Нота светлой печали... Триптих

"Дорога домой", Алексей Архиповский
http://www.youtube.com/watch?v=rU9pUt3PJhY



ГЛАВА 1.


                СТРАННИК  АНАТОЛЬ  СТРАХОВ,

 
                или
         Некоторые размышления  о восточных миниатюрах Анатолия Страхова



...Тысячи верст по земле, столько же небом... /Анатоль  Страхов/

  ...Звенящая нота светлой печали, навсегда оставшаяся на крыле белой птицы  немеркнущим воспоминанием, силу которого можно измерить разве что болью взлетевшего к небу аккорда, когда струны, не выдерживая накала безысходности, отказываются повиноваться маэстро  и обрывают жизнь звука на самой сильной доле....(с)


Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом…
                /А. Пушкин/


Я тайнописи чувствую шаги http://www.stihi.ru/2010/10/18/3928… (С)




    Мне приходилось писать о поэтах.
   Легко не было никогда, потому что за человеком нужно было увидеть его потаенный мир, облаченный в слова, и уже совсем другими глазами посмотреть на того, кто впустил тебя в свой мир, обнажив душу и плоть, на которой часто не было видно кожи – только рубцы от ран.
   Что может быть интересно, когда, забывая о том, что сама  слагаешь слова в какие-то  фигуры,  пытаешься УВИДЕТЬ собрата по перу и боли?
Мне думается, что интереснее  всего – степень обнажения.
Понятно, что КАЖДЫЙ пишет от себя. И берет – в себе, и тратит себя, и отдает себя. И ты это знаешь. Но еще более важно, мне думается, насколько в этом «от себя» высок градус откровения, насколько обнажены нервы и открыты   вены, из которых не всегда по капле  вытекает не кровь даже, нет…Душа извергается, оставляя плоть, чтобы наполнить пространство вокруг  нее небывалым светом сердечности ,  красоты и боли. Последняя, вылившись в строчки, часто помогает выжить. Вопреки всему.
  Сегодня есть возможность поговорить о поэте, чье имя – Анатоль
Страхов – нашло здесь и искренних приверженцев, и ищущих последователей, и восторженных почитателей. Его имя ТАМ, за пределами этого сайта, к сожалению, может быть известно меньше. А между тем, оно изначально, само по себе уже есть поэтическая метафора. Мудрый по определению, потому что так назвали (Анатолий – в переводе с восточного – мудрый), имеющий родовой метой – СТРАХ, ставший  глухим звуком фамилии, при безграничной глубине, часто достигающей трагических высот, он , при вашем мимолетном попадании  на  его страницу, обязательно  заставит вас  споткнуться  о  свое  хулиганистое изображение, и вы не сразу поймете,  что оно ничего  общего не имеет с тем, кто страницей владеет. А когда, преодолев  шок от картинки, все же захотите почитать стихи и  поймете, то удивитесь еще больше: и  тому содержанию, которое таится за смеющейся физиономией автора, и самоиронии, которая – редкий гость у многих, и хорошему юмору, и доли сарказма. Все это – через ту самую картинку, которую Анатоль Страхов считает первостепенной в восточном сонете. И, по законам восточной премудрости – ЗА картинкой, как в зазеркалье, следует искать ответы на вопрос, ЧТО  ТАКОЕ  ПОЭТ  АНАТОЛЬ  СТРАХОВ? Скажу сразу, что вопрос у нас будет один, а вот ответов на него – величайшее множество. Для большинства – они в его стихах.
Я предлагаю Вам ПОПЫТАТЬСЯ взглянуть  со стороны на поэтический мир Анатолия Страхова.
  Пусть будет так…
 
  Догорают свечи…
  Партер еще хранит теплое дыхание зала, а сквозняки на балконе спешат изгнать зазевавшиеся тени, чтобы наглухо, до следующего представления, перекрыть выход, сойти к сцене, вдохнув терпкий запах еще не остывших кулис, и оттуда, из темноты  зазеркалья, посмотреть и постараться различить обнаженные абрисы стихов Анатолия Страхова.

http://www.stihi.ru/avtor/astra11

Мы остановимся на его восточных миниатюрах, которые можно считать безупречными и по стилю, и по глубине, и по яркости той самой картинки.
   Сразу хочу оговориться, что предлагаю здесь исключительно частное мнение и меньше всего хотела бы огорчить читающих мои строки пристрастием к стихам одного поэта. Признаю и не каюсь.

***

   Можно прочитать:

Красною кистью рябина зажглась,
Падали листья. Я родилась.

Есть ли здесь картинка?
Безусловно.
А конкретность?
Более, чем достаточно.
Что мы имеем?
Информативный отрывок с совершенно конкретным указанием на время и событие во времени.
Это нравится?
Пожалуй, да…Правда, другое – больше, но и это – нравится. И в этом – больше всего вот что:

Мне и доныне хочется грызть
Жаркой рябины горькую кисть.

Марина Цветаева.
Картинка уходит на второй план, высвечивая яркую трагическую ноту того ХОТЕНИЯ, которое и делает цветаевские стихи синонимом слова «нерв», потому что акценты из области зрительного восприятия переходят «ТУДА КУДА - ТО, В ДИККЕНСОВУ НОЧЬ», давая нам возможность не только увидеть (как в начале), но и ПОЧУВСТВОВАТЬ, кожей ощутить это безысходное вгрызание в Память – Вечность, которое забыть трудно.

Будет ли уместным переход от стиха традиционного – к восточным миниатюрам ? Возможны варианты, потому что и «да» , и «нет» могут пройти совершенно самостоятельно, не задев друг друга, давая право  выбора. Я выбираю «да» и после Цветаевой хочу говорить о Страхове.

