История одного психа

В психбольницу номер восемнадцать
Поступил уж очень странный псих
(Хоть кому-то может показаться
Странным также и весь этот стих).

Помешательство в нём было необычно:
Руки вечно вместе он держал,
Подходил к врачам он "С просьбой личной",
Развязать ему их умолял.

А ещё ходил он мелким шагом
И при этом иногда стонал.
Был похож на пленника ГУЛАГа,
Вверх глаза совсем не подымал.

И когда вопросы задавали,
Долго мялся и молчал тот псих.
После ж робким голосом в эмали:
"Ноги!.. Кандалы снимите с них!"

В общем, тих он был и безобиден,
Жаловался лишь на жизнь свою.
Говорил, что воли он не видел,
Что навек ему темниц приют.

Бормотал, что он родился в клетке,
А потом – что все мы таковы.
"Все рабы мы, все марионетки" –
В час ночной вдруг начинал он выть.

Как его уж не лечили только.
"Вот попался!, – восклицал главврач, –
Седативов уж вкололи сколько,
Он же не уймётся всё, циркач!"

Дружбы не имел ни с кем в палате,
Лишь порой к кому-то подойдёт,
И давай своё: "Друг… Бога ради…
Ты пойми… Ведь мы рабы господ…"

Но никто из них его не слушал,
Тараканы там у всех свои.
Зря он им раскрыть пытался душу,
С разумом ведущую бои.

Только раз тот псих разбушевался,
Когда кто-то кинул невзначай:
"Ведь здоров мужик! За ум бы брался…
Что с себя он корчит, разгильдяй!"

Тут он глянул твёрдо непривычно,
И такой тоской из серых глаз
Хлынуло, что сонной медсестричке,
То сказавшей, стыдно стало враз.

В первый раз в глазах блеснули слёзы,
В первый раз он перешёл на крик.
И, как будто наркоман без дозы,
Он затрясся, вспыхнул нервный тик.

Он орал: "Да как вы не поймёте!
Мы, как розы в вазах, все умрём!"
После – что-то там про птиц в полёте,
И брызжал слюной, кривил он ртом.

Вот уж прибежали санитары
Пламя затушить души пожара,
Но успели лишь его схватить,
Дёрнулся испуганно: "Мне плохо!",
А потом на следующем вздохе
Замер он. Пощупали: пульс – нить.

Прибежал главврач, обеспокоен,
Спрашивал у всех и узнавал,
Долго неподвижно размышлял,
После ж молвил: "Надо же такое!
Он ведь больше всех нас понимал…"