Убить Джона. Спасти Джона

(киносценарий)

Состояние отрешенности. Ощущение невесомости. Растворение чувств. Парение в полной опустошенности. Не такой полет, как у птиц, или человека, снаряженного парашютом, в свободном прыжке, с нырянием в облака, кружением, воздушным серфингом, но медленное и плавное  скольжение. Словно бы и не на этой планете. Не в этом мире. Боль ушла. Чувств не осталось. Так же как и ощущения собственного тела – вместилища моего.
Сознание. Я никогда не утрачивал его. Даже под пытками. Бессонными ночами. Сжигаемый лихорадкой. Или же забывшийся кратковременным сновидением, видел и ощущал все призрачное и нереальное бытие вокруг, как иллюзию. Временное страдание. Отделенное от меня самого. Наблюдающего. Не страдающего. Любопытствующего. Каковы же пределы? Порог этой самой чувствительности?
Ощущение свободы. Очищение свободой. Ведь это и есть то неотъемлемое, что остается навсегда с тобой. Везде и повсюду. Свободное парение. Воспоминания? Боль? Свобода дарует не забвение страданий, но лишает их прежней остроты. Отождествления себя с болевыми воспоминаниями. Лишает... Свобода... Тебя...
Возвращение? К истокам? К изначальности? К ощущению райского блаженства? Счастья?
Не много ли желаем мы после столь долгого пребывания в ином, отличном от первоначального, состоянии. Условности. Обреченности. Подвластности. Покоренности. И покорности.
Судьбе? Закону? Воздаянию?

– Мистер Леннон? Можно Вас на минуту?
Двое неприметных людей в одинаковых темно-серых плащах окликнули музыканта, когда он вместе с женой выходил из дверей студии «Хит фактори». Джон задержался у автомобиля. Йоко уже взялась за хромированную ручку лимузина и недовольно нахмурилась, машинально подняв левую руку с изящными дорогими часиками. Стрелки показывали 22.22. Звездная пара задержалась сегодня допоздна на студии, готовясь к своей следующей пластинке.
Нью-Йорк. Зимний вечер. Город, который никогда не спит. Залитый неоновыми огнями. Вздымающий ввысь свои горделивые башни из стали, стекла и бетона. И небо завешено плотным саваном туч. Так что ни звезд, ни луны не увидать отсюда, с этого крошечного пятачка земли. Манхэттен. Новый Вавилон.
– В чем дело?
– Не беспокойтесь, мистер Леннон, ничего пока не случилось. Нам просто поручено сообщить Вам нечто важное. Будьте добры пройти в нашу машину.
Мужчины были настолько неприметны, насколько схожи между собой. Не запоминающиеся лица. Мелькнет такой в толпе, глазу не за что уцепиться. Все черты банально типичные и как бы слегка размытые.
– А в чем, собственно говоря, дело? Вы кто?
Один из мужчин в сером достал из внутреннего кармана плаща черный бумажник. Небрежно распахнул его, демонстрируя серебряный значок и удостоверение.
– Полиция? Все ясно. Но чем я могу быть вам полезен?
– Мистер Леннон, это не займет много времени, буквально две минуты. Но это чрезвычайно важно. Будьте добры, пройдите сюда.
Второй мужчина, остававшийся молчаливым, указал на микроавтобус с плотно завешенными окнами, припаркованный на противоположной стороне улицы.
– Милая, подожди меня пару минут, я скоро.
Йоко уселась на заднее сидение лимузина, с любопытством глядя вслед мужу, уходящему с двумя полицейскими. Вся троица пересекла улицу и остановилась у микроавтобуса. Словно по команде раскрылась дверь. Очевидно, кто-то распахнул ее изнутри. Джон и двое его сопровождающих скрылись внутри.

Пятью часами ранее.
Чугунные ворота здания Дакота. У входа дежурят немногочисленные по причине холодной погоды поклонники. Из дома выходят Джон и Йоко.
– Мистер Леннон, не откажите автограф, пожалуйста!
Молодой человек плотного телосложения, в очках и черной кожаной куртке протянул Джону последнюю пластинку «Двойная фантазия». Сорокалетний музыкант улыбнулся, перехватил диск и похлопал себя по карманам в поисках авторучки. Поклонник услужливо подал ему свою. Леннон размашисто расписался на конверте и вернул пластинку ее владельцу.
– Всего хорошего, мистер Леннон, большее спасибо!
– И Вам удачи, дружище! – ответил музыкант, догоняя жену, уже садящуюся в длинный черный лимузин.
Фотограф, дежуривший у Дакоты, взвел затвор и щелкнул отъезжающий автомобиль с Джоном и Йоко, приветливо махавшими в окно.
– Ну как, хороший снимок получился? – осведомился у фотографа этот плотный крепыш-очкарик, прижимая к груди пластинку с заветным автографом.
– Да, парень, завтра увидишь. На сегодня я отстрелялся. Пойду проявлять и печатать.
– Знаешь, - сказал счастливый обладатель автографа, - я бы на твоем месте не торопился покидать свой пост.
– Вот увидишь, сегодня вечером случится нечто интересное, – загадочно добавил очкарик, – лучше дождись возвращения Леннонов домой...