  Посмотрите…
Не только прочитайте, но и посмотрите внимательно две его миниатюры.
Они колоритны.
В них есть воздух и дыхание.
В них есть запах эпохи, помогающий автору СЕГОДНЯ говорить о том, что его тревожит, ЧЕРЕЗ ТОТ, далекий, даже иноземный, пласт.
В его миниатюрах есть краски, с годами потускневшие, где-то – потрескавшиеся, с массой «морщинок» на живописном полотне, не знавшем реставрации, но от этого не утратившего своей притягательности.
С поэтических холстов Анатолия Страхова к нам приходит, помимо цветоряда -  СОСТОЯНИЕ, ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ОСМЫСЛЕНИЕ  бытия.
Если абстрагироваться от значения слова «импрессионизм» и перестать видеть в нем только название направления в западном искусстве,   то, мне думается, что слово это – ВПЕЧАТЛЕНИЕ – очень точно передает все то, что делается  Анатолием Страховым в поэзии и за пределами  той маски, которую наблюдает каждый, пришедший на его стихирную страницу.

  Существует  впечатление, которое он  создает вольно или невольно,
которое остается где-то в воздухе рядом с тобой,
и ты, долгое время ощущая его дуновение,
вдыхаешь восточный  аромат,
уносящий тебя то ли в грёзу, то ли в отголоски давней мелодии,
вдруг  прозвучавшей  снова в твоем  искаженном зазеркалье.
И,  однажды  получив  впечатление от сделанного им,
очень трудно потом выйти за его пределы и жить дальше так, словно ты ничего не увидел.
И всему этому Космосу ощущений
есть одно название  –
ИМПРЕССИОНИЗМ   ДУШИ, 
щедро дарованный  Анатолием Страховым.

  А потому, пытаясь вслух осмыслить то впечатление, которое на меня производят стихи г-на Страхова, я сознательно оставлю за пределами разговора скупые литературоведческие меты и не стану ни себя, ни Вас отвлекать на акценты, связанные с вычленением из его стихотворного пространства поэтических средств –  подсчета метафор, выявления тропов. Мне очень жаль разрушать то облако, созданное   ажурной канвой его стихов, а потому с легкостью оставляю любителям анатомирования поэтическое пространство Анатолия Страхова  нетронутым.
Мне всегда интересней ВПЕЧАТЛЕНИЕ…
                Импрессионизм  души…

***

Странник А. Страхова
http://www.stihi.ru/2010/09/15/8135


Кто я? Откуда?
Тысячи вёрст по земле.
Столько же небом…

Странник без веры
В мятом бумажном плаще
С сумкой из перьев.

Возраст не ясен. Цвет глаз
карие с серым...
Осень придумаю и
Листья желтеют.


Менестрель  А. Страхова
http://www.stihi.ru/2010/09/15/8109


Свалены в кучу
Старые вещи. Мешок
Тоже не новый

Серые тучи
Тянутся к свалке, а мы
Думаем: к морю

Песню поет менестрель
В глиняной шапке
Сколоты пальцы его
Сломана лютня.

Они похожи, два этих путника, не правда ли?
Менестрель – не тот ли странник, споткнувшийся не вдруг о вопрос «Кто я?» на долгой дороге, именуемой жизнью?
Нам может показаться, что идет  он дорогами Питера Брейгеля, в тех же одеждах,  оставив  далеко позади детские игры (http://www.krugosvet.ru/enc/istoriya/BREGEL_PITER.html), возможно, встретивший  на своем пути разорителя гнезд
, который  охотно поведал ему во время привала страшную притчу о слепых
услышанную им однажды от старой крестьянки
( ).
   
Трудно сказать, КАКОЙ  цветоряд  мог иметь перед глазами писавший эти картинки поэт, но мне показалось, что они очень созвучны той ренессансной эстетике, в которой творил  известный  «фламандский живописец и график, самый известный и значительный из носивших эту фамилию художников – Питер Брейгель-старший,  мастер пейзажа и жанровых сцен».

  С вопроса к самому ли себе, к каким-то более высоким  сферам  начинает с читателем разговор Странник А. Страхова.
  Литературный ли это герой, ничего общего не имеющий со своим создателем, или же отраженным светом пришедший к нам из глубины миров поэта отголосок его реального эха?
   Может быть, это – иллюстрация к тому же Брейгелю?
   Или это его Менестрель,  придумавший печальную песню,   идет с ней по миру, одаряя встречных скупыми гостинцами из своего  залатанного мешка и сумки из перьев?
  Наверное, ответы на каждый из этих вопросов, собранные вместе, никогда не смогут до конца позволить читателю  ПРОНИКНУТЬ в святая святых подсознания поэта (художника, музыканта, артиста) и порадоваться тому, что вот теперь-то (!) он все про все знает. И как бы  мы не старались расчищать наслоения при наших археологических раскопках, чтобы пробраться к истине, она, эта истина, навсегда останется призрачным миражом, приблизившись к которому однажды, мы, не выдержав ее откровения, навсегда прекратим  блуждание в этом мире, так и не получив ответа на главный вопрос… Но даже и тогда, когда не будет нас с  забавно  - суетной   попыткой  познания, истина, словно и не замечая  усилий  наших, и не взирая  ни на какие  хлопоты  и  старания, просто останется той недостижимой сферой, которая из века в век будет притягивать к себе все новых и новых искателей жемчуга.

