Война. Начало

Из родного села Ремонтного мы переехали в 1937 году, через три года после смерти отца. У матери оставались на руках четверо малолетних. Работы в селе не было, да и работать в семье некому, и по совету брата отца Сергея Никитовича мы переехали в Элисту. Построили маленький домик – землянку на окраине города – калмыки дали землю. Тогда я впервые услышал радио  - вдоль улицы провели.
Природа в Калмыкии скудная, топлива никакого, мне приходилось брать ручную тележку и уходить далеко в поле, срубать корни полыни – это было наше топливо на зиму. Запах у этих корней специфический, в доме ни блох, ни комаров, ни клопов!
Так мы и прожили в Элисте до 1942 года. Я закончил 7 классов. В стране гремела война, уже и у нас были слышны её раскаты. Оба моих старших брата, Иван и Дмитрий, воевали на фронте. Надо было как-то жить, и по совету матери я начал искать себе работу. В 25 километрах от Элисты было учебное опытное сельское хозяйство, где испытывали зерновые культуры. Взял я бутылку воды и палку, от собак отбиваться, если отару встречу, и потопал пешком в это самое хозяйство. Нашёл бригадира и за два воза сена для нашей коровы договорился работать всё лето.
Весь июнь и июль я возил на быках снопы пшеницы, ячменя, косил сено на сенокосилке, а 15 августа в Элисту вошли немцы. Вдруг над Элистой дым. Это наши самолёты бомбили немцев. Я работал, тревожно поглядывая в сторону города. И вот под вечер смотрю, а недалеко под стогом сидит вся моя семья: мать, сёстры мои Елена, Александра, Прасковья со своими детьми. Испугались они бомбёжки и бегом из города, побросали дома открытые. Назад идти боятся, говорят: здесь будем ночевать. Делать нечего, пошёл я сам в Элисту. Пришёл, навёл порядки, позапирал дома, курей попрятал, корову напоил, накормил.  Немцев не видел. Решил остаться ночевать. А ночью опять бомбёжка, всё трясётся, земля с потолка сыплется (жили-то в землянках). А я лежу, думаю: «Попадут, так попадут, никуда не побегу!». Утром встал, ещё раз всё проверил и пошёл со связкой ключей назад, в хозяйство. Пришёл, а мои так и сидят там, где я их оставил. Успокоил я родню: «Идите, всё цело, бомбили центр, аэродром, места скопления немцев, а мы же на окраине!». Бригадир меня не отпускает: «Дорабатывай уже до сентября, как договаривались, волов дам сено отвезти до дома». А через пару дней приехал немец на мотоцикле, собрал всех жителей посёлка и начал агитировать в полицаи. Я повернулся и ушёл в степь, на меня и внимания никто не обратил – худенький, щупленький, невысокий. А сын бригадира завербовался: 500 марок жалованье, обмундирование немецкого солдата, винтовка. Надо было ночью охранять город, мосты. Потом я узнал, что и многие мои одноклассники соблазнились работать полицаями.
Осенью привёз я на быках  домой два воза сена, а в доме полно немцев! Квартируют! Во дворе стоял лёгкий танк, и стал его хозяин, Франц, требовать, чтобы я сеном замаскировал его технику. Я ему пытался внушить, что нельзя, сено машиной будет вонять, корова есть не станет, да куда там! Кричит: «Партизан!». Тут я понял, что с немцами шутить нельзя, разложил сено по танку. Стал я ходить подрабатывать у немцев – печи им топить. А топливо – полы и парты из моей родной школы. Злость берёт, а о войне ничего не известно. Глухомань!
Больше немцев я боялся своих одноклассников – полицаев. Старостой у них был отец моей одноклассницы. И вот как-то ночью нагрянул к нам этот староста и с ним немец. Немец меня будит и показывает жестами – одевайся! Я спросонья ничего не пойму: «Куда, зачем?». Староста  грубо прикрикнул: «Меньше разговаривай!». Привели меня в центр города, а там огромный обоз. Приставили меня к лошади. К вечеру обоз тронулся в сторону Дивного. Прошли мы километров 30. А на повороте дороги моя лошадь поскользнулась на  льду, затянувшем большую лужу (мужики, кто знал это место, обошли) и упала, встать не может. Часовые густо шли сбоку. Тот, что рядом был, схватил меня за шиворот и потащил на другую сторону дороги за кювет, автоматом в бок тычет. Тут к нему мужики подскочили, на колени падают, просят не убивать, мол, лошадью некому управлять будет. А лошадь целая, только ударилась и оглоблю сломала. Тогда толкнул меня фриц обратно к лошади. А до Дивного ещё 70 км. Двое суток шли по степи. Ночью пришли в Дивное. Мужики стали говорить, что это немцы драпают, а до меня вдруг резко, как удар током, дошло, что я был на волосок от смерти. Так из детства я шагнул во взрослую жизнь.
Обоз прибыл на станцию и перегружался в вагоны. Я высматривал того немца, который чуть меня не убил и следил за мной всю дорогу. В голове созрел план бегства. Как только этот немец отвлёкся, я потихоньку потянул лошадь за уши и повёл в сторону домов. Темнело. Я придумал, что если поймают и спросят, скажу, что у жителей хотел сена попросить. Так я с лошадкой и повозкой дошёл до Ипатова. Встретил на улице женщину, поговорили, она согласилась пустить меня к себе. А ко мне сосед её прицепился: откуда лошадь, что за воз. Тётка его боится, почему не в армии? А он и предлагает: давай, мол, в карты поиграем на лошадь! Так и забрал всё, вроде как выиграл. А мне лишь бы в полицию не сдал! Жил я у этой тётки до февраля, пока немцев не откинули. А потом собрался, да и потопал пешком домой. А это 150 километров по голой степи и днём, и ночью. Страшно! Добрые люди кормили, ночлег давали, посоветуют что. Отдохну, подкреплюсь малость и дальше. Так и дошёл до дому.