В микроавтобусе.
– Мистер Леннон, – обратился к Джону седоволосый мужчина, сидевший у портативного телевизора, соединенного с каким-то незнакомым оборудованием, – моя задача проинформировать Вас. Сегодня ночью Вы будете застрелены на пороге собственного дома. Желаете ли Вы остаться в живых, или же предпочтете умереть?
– Что за чушь Вы несете? Меня собираются застрелить? Кто?
– Это не важно, мистер Леннон. Как не существенно и то, откуда у нас такая информация. Вы человек довольно опытный и Вас на мякине не проведешь. Хорошо. Если Вы желаете доказательств готовящегося на Вас преступления, то взгляните сюда, пожалуйста.
Мужчина пробежался по клавиатуре своего невиданного устройства, весьма схожего с пишущей машинкой, на которой Джон печатал тексты песен. Оно было каким-то странным. Казалось, что это просто ни с чем не связанная клавиатура. Плоская, как доска и с разноцветными кнопками.
– Смотрите на монитор, мистер Леннон! Это завтрашний новостной выпуск Си-эН-эН.
На экране телевизора пошла заставка и тут же появился диктор со скорбным лицом. В правом верхнем углу Джон увидел свою фотографию и услышал сообщение: «Вчера около одиннадцати часов вечера у своего дома был застрелен Джон Леннон. Убийца разрядил в него свой револьвер. Карета Скорой помощи отвезла экс-битла в больницу, где Джон умер, не приходя в сознание».
– А вот посмотрите, несколько завтрашних газет с аналогичным сообщением, – седоволосый протянул Леннону хрустящую пачку свежеотпечатанной прессы.
– Это что, розыгрыш?
– Я был бы рад просто пошутить над Вами, мистер Леннон. К сожалению, это суровая правда. И уже состоявшийся исторический факт. Что побудило нас предупредить Вашу гибель и спасти от неминуемой встречи с убийцей? Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. И вообще все ответы Вы получите позднее. Ваша жена уже начинает нервничать. Решайтесь. Или Вы доверяете нам и тогда мы спасем Вашу жизнь, или отправляйтесь навстречу судьбе.
– Вы знаете, я никогда от нее не бегал. Чему быть, того не миновать. Когда люди Клана грозили меня застрелить на концерте после той злополучной, вырванной из контекста, моей фразы, что, дескать, Битлз сейчас популярнее Христа, я не стал прятаться за спины телохранителей. И мы отыграли тогда все положенные по контракту концерты. Не думаю, что и сегодня вечером мне грозит нечто ужасное. К тому же и смонтировать поддельный выпуск теленовостей, как и напечатать эти фальшивые завтрашние газеты не составляет, по-видимому для вас никакого труда. Вы меня не убедили. И я ухожу. Пусть даже и навстречу убийце. Кто меня убьет? Кто осмелится на такое? Разве я настолько важная фигура? Ведь я уже давно отошел от политики. А убивают, в основном, только их, неугодных политиков. И не надо меня пугать. Я стреляный воробей.
– Хорошо, мистер Леннон, у меня остается лишь последний аргумент для Вас. Посмотрите еще раз на монитор.
Седоволосый щелкнул по клавишам и на экране появился ливерпульский дом тетушки Мими, каким он был тридцать лет тому назад. Снятый с улицы. Прямо перед домом стоял точно такой же современный микроавтобус, где и происходил этот странный разговор. Внезапно распахнулась задняя дверь микроавтобуса и из нее вышла Джулия.
– Мама! – охнул побледневший Джон. Джулия, ни мало не постаревшая, такая же молодая и цветущая, какой она была в день, когда ее сбил на улице пьяный водитель, улыбнулась сыну: «Здравствуй, мой мальчик! Будь умницей и послушайся доброго совета. Не ходи сегодня домой. Пусть за тебя это сделает один из этих людей. Поверь, так надо! Ты все поймешь попоз...». Картинка замерла и Джулия застыла на полуслове.
– У Вас остались какие-либо сомнения, мистер Леннон? – спросил седоволосый. В конце концов, даже если это и розыгрыш, как Вам кажется, ничто не мешает Вам немножечко подыграть нам. А если мое предупреждение окажется правдой, то мы выясним это в ближайшие полчаса. Итак, Вы согласны проверить истинность моих слов?
– Я уже ничего не понимаю? Что все это значит? Вы нашли женщину похожую на мою мать и теперь дурачите меня, насмехаетесь над моими чувствами? Кто вы такие? По какому праву?
– Мистер Леннон, я предлагаю Вам пари. Если в течение получаса я не смогу убедить Вас в истинности своего предупреждения, то я выплачу Вам один миллион долларов. Знаю, знаю, Вы человек не бедный и лишний миллион не увеличит Вашего и без того большого состояния. В свою очередь, если проиграете Вы, то есть, если Ваши сомнения развеются, то Вы заплатите мне всего лишь один доллар. Но именно тот, который находится сейчас в Вашем кошельке. С той сдачи, что Вы получили сегодня утром в цветочном магазине за углом. Металлический доллар с орлом. Идет? А кроме этого Вы официально поручите мне охрану Вашей жизни и жизней Вашей семьи? Договорились?
– Ладно, убедили, давайте посмотрим на этот маскарад!
– Обернитесь, пожалуйста, мистер Леннон.
Джон отвернулся от седоволосого к парочке неприметных типов в одинаковых темно-серых плащах. На улице в темноте он не обратил на их лица никакого внимания. Сейчас, в освещенном салоне микроавтобуса Джон внезапно вздрогнул. Внешность каждого из этой парочки была не просто скучно невыразительной, ничем не примечательной, у них вообще не было лиц. Нечто стертое и блеклое между шляпами и поднятыми стоячими воротниками плащей. Они стояли расслабленно и непринужденно. Но как странен был вид их безликий физиономий с полностью стертыми чертами. Седоволосый щелкнул пальцами: «Пора, джентльмены!»
Они соприкоснулись плечами и мгновенно слились в одно тело. Джон в растерянности захлопал глазами.
– Это что за фокусы?
Меж тем оставшийся в единственном числе агент претерпевал дальнейшие метаморфозы. Его лицо менялось на глазах. И вот уже Джон смотрит на собственное отражение.
– Мистер Леннон, будьте так добры, поменяйтесь с ним верхней одеждой.
Ошеломленный Леннон машинально стал расстегивать куртку. Его двойник ухмыльнулся знаменитой кривой ленноновской усмешкой и резво снял свой темно-серый плащ. Они переоделись. Джону казалось, что он во власти какого-то наваждения. «Быть может, я сплю, - подумал он, - или грежу под гипнозом наяву?».
– Вы не спите, мистер Леннон, - словно бы, угадав его мысли, сказал седоволосый, - нам осталось лишь проверить наше пари. Вы готовы?
– Да, я готов.
Двойник Леннона вышел из машины и уселся на заднее сидение лимузина рядом с надувшей губки Йоко. Машина тронулась в сторону дома. Микроавтобус медленно следовал за лимузином. не доезжая до здания Дакота микроавтобус остановился в на углу под фонарным столбом. В этот момент свет замигал и погас. Мгновенно внешность микроавтобуса изменилась. Теперь это была карета Скорой помощи.