Мне кажется, что примерно такие мысли могут вызвать у многих стихи Анатолия Страхова.
Они биографичны?
Без сомнения!
Можем ли мы увидеть за строчками хоть какое-то очертание реальности?
Пожалуй, нет.
А между тем,  автор сообщает о себе очень много. Но это многое он так умело упаковывает, что вы не обнаружите узелков не только с изнанки, но и на лицевой стороне не приметите ни одного небрежного мазка, словно он так отлессировал живописное полотно,  в кровь стерев свои  тонкие пальцы, что  еще больше следов оставил на сердце, откуда и брал   обожженные временем сюжеты.
А потому и не случайно, что

Сколоты пальцы…

И лютня, не выдержав вековой нагрузки, сломана тоже. И нет привычного рядом – того инструмента, с которым многие версты пройдены. А пройдено, действительно, много:

Тысячи вёрст по земле.
Столько же небом…

   Версты  многое могут поведать о каждом из нас, потому что никуда  не исчезает информация, однажды записанная  нами на километровую ленту времени.
И стоит ли искать за строчками какой-то потаенный смысл, конкретностью нарушая тот колорит эпохи, который очень трепетно и деликатно пытается воссоздать в своих миниатюрах автор?
Можно предположить, что за строкой скрыты и совершенно реальные вехи биографии…
Но так ли они важны на самом деле?
Не важнее ли то состояние, которое передает  автор, являя нам своих лирических  героев?
Так, не зная реального, мы имеем очевидное.
Первая строфа «Странника», начавшаяся вопросами и завершившаяся ответами, погружает читателя в то состояние души, на  котором я настаивала в начале.
  Мы попадаем под впечатление, предложенное   поэтом в виде очень яркой, совсем не потускневшей со временем картинки, которая при том, что    сочно написана  маслом, оставляет в памяти  читателя еще и  акварельно – размытое  впечатление от души самого поэта – очень трепетной и нежной, хрупкой и  ранимой, сравнимой разве что со следом  возле  легкого облака  воздушных  движений лебединых крыл.
Это есть впечатление…
                Импрессионизм души…

  Что мы еще узнаем о Менестреле-страннике?

Возраст не ясен. Цвет глаз
карие с серым...

Неожиданная подробность, разбивающая иносказательную канву его притчи?
О чем это я?
Мне захотелось увидеть глаза автора и я поверила  тому, что написано?
Пожалуй…
  Я смотрю на героев Брейгеля в  лежащем передо мной альбоме, и мне кажется, что поэт просто описал одного из них?
Возможно…
  А насколько близко к друг другу обе версии в моем прочтении?
Видимо, близко. Потому что деталь, уточняющая цвет глаз Менестреля-Странника в таком маленьком стихотворном пространстве все же случайной быть не может. Как и возраст, в оценке которого автор, чуть приоткрыв свое лицо (глаза называют зеркалом души!), снова уходит от прямых ассоциаций и сообщений, потому что возраст – штука совсем непонятная, иногда идущая вразрез с теми цифрами, которые имеет, иногда – параллельно, иногда – совпадая.
И если глаза являются зеркалом души, то чем является возраст для человека, понять не всегда можно. Иногда цифры лет могут существовать отдельно от их носителя.
  Вероятно, говоря о том, что «Возраст не ясен», поэт, сам удивляясь несоответствиям,  и желает  поведать  нам о тех противоречиях, которые очень часто заставляют как-то особенно протяжно заныть под ложечкой, а размеренный ритм фразы еще и прибавляет усталости его любимому страннику, которую оттеняют мятый бумажный плащ и сумка из перьев.
  Не здесь ли кроется  ответ на вопрос, «Кто я?», скорее, риторически заданный в самом начале?

Странник без веры
В мятом бумажном плаще
С сумкой из перьев.

Свалены в кучу
Старые вещи. Мешок
Тоже не новый…

     Мне не хотелось бы сейчас срывать  пыльник с плеча Менестреля-Странника, потому что сегодня, так уж сложилось в его жизни после земного и небесного внедорожья, этот скромный  плащ не только укрывает его обнаженную душу, но, что еще важнее, и греет ее, давая то тепло, которое ему и необходимо сейчас, и дорого, и без которого могут потухнуть его  удивительные глаза – карие с серым.

  Странник без веры…

  Что же касается веры…
  Очень часто нам кажется, что, однажды столкнувшись с предательством на  пути, мы навсегда теряем тот стержень, который должен держать нас не благодаря, а вопреки всем катаклизмам. И есть ощущение блеклости красок и бесцветного звука. И думаешь, что никогда (ужасное слово на самом деле – «никогда!») уже не обретешь ни понимания, ни веры, не сможешь отозваться на чью-то боль, а еще страшнее – разделить чью-то радость. Так бывает…
  Но мы позволим себе не задерживаться на этой строчке, чтобы не нарушить своим пристальным вниманием того священного таинства, который каждый в душе имеет. И чем дальше оно, это таинство, именуемое верой, от глаз посторонних, и чем меньше оно обнародуется, и чем реже им прикрываются, как заношенной вековой одеждой, тем, очевидно, прочнее и искреннее сама вера в человеке.
Она есть у каждого.
Смею думать, что не лишен ее и идущий по переполненным дорогам     Менестрель-Странник.
   Она есть у него.
   А потому ему есть, что прятать в своем сердце.
   Пусть так и будет.

   А мы еще раз посмотрим на ту картинку, которую сотворил для нас автор.
Последние две строки «Странника» уже вне наглядного изображения. (Вспомним Марину Цветаеву с ее автобиографичным «Красною кистью»).
  Тот же случай. Автор переносит акценты с видимых (где есть запах, вкус, цвет) на иные способы воздействия на наше восприятие.
Анатолий  Страхов достаточно прорисовал своего героя, и теперь может позволить себе  только дать информацию.
  Но какую!

…Осень придумаю и
Листья желтеют.

