Проводники

Рецензия на «Электричка» (Римма Че)


Трата времени 
    Трата сознания он голосил,
А потом к нам садился и пил, 
   И делился слезами,
                  Он смотрел
 нам в глаза,
   Вспоминав как когда то любил.
А потом замолкал 
    И размешивал горесть в стакане.
Подстаканник вагонов,
  Побрякивал ложечке в такт, 
Рельсы ритм монотонно стучали,
                         струившись кривлялись,
От моралей забот,
 Как - то тупо сдавило в висках,
И какие то странные мысли
на нравах селились
          
Приподняв занавеску
        он тихо взерал из окна,
И поплыли снега,
Транс - Сибирских,
              родных магистралей.
Пролетали поляны Амура,
       мелькали клонившись леса,
             И пурга,
завывала плясав на стекле 
                   холодами.
Где пустырников меж деревней
Нас рипей целовал,
         на бревенчатых крышах,
 вертясь танцевать флюгерами.
   
Трата времени на полустанках,
Из крана хлестал отходняк,
И от куда то слышалось,
    Шу - шу - шу - шу 
тише милая деточка,
                               тиши.
С самовара печи набирать
                кипяток,
            Ползунки оттирав,
 Кубик сахара,
     кинув в заварку,
Спи милая, 
                    слышишь. 
Полустанки мелькают,
И толком бежит темнота.
А на стрелках, всю ночь на пролет
  дискотекой мерцают мигалки.
Остановка?  
Когда - то народ отвлекал провода,
И латки с пирогами трещали,
И бегали бабки. 
        Завернуть себя в шаль,
Что сынок?
         ты наверно устал?
Целый день на гитаре бренчать,
     Отдыхая на лавке.
Вспоминал тот момент 
                       когда он
Как мальчишка спешил на вокзал,
  Выходя на перроны,
ободранным в драках подранком.      
        папиросу достав 
затянувши молчания ком,
Утерал рукавом капли чувств 
                         надевая перчатки.
Толи дым?
     Жмет в груди часовой механизм?
И течет по щекам 
                               холодком.
 То пора из тумана,
         печалью кладет на лопатки.
     и застыв в пьедесталах,
срывалась сквозь шторы на миг
Из распахнутой неба гортани,
     метавшись в округе,
 Будь - то ей оторвали
             В оградах прилипший язык,
Спертый вырваный крик,
захлебнувшийся в вылезшей муке. 
Он сидел и смотрел,
Как из зоба набитого звездами рта,
Жавшись солнце
  румянило тощие бренные лики. 
  Сквозь столетия шагав напрямик,
        в изобилие рва. 
В перештопанной взглядами,
   жизней распахнутой книги,
Отношений сочилась налипнув
         смолою молва.        
Бинт в заштопанном наспех кармане,
     набитый рюкзак 
Оцвели погремушки 
        тряхнув наших лет семенами,
             праздных мыслей ползли,
 в туч скандалы впрягав города,
   четно билась ворочаясь
     Глупое чадо - душа
 У которого наспех придумано было название.
 
Вылезая наружу 
из туши крепленых напитков, 
      и питав сострадание,
 хрустела из ребер тюрьма,
Поминая всё чаще,
    простых отношений убытки.
Говорят по воде начертал проходя имена. 
          перепутав случайно коньками,
оставив на вилах обиды?   
 Кладку гладкую сена,
 по ломтикам хрупкого льда.

В  наших битых тасовках,
 наивных ребячьих свиданий.
 
Он совсем не старик,
   Хоть местами уже поседел. 
И вытряхивал перхать 
   набитых за ворот придании,
О конвое к запястьям
      прикрепленных списками дел.
 
Проводник подошел
  и сказал, 
       На вокзал нужно тоже успеть,
Так же как и любить,
А в ответ,
      Вам опять не до смеха?
Пока выведут к стенке поставив и станут лупить,
Наказав что теперь,
    мы для жизни своей, сами стали помехой.
 
  На пустых остановках
                             свиданий, 
        он вспомнил друзей,
Те что слыли когда то в друзьях
Затянувшись по глубжи,
и  колечки пускав по подвалам,
       Нащупывал след,
Натянувши покрепче ушанки чедак 
     на застывшие уши.

             На плацкартных купэ,
ковыляли минуты молчания,
 Становилась так душно.
   Глотать остывающий чай,

Когда в каждом вагоне знаком пассажир созерцанию
Будь то в поезде этом собралась
Из детства печаль
Заведя разговор,
       удалялись в ландшафты сознания,
потирая рубашку
  карты бросив на стол,
Ребятня в дураках остававшись,
        себя обзывали. 
И сходили на станциях,
Став у надгробий крестом.