Возле дома.
Лимузин подкатил к чугунным воротам здания Даката. Из машины вышли Джон и Йоко и направились ко входу. На улице все еще топтались немногочисленные поклонники. Среди них и фотограф.
– Мистер Леннон, обернитесь!
Из полумрака вышел давешний крепыш в очках и кожаной куртке. Сейчас у него в руках была не пластинка. Он сжимал короткоствольный револьвер. Бах-бах-бабах. Методично и безо всяких эмоций, как робот, он всаживал пулю за пулей в Джона, опустошая барабан.
Наконец все патроны были израсходованы. Леннон распластался на тротуаре. Опешившие очевидцы преступления пришли наконец в себя и скрутили убийцу. С истошным воплем Йоко рухнула на окровавленное тело мужа.
– Помогите, помогите! Да вызовите же, Бога ради, полицию и скорую!
Фотограф щелкал затвором. В блицах фотовспышки мелькали то бледное искаженное лицо Йоко, то закрытые глаза Джона, то его разбитые очки на тротуаре.
Карета Скорой помощи подъехала мигом, пронзительно сигналя и мигая огнями.
Седоволосый человек в белом халате торопливо выскочил из задней двери машины. Вдвоем с шофером они уложили раненого на носилки и мигом запихнули его вовнутрь.
– Вам, лучше сесть рядом с водителем, мэм, - почтительно сказал седоволосый, - не беспокойтесь, мы домчим вас единым мигом до госпиталя.
Карета неслась по безлюдным, словно вымершим, улицам зимнего Нью-Йорка. На столе внутри микроавтобуса лежал двойник Леннона с изрешеченной грудью. Сам Джон, бледный и потрясенный смотрел на свою точную копию, не в силах вымолвить ни слова. Седоволосый расстегнул куртку и рубашку умирающего. Отер влажной салфеткой уже начинавшую сворачиваться кровь.  Внезапно под кожей у двойника что-то зашевелилось. Из первого отверстия вдруг выскочила приплюснутая пуля. Затем из остальных ран повылетали и другие. Джон поймал на лету последнюю и крепко сжал ее в кулаке. Раны на теле его двойника затягивались с поразительной быстротой. И вот он уже раскрыл глаза. Резко поднялся и сел на столе, улыбаясь знаменитой кривой ленноновской ухмылкой.

Продолжение следует...