Серые тучи
Тянутся к свалке, а мы
Думаем: к морю…


А теперь вернемся чуть назад – к мятому бумажному плащу, сумки из перьев( единственное, из чего и мог сейчас ее сделать Менестрель - Странник!), и к «безверью», которое, конечно же, придумано, как и осень, и желтые листья.
   А еще раньше нас остановил вопрос «Кто я?»
  А потом мы повстречали Менестреля и заметили сходства двух путников.
  И еще «придуманная осень» отраженно касается «неясного возраста», и касается именно ПРИДУМАННЫМИ лучами, ЗАСТАВЛЯЮЩИМИ желтеть листья, вопреки, казалось бы, такому не осеннему периоду в жизни Менестреля .
 
  Мне думается, что в тему Менестреля-Странника совершенно естественным образом мог бы влиться и  ЯСный  «Рембрандт»  http://www.stihi.ru/2010/08/24/1439,
написанный поэтом  в традициях старой голландской  живописи, мастером  торжествующего света которой современники  называли  Ремрандта. И Анатоль Страхов, вслед за великим маэстро, из  тайников света, которые  небольшим пятном сияют в окружающем мраке,  извлекает еще одну маску, которую, возможно, примерил однажды и  странствующий Менестрель, а примерив, положил ее в свой не новый мешок, оставил до поры, чтобы сегодня, спустя время, показаться нам через световую палитру великого живописца  и сказать еще несколько очень важных слов, звучание которых обязательно должно будет что-то задеть в струнах трепетной души читателя. Во всяком случае, так хочется думать.

***

    Уже очень поздно. И  театр совсем опустел…
Лампы потушены, свечи отдали свой аромат кулисам и отдыхают до поры. Из зазеркалья   ушла  суета вечернего представления.
Зрительный зал покинули последние голоса и ускользающий шепот.
А где-то в кулисе одиноко лежит треснувшая лютня – не та ли самая, о которой тосковал некогда проходивший мимо Менестрель-странник?
И перышко…
Кажется, оно выпало из той сумки, в которой Странник хранил помятый бумажный плащ. 
Я захотела поднять его, чтобы сохранить на память, а оно в моих руках превратилось в хокку.
Хокку птичьего перышка. http://www.stihi.ru/2010/09/11/2044 , которое уже никогда не исчезнет.
Даже если еще больше устанет от дорог Странник,
а Менестрель позабудет слова некогда любимых им песен.
  Но НИКОГДА не потемнеют от   времени   полотна Рембрандта, потому что в таинстве его красок  отраженным светом  НАВСЕГДА  останется   бессмертный  ФА МАЖОР   бесконечно солнечного Моцарта.
Пусть так и будет…

Я тайнописи чувствую шаги…

Это о поэте Анатолии Страхове.
Здесь гораздо меньше слов, чем во всем моем трактате о нем.
И здесь о нем, может быть, гораздо больше, чем во всем моем трактате…
***
Данте-сонет

Я тайнописи чувствую шаги –
Они скрывают очертаний меты…
И  слышу голос – он остался…
…………………………………Где-то
Потерян  след заоблачной пурги,
А легкий вздох печального сонета
Рождает отзвук давнего рассвета,
Когда не думал Данте про круги,
А убежать хотел  к потокам света,
Не ожидая от него строки
И принимая в дар лозу терцета.
Хотел ли он оставить след поэта?
Не выставляя вирши на торги,
Случайно стал заложником сонета,
Отдав звучанье сердца за долги.

18 – 21.10.2010  ( http://www.stihi.ru/2010/10/21/742 )



ГЛАВА 2.

       И М П Р Е С С И О Н И З М    Д У Ш И,

                или

               ОБРЕТЕНИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЙ



Музыкант

Чуть слышится где-нибудь звук инструмента,
В наивном сознанье мгновенно рождается
Музыка—
Музыка губ обнаженных:
Она наполняет пространство  вокруг—
От края знакомой земли и до края
Земель незнакомых...

Взгляни на него:
Его голова—не от мира сего,
А руки—земные,
Прекрасные, тонкие руки.  /Поль Элюар/

***


   Когда роняет  последние пронзительные аккорды отцветающая осень, выплескивая на палитру самые яркие цвета и оттенки, которые и не снились веселому в своей наивной свежести, беспечному лету, начало золотого октября  окропляют ноты легкой грусти и светлой печали.
   Их приносит…М У З Ы К А, проникающая в самое сердце того, кому дано ее слышать.

***   ***   ***

    Анатолию Лебедеву  повезло, и он навсегда стал ее трепетным пленником.
    Но повезло и  ей, потому что она обрела в его лице  не только еще одного поклонника, но и преданного  господина. Они нашли друг друга и  должны были не расстаться никогда, потому что это противоречило  самой  природе их естества, настолько   гармонично было их звучание.
  Он постигал законы  гармонии, пытаясь настроить на ему только ведомый лад струны своей восторженно - окрыленной  души,  она  платила ему взаимной любовью, одаряла вдохновением и желанием творить.
 Он писал музыку. Или она диктовала ему то, что хотела услышать от него?
Теперь – не суть важно. Он был молод, безмерно  талантлив и совсем не думал о том, что где-то может не быть ее – Музыки. Он даже представить себе такого не мог, потому что не жил без нее ни секунды. Никогда. 
  Его сердце, открытое прекрасному, находило  в обыденности бытия те единственные ноты, которые,  безошибочным тоном ложась  на его палитру, создавали  тот необыкновенный колорит, который надолго оставался в памяти восторженных зрителей.  А их было много в его музыкантской жизни.
    Можно было бы говорить о том, что человек этот соединил в себе несоединимое. Или – практически не соединяемое, примером своим забивая все известные споры о физиках и  лириках. И не только потому, что химик-лирик и лингвист оказался еще и музыкантом, и поэтом, и художником.   Можно было бы сказать о том, что, наверное,  не случайно в нашем  педагогическом  институте  на факультетах были открыты спецгруппы  с изучением иностранных  языков. Тогда это было новшеством, долго оно не продержалось. Но Анатолий Лебедев успел, а потому в его дипломе вместо традиционной биологии, которая прилагалась к химии совершенно естественным образом, значится английский язык. Это не традиционно для того времени. Но так ведь и наш герой – человек уникальный.

