивляться, войдя в гробницу и открыв, что это залитый светом алтарь, хотя  в подземелье не проникало ни луча света? Ведь mobile temporus  работала! И её лучи не нуждались в солнечной подсветке. Ты, Ханс, стал  истинным розенкрейцером не потому, что не чувствовал ни голода, ни холода, ни старости, а потому что увидел их в момент посвящения. То, что внешне выглядело как зал обтянутый зеленым бархатом, было пространство удерживаемое уэнгами от всепоглащающего вторжения гургов.  Что с того, что разгласитель наших тайн Габриэль Гранде  с своих «Скрытнейших тайнах природы» разболтал о  загадках вечного движения,  секретах превращения металлов и даже описал лекарство –панацею от всех болезней! Что толку в озарениях Великого Сапожника, так и не увидевшего при жизни своих книг? Какой прок в исканиях оксфордского сноба Роберта Флуда-практикующего врача, кафедрального философа, резонера и занудного мистика?

 Ты увидел, что посвящающие тебя занимаются пустыми манипуляциями, что они не понимают предметов, с которыми обращаются лишь потому, что ты не был ни догматиком, ни флегматиком, а был веселым, ехидным бурсаком, готовым свернуть челюсть или треснуть по лбу тростью любому, кто посягнул бы на истину. Да, ты опустился на колени перед Мастером в фартуке и с  палочкой из слоновой кости  в руке. Да, Крестный Отец  стоял со шпагой и произнес: «Убить тело, чтобы очистить дух!» Да, перед этим ты прошел сквозь зал, где на пьедестале , к которому  вели семь ступенек  ты увидел священный Сферос - два составленных воедино хрустальных полушария , символизирующих свет и тьму.  Ты не мог не обратить внимания и на рубин на зеленом сукне стола и на необычной формы канделябры. Линзы, называемые девятью стаканами, символизирующими мужские и женские качества  и золотые флюгеры-улавливатели эфира лежали здесь же. Все остальные предметы-жаровня, круг, салфетка были совершенно лишними. А тем более шутовские ужимки со шпагой, пером, чернилами, бумагой, печатью. Даже сквозь повязку на глазах ты увидел второй экземпляр mobile temporus  в разобранном виде, ведь ты обладал даром  ясновидцения! А для того, чтобы нам можно было вернуться из Германии XVII  века в  Россию XVIII, в избушку в деревне Чум Аки, где мы проводили главную часть нашего эксперимента, нам не нужны были ни дурацкая печать, ни идиотская красная лента ни остальная  бутафория, среди которой пребывала в разобранном виде реквизированная у нас машина времени. Горе-масоны не знали как с нею обходиться и довольствовались тем, что подобно крыловской обезьяне с очками, то нюхающей то нанизающей оптические приборы на хвост, устраивали с ними таинственные обряды. Они делали это в силу того, что захваченный ими прибор связывали со смутными легендами о вызывании духов. Как это делал Мартин Лютер, когда, корпя над своим учением  в  Варбугском замке на живописной горе близ Эйзенаха,  запустил чернильницей в черта.

 Тюрингский святоша, предписаниям которого о божественном помазании успеха в земной жизни была движима  упьедесталившася подобно скульптуре римской волчицы на Российском престоле Ангальт-Церберша! Запустив начиненным фиолетовой жидкостью снарядом в Князя Тьмы, ты промахнулся! А вот Ханс, которому уже подсовывали для подписания бумагу с готическими каракулями –не сплоховал. Чернильницей по лбу Великого Мастера(это был усердно внедряющийся в наш орден, свято верующий в ведьм, инкубов и суккубов  иезуит) так, что жижа потекла по морде и заляпала весь фартук, шпагой – в толстенное брюхо Крестного отца(мастера палача, который в самой последней, скрытой за зеленым бархатом комнатой прятал свои щипцы для вырывания языков и испанские сапоги для выжимания признаний).

Ты, Ханс, добивал «братьев» (инквизиторов, оборудовавших эту ловушку для  уничтожения братства Розы и Креста) кого шпагой, кого семисвечником, когда ворвавшись, я помог  тебе прикончить похитителей нашего аппарата.  Ты неплохо фехтовал. Да и уроки полученные тобою во время службы гардемарином не пропали даром. Когда ты завязывал узлы скатерти с деталями аппарата, а я намеревался запихать Сферос за пазуху, в псевдохрам ворвались еще пятеро.  Это были они  повсюдй висевшие у нас на хвосте Убийцы Времени, на которых лежала роль зачищать всё что связано с возможностями прорицания и ясновидения. Они были в тяжелом снаряжении ланскнехтов и дело казалось безнадежным. Но ты не растерялся. С небывалым проворством ты успел сунуть в узел руку, выхватить оттуда одну из линз и, поймав в неё огонь от одного из всё ещё освещающих поле боя канделябров, навести луч на хрустальный Сферос в моих руках. Не зря ты слушал лекции самого Гюйенса, ты точно рассчитал траекторию луча. Преломясь в Сферосе, он упал на ландскнехтов - и они испарились. Ты переместил их во времени. И хотя при  неполной укомплектовке прибора это означало, что они  отодвинуты от сего момента на какие-то минуты, мы успели выбежать из подземелья, вскочить на коней –и поминай как звали! 
 
И вот пришло время ложиться в гроб. Рака с телом моей вечно юной Сихате –Алунь уже стояла в моей избе. Я не строил усыпальниц на манер фараонов или даже нашего Учителя. Я знал – это тело всё равно истлеет, а благодаря поддержанию работы изобретенного нами с Хансом прибора, я  буду жить вечно.  Жили мы с Сахате-Алунь по-простому, казны не копили. Перед тем, как уложить мою шаманку в простой гроб из сосновых досок, я обмыл её водой из кристальной чистой Туйлы, обрядил в одежду с оберёгами. Под голову я подложил ей ее бубен, с которым она не расставалась до последнего. Моя Белая Шаманка вступила в бой с Черным Шаманом – и во время путешествия по нижнему миру он, явившись туда в виде черной собаки и ворона, настерзал Сихате-Алунь и пожрал её эон. Мой гроб тоже был готов. Он стоял у стены и сильно пах сосновой смолой. Я весь день стругал его в сарае. Я сел за стол, чтобы дописать последние страницы своего послания, когда, скрипнув  дверьми, в избу зашел отец Константин, и осенив себя крестным знамением, спросил:

- Собираешься?
- Собираюсь! – оторвался я от своих записок, и увидел что вслед за священником в распахнутые двери вбежал черный, как смоль, пес и влетел ворон.  Откуда ни возьмись роем налетели мухи…