***   ***   ***
   
Можно было бы говорить о том, что наш древний город в 70-е годы не пожелала видеть на своей земле талантливых ребят во главе с Анатолием Лебедевым, а приютившая музыкантов на многие годы астраханская филармония стала им и землей родной, и домом, и пристанью. Тогда уже нельзя будет не отметить и того факта , что неприятие  конкретным  городом культуры  и ее одаренных представителей  имеет свои давние корни, которые со временем окрепли и стали традицией.  К тому же, пример с А. Лебедевым, увы,  не будет единичным.
Все это правда, но сейчас речь не об этом.

     Можно было бы перелистать вместе с героем  плотный  и яркий календарь его гастрольных дней. Это было бы фактурно и конкретно.
     Можно увидеть что-то реальное,  сделанное  человеком.
     Можно сохранить память о нем и о его делах.
     Но…

     Иногда же  сильнее  бывает  впечатление.
Оно не всегда возникает. Да и степень его бывает совершенно разной. Наконец, впечатление  может  быстро исчезнуть.
А случается (редко!) – остается в памяти какой-то яркой ли нотой, вспышкой, озарением, и не уходит быстро, и продолжает напоминать о себе, причем, всякий раз – по-разному. И это лишь усиливает твой восторг, и прибавляет удивления, и освещает  память твою совершенно удивительным светом.

     Импрессионизм души...

     Это то, что тебе не  поймать за хвост и не потрогать.  Это  даже увидеть не всегда можно. Скорее – почувствовать, угадать, ощутить. И запомнить, настолько яркими  могут оказаться   ощущения от полученного впечатления.
    Они лишены предметности, но в них нет пустоты.
    Они, на первый взгляд ирреальны, но совершенно очевидны.
    Их невозможно увидеть, но и забыть их нельзя.
    Им названья нет, но они обладают  звуком, цветом  и даже запахом.

    Импрессионизм  души...

    То ли чья-то безмятежная грёза, то ли – звук обреченного эха, надолго разрезающий пространство своей зависающей в пустоте болью.

   Или – осыпающиеся лепестки  цветущей вишни, которыми налетевший вдруг ветер застилает сады по весне.

   Может быть,  матовая кисея  утренних туманов и аромат белых лилий ближе к полуночи, опьяняющих  до головокружения.

   Человек, избравший себе в союзницы Музыку, наверное, из такого мира – лишенного повседневной суеты,  бесцветности  и  глухоты.
   И можно заниматься чем угодно: ходить на службу с утра и прикладывать руки к конкретным житейским делам  вечерами,  но ни на одну  секунду не переставать слышать при этом, как с тобой
................в одном  пространстве
.................................лёгким флером
.......................................трепещут крылья   
.............................................бессмертного  ФА МАЖОРА
солнечного Моцарта.

Импрессионизм души...

***   ***   ***



Лебедь

Изысканный, как бог в лучах огней заката,
Он начинает Песнь безмолвием крыла.
И льется Музыка, забытая когда-то,
И проплывает над водой  его соната,
И в янтаре купается Луна.

О Лебедь, – гордость  птиц  заоблачной Вселенной,
Не мил твоей  звезде  удушливый покой.
Скрываешь ты  от глаз  боль раны сокровенной,
И только ленты шлейф струится за тобой
И остается облаком  надменным.

И нота – изумруд печального сонета
На шее, как кольцо из пережитых строк.
И в них – пожар  земли, и ожиданье света…
Трепещет на воде  осиновый листок
И не находит на вопрос ответа.

Взлетевшая  печаль  забытого  признанья,
Ты – зимняя мечта и грёзы первый снег…
О Лебедь трепетный, смахни с крыла  изгнанье…
Ты  с нежной белизной  плывешь из  века в век
И не находишь сердцу оправданья. (С)

***   ***   ***

    Анатолий Лебедев…
.....................Белоснежное облако и удивление…
....................................Пронзительность звучания и легкий отголосок печали, словно капли  весеннего дождя стекающие с лепестков белой персидской сирени на еще не проснувшуюся после ночи землю.

   Анатолий  Лебедев…
.................Акварельная прозрачность сочного цвета импрессионистов,
он, заболев однажды, не переставал восхищаться,  пытаясь постичь при этом их волшебно-ускользающую светопись и иллюзорность.
Казалось, что и сам он был погружен в  ту же колористическую  тайну, которая, сохраняя оттенок декадансного настроения и легкой грусти,   еще не имела привкуса степной полыни.

   Прошло время, но свет того впечатления, которыми оказалась богата жизнь  Анатолия Лебедева, не померк. Скорее, трансформировался.
   Акварельность осталась.
........................Как основа бытия, восприятия мира, как чистота и первозданность. Это та легкость (не легковесность!), которая помогает в трудные минуты, спасает, вытягивает на поверхность, не дает упасть. И она пробивается оттуда, из глубины иного уже столетья,  когда смотрит на нас удивительный по глубине и пронзительности взгляд с одного из автопортретов  мастера.
   Герой ли полотен Рембрандта, соединивший в себе   боль всех столетий мира? 
   Метафора ли обреченности?
   Или - поднимающееся до трагических высот звучание  Реквиема? 
   Возможно, бодлеровский сонет, под черным плащом  строфы скрывающий трепетное сердце пилигрима?
   И одно, и другое, и третье. Все это есть в нем.
   И еще – яркой вспышкой – янтарный всплеск света, словно лунная жуть послала землянам свой огненный протуберанец. 
  Таинство света.  И в этом таинстве –
                мысль,
                взгляд,
                плач,
                звук.
  Другая жизнь.
  Другое время.
  Другая эпоха.
  Другие краски.
  И техника – другая.
  Другое – все.
  Но,  как и тогда, давно-давно – много света. В портрете. И в  человеке, имя которому – Анатолий Лебедев.
  Его, этого света,  много,
..........................потому что в тайниках души
  перламутром живет то трепетное и возвышенное,
........................имя которому –
.........................................Музыка.

   Анатолий Лебедев…
  Звенящая нота светлой печали, навсегда оставшаяся на крыле белой птицы  немеркнущим воспоминанием, силу которого можно измерить разве что болью взлетевшего к небу аккорда, когда струны, не выдерживая накала безысходности, отказываются повиноваться маэстро  и обрывают жизнь звука на самой сильной доле.

   Анатолий Лебедев…
   Это звук, окрашенный Поэзией мысли и чувства. И это, в не меньшей  степени  – Слово, ограненное такой изысканно-музыкальной фразировкой, которой могут позавидовать самые искусные ювелиры.

Сейчас трудно вспомнить, что было раньше: Звук ли, Цвет или Слово. Но, счастливым образом соединившись в одном человеке, эти триединства дали то явление  культуры, имя которому – Анатолий Лебедев.

   И только он совершенно точно  знает, что СНАЧАЛА была Музыка.
   Звук был. И он для него оказался первичным. И красивым. И цветным. И ярким.
  Этот звук был напоен тревожным цветом  недавней войны, которого он не мог не почувствовать, потому что в его семье по огненным дорогам прошли не только мужчины, но и нежно любимая им мама. А потому его самый первый звук, перешедший к нему от  материнского сердцебиения,  был еще и тревожным. И радостным был одновременно, потому что, несмотря на измотавшие людей потери, победа была завоевана.

  Он принял этот звук и пронес через жизнь как самое дорогое, чему  и цены-то нет.
  И владеет этим. И сохраняет.
  А потому, человек он – богатый.
  Художник.
           Поэт.
                Музыкант.
                Анатолий
                Лебедев...   
 

                07 - 09.09.2010  (http://www.stihi.ru/2010/09/10/654)


ГЛАВА  3.

С Т Р А Н Н И К  АНАТОЛЬ  СТРАХОВ. П Е С Н И  Т Е Н Е Й    М Е Н Е С Т  Р Е Л Я


...звук, окрашенный Поэзией мысли и чувства. И это, в не меньшей  степени  – Слово, ограненное такой изысканно-музыкальной фразировкой, которой могут позавидовать самые искусные ювелиры...(С)

...Понятно, что КАЖДЫЙ пишет от себя. И берет – в себе, и тратит себя, и отдает себя. И ты это знаешь. Но еще более важно, мне думается, насколько в этом «от себя» высок градус откровения, насколько обнажены нервы и открыты   вены, из которых, не всегда по капле,  вытекает не кровь даже, нет…
Душа извергается, оставляя плоть, чтобы наполнить пространство вокруг   небывалым светом сердечности ,  красоты и боли.
Последняя, вылившись в строчки, часто помогает выжить.
Вопреки всему...(с)

http://www.stihi.ru/2010/10/21/742

***


…Давайте вернемся в театр…
Помните?
Мы уже были там однажды…
Когда?
Совсем не так давно…
Или назад тому лет десять…
Может быть, сто?
Или еще больше?
Важно ли это?
Не важнее ли, что мы там – были – в старом-престаром театре какого-нибудь старого-престарого провинциального городка.
И вот снова  оказались возле его входа.
Случайно ли?
Может быть, да…
А может, и нет, потому что не бывает, наверное, в жизни случайных дорог…
Не бывает…Как  не бывает и простых…

Итак…
Все, как тогда…

http://www.stihi.ru/2010/10/21/742


…Уже очень поздно. И  театр совсем опустел…
Лампы потушены, свечи отдали свой аромат кулисам и отдыхают до поры. Из зазеркалья   ушла  суета вечернего представления.
Зрительный зал покинули последние голоса и ускользающий шепот.
А где-то в кулисе одиноко лежит треснувшая лютня – не та ли самая, о которой тосковал некогда проходивший мимо Менестрель-странник?
И перышко…
Кажется, оно выпало из той сумки, в которой Странник хранил помятый бумажный плащ. 
Я захотела поднять его, чтобы сохранить на память, а оно в моих руках превратилось в хокку.
Хокку птичьего перышка. http://www.stihi.ru/2010/09/11/2044 , которое уже никогда не исчезнет.
Не исчезнет, даже если еще больше устанет от дорог Странник,
а Менестрель позабудет слова некогда любимых им песен.
  Но НИКОГДА (слышите? НИ КОГ ДА!) не потемнеют от   времени   полотна Рембрандта, потому что в таинстве его красок  отраженным светом  НАВСЕГДА  останется   бессмертный  ФА МАЖОР   бесконечно солнечного Моцарта.
Пусть так и будет…

Я тайнописи чувствую шаги…

  Однажды мы уже пытались с вами пройти по дорогам Странника- Менестреля  http://www.stihi.ru/2010/10/21/742, ведомые его волшебным  хокку - перышком. Сегодня можно попробовать прочитать  его сказку, которую он  услышал как-то на  длинной житейской дороге от старой крестьянки Питера Брейгеля
   а потом сделал из нее  одну из своих   неповторимых песен и распевал ее всюду.

http://www.stihi.ru/2010/10/26/4092


Строчки бесцветны. Ночь спутала стоны и сны,
Куклы тряпичной глаза, разговоры соседей,
Запах полыни, полов, пыльной шкуры медведя,
Скрывшей надёжно все тёмные пятна стены.

Хочешь быть нежной, а после безумной от ласк.
Тайные страсти раскрыв, обнажённость не пряча…
Боже всевышний прости нежеланье быть зрячей
Рано уставшей от слёз, твой не слышащей глас.   

Листья опали, вновь в вазе цветочной букет
Прожитых ветров кленовые красные шпили,
Ветки рябины… Домашние долгие штили,
Зыбкие тени, сводящие память на нет. 

Хочешь быть верной, а после растаять, как дым?..
Тучи по небу плывут и ни звёзд, ни рассветов
Демоны новых поэм днём расскажут об этом
Болью подкожной и холодом будущих зим.

© Copyright: Анатоль Страхов, 2010
Свидетельство о публикации №11010264092

Боже всевышний,
Тайные страсти раскрыв
Листья опали.

Долгие штили.
Спутала стоны и сны
Прожитых ветров.

В вазе цветочной букет.
Хочешь быть нежной?
После - безумной от ласк?..
Хочешь быть верной...


Не то ли это закулисье, в котором нам довелось побывать однажды и куда мы снова попадаем, ведомые Менестрелем – Странником?
Очень похоже…
Давайте постараемся не нарушить его гармоничного хаоса и такой проникновенной, совсем не свойственной театру тишины, и осторожно, чтобы не спугнуть великие тени лицедейства, посмотрим  на закулисный мир глазами Странника, которые еще не привыкли к сумраку  ночного театра, и  потому  им бесцветными кажутся  силуэты почти придуманного мира, в котором трудно бывает отличить сон от его зеркального  реального отражения, стон – от ему подобного эха…
В глазах тряпичной куклы, пылящейся на стене возле самой кулисы, отражается, словно в старом треснувшем зеркале, само зазеркалье…
Ш-ш-ш-ш-ш…
Тихо…
Слышите?
Голоса…
Гости ли ?
Соседи ли потревожили полночь своим  бесполезным звучаньем? 
Далекие отзвуки разговоров оседают в кулисах навечно и,  кажется,  если дотронуться до полотнищ рукой и чуть потряси их, то столько историй можно будет стряхнуть с них вместе с пылью  искусства... И истории  эти будут иметь, помимо обязательного действия, еще и запахи. Вот, например, полынь высыхает на одной из стен и отдает пространству свою неповторимую  и удушающую горечь,  которая настойчивой струйкой проникает в душу самого Менестреля, а потом уже передается и нам, идущими за ним следом.
И  доски   полов старого дуба тоже могу много прибавить к аромату впечатлений.
А сколько  спрятано здесь за шкурой медведя, скрывающей то, что нужно  обязательно скрыть закулисью. 
Возможно, это и не шкура вовсе!
Очень даже может быть, что не шкура.
Не так хорошо видно в театре, когда догорели свечи,  и нет ни малейшей щелочки для лунного света!
Но разве что-то может ускользнуть от проникновенного взгляда Менестреля, который раскрасит по-своему услышанную им от старой крестьянки сказку?
    Менестрель    скуп в своем повествовании, пробираясь по темному закулисью  к только ему пока ведомому свету. Возможно, что и свет ему не очень нужен, потому что все в этом доме ему давно и хорошо известно. Потому он очень лаконично, не живописуя деталей, пожалуй, исповедуя ту же   сдержанную  манеру изложения, знакомую нам по восточным сонетам Странника, ведет нас по  дому, в котором  оказался на сей раз  не только нежданным, но и непрошенным гостем.
А мы вслед за ним,  осторожно, чтобы не задеть ничего, не потревожить, не нарушить порядка вещей, пробираемся дальше по  удивительному совершенно миру, название которого – Т Е А Т Р –  уже само по себе может звучать какой-то старинной ораторией времен седовласых париков маэстро Баха.
На чем еще останавливает свое (и наше) внимание Менестрель, случайно (случайно ли?) оказавшийся ночью в закулисье?
Думается, что в данном случае важны не столько предметы, увиденные им, а и то ВПЕЧАТЛЕНИЕ (импрессионизм души?), которое они у него вызывают и которым он хочет поделиться с теми, кому предлагает свою песню-сказку.
Можно задержать взгляд на цветочной вазе с красной кленовой веткой, острые края листьев которой  вызывают в памяти тревожный образ шпилей-ветров, соотносимых с прожитыми (пронесшимися ураганом?) годами-вехами. И опавшие листья, и ветки рябины очень коротко, но ярко сообщают нам о времени года за порогом театра.
Но это –  не время ли года жизни героев сказки-песни?
Не звучит ли метафора «листья опали – ветки рябины» тем диссонансом осенним, когда в одном  отрезке времени можно увидеть одновременно его расцвет (яркая рябина) и его же увядание (опавшие листья)?
И холодно становиться вдруг от такой безысходности.
И тишина здесь, в этой осени, тоже какая-то  театральная, придуманная, обманная.
«Домашние долгие штили» - тоже метафора, за которой – ОЧЕНЬ хрупкое состояние, очень зыбкое, почти не видимое, да и то в образе теней…
Но как страшны они, эти тени, съедающие память, сводящие на нет все то, чем этот кукольный мир переполнен (или – был переполнен) сейчас. Видимый Менестрелем покой вызывает в нем чувства, больше тяготеющие к пониманию обреченности и эфемерности этого самого покоя.
И понимаешь вдруг, как много напряженности притаилось за тем, казалось бы, благостным   миром в виде тряпичной куклы, ваз, букетов.
А потому отчетливее проступают вдруг на стене темные пятна, которые так старательно должна бы скрыть пыльная шкура медведя.  Потому и  «тучи по небу плывут», и звезд не видно, да и рассветы – наступят  ли?..
Не случайно, видимо, именно этот, увиденный (подсмотренный – потому что – ночью) Менестрелем мир вызывает у него  (а нам передается!)  целый  ряд вопросов, скорее, риторических, потому что мудрость его, отсчитавшая версты и версты прожитого, иллюзиям места уже не оставляет.
И еще большим холодом веет от этих самых вопросов, на которые и сам западающий их вряд ли ждет ответа.
Мы лишь можем почувствовать безудержное чувство тоски, которая переполняет его усталое сердце. И еще – боль за ту, «рано уставшую от слез»,  не желающую внимать Голосу свыше, которая, как и Менестрель, не пряча обнажения чувств и не ведая страха, почти всегда – вопреки невозможности  говорит с ним на одном языке «боли подкожной», возводя  боль эту  в высокий градус того состояния, имя которому Творчество.
(Наверное, и таким может быть прочтение авторского зазеркалья:

Строчки бесцветны -
Спутала стоны и сны,
Боже Всевышний!

Запах полыни
Темные пятна стены
Зыбкие тени

Тайные страсти раскрыв,
Прожитых ветров,
Демоны новых поэм –
Тучи по небу.

2.

Хочешь быть верной –
После растаять, как дым,
Рано уставшей?

Тайные страсти,
Боже Всевышний, прости,
Прожитых ветров…

Тучи по небу плывут
Болью подкожной…
В вазе цветочный букет –
Хочешь быть нежной.

3.

Болью подкожной
Демоны новых поэм…
Листья опали.

Красные шпили
Тучи по небу плывут
Зыбкие тени

Холодом будущих зим
Тайные страсти
Куклы тряпичной глаза
Запах полыни

Вариации : http://www.stihi.ru/2010/11/04/4867)


И какой-то темной (демоны новых поэм) силой видится оно Менестрелю, во всяком случае, не ангельский голос слышится ему в этих поэмах. А может ли он быть иным, тот голос, когда «тучи по небу плывут, и ни звезд, ни рассветов»?

   Вот такую историю поведал нам Менестрель – странник, задержавшийся однажды вечером в одном из провинциальных театров.

Боже всевышний,
Тайные страсти раскрыв
Листья опали.

Долгие штили.
Спутала стоны и сны
Прожитых ветров

В вазе цветочной букет.
Хочешь быть нежной?
После - безумной от ласк?..
Хочешь быть верной.. ./Анатоль Страхов/

Та же песня. Сюжет узнаваем. Голос Менестреля слышится в ней, безусловно.
В этих десяти строчках – сгусток эмоций и плотность информации  доведены до абсолюта, а потому боль, достигающая апогея в вопросах автора, по-моему, должна разорвать его и без того истерзанное сердце.
И таких «вариаций» в  его стихотворении можно увидеть множество.
Если говорить о подтекстах этого стихотворения, то их так же наберется   не мало. Но все они, так или иначе, будут работать на  основную идею, которая вылилась «болью подкожной» поэта Анатолия Страхова и предалась нам, заставив в унисон с его сердцем биться и наши  воспаленные  сердца.
В одном из отзывов А. Страхова на рецензию можно прочитать подтверждение моей мысли : «) мне кажется, зайди ко мне сто девушек, я смог бы ответить каждой строчками этого стихотворения. Анатоль Страхов   30.10.2010 21:33  »
(Чтобы не мешать  чтителям  увидеть  закулисье «Осенних снов»  менестреля А. Страхова, я не буду останавливаться на моих вариантах к  прочтению его сюжета. Желающие могут посмотреть их в рецензии к этому стихотворению. Я думаю, что комментарии станут излишними http://www.stihi.ru/2010/11/04/4867)


***

Мы подсмотрели вместе с Менестрелем один из его осенних снов. В нем много печали, тоски и безысходности.
Будет ли этот сон вещим?
Время покажет.
Стоит ли делать акцент здесь на слове «сны»?
Я бы остановилась на «осенних», сделав главными   их  в понимании замысла автора.
Почему?
Осень дает надежду.
Сон ее отнимает.
«Листья опали», но выдержит самые сильные холода  красная рябина  (ветка рябины увидена автором, замечена!) , а мороз только прибавит пикантности ее изысканному вкусу, оттенив легкой горечью возможную приторную сладость. А кого-то плоды ее даже спасут от голода в лютый мороз. И кому-то  гроздья  рябины в  студеном зимнем небе станут игрой воображения… И появятся новые строчки, холсты, мелодии…
А что такое сон?
Его и вспомнить-то не всегда можно.
Потому, думается, и автор – Анатолий Страхов,  «Снам осенним»  предпочел вполне разумный, хоть и не всегда простой, порядок вещей (чувств), в котором  много хаоса, хитросплетений, непокоя…  Но… все это живет по одному-единственному закону, название которому – Гармония. 
А осень при всем своем увядании – все же сочная картина маслом, забыть которую почти невозможно.

***

Помните:
«Красною кистью рябина зажглась…»
Возможно,  в осенних снах Менестреля – Странника Анатолия Страхова  образ  красной спелой рябины осеннего предзимья останется в памяти и после пробуждения.

Пусть так и будет…   31.10 – 11.1.2010




***

Алексей Архиповский "Дождик"
http://www.youtube.com/watch?v=sj6y1B4fa_k&feature=related

Монолог случайного гостя  http://www.stihi.ru/2010/10/28/978