Неизвестный Ибсен. Часть 1. Катилина

Генрика Ибсена у нас знают прежде всего как корифея (и чуть ли не «отца-основателя») реалистической драматургии. Если что и проходят из его пьес в университете — так это «Кукольный дом» (пьеса о бунте женщины против тогдашнего общества), то есть — то, что ставил МХАТ... «Константин Сергеевич, Владимир Иванович»... и чуть ли не Антон Павлович (явно испытавший в своей «Чайке» некоторое влияние Ибсена).
Естественно, мало кто знает, что он был и другим
Ранние его пьесы написаны в духе «национальной романтики» (было такое литературное направление в тогдашней Норвегии). Характерно, что, спроси кого-нибудь: а какие вы знаете ранние, романтические пьесы Ибсена? — тебе ответят, скорее всего, «Пер Гюнт», хотя это было, скорее, прощание драматурга с «грехами молодости».
Ну да, интересующиеся творчеством Блока знают, что Александр Александрович ставил «Катилину» — раннюю пьесу Г. И. Но это, пожалуй, и всё. В РуНете тоже искать бесполезно. А вот зато по ссылке есть переводы его ранних творений на английском и немецком.
Тем, кто считает слова «ранний» и «романтический» синонимом «творческой незрелости», позволю себе напомнить о Шекспире. Его не-зрелое творчество (комедии) тоже более «солнечно», а зрелое (трагедии) — более «мрачно». Тем не менее... разве мы говорим, что комедии Шекспира — это не Шекспир? Нет, это он же... просто он и такой тоже.
Короче, попробую убедить скептиков, считающих, что «романтический Ибсен» — это ноненс, в обратном: не нонсенс, а очень даже хороший писатель, сыгравший (вм. с другими) роль в развитии скандинавского нац. романтизма, а затем, т. ск., просто переросший его.

Первая пьеса Ибсена:«Катилина» (из римской истории). Если кратко — суть её такова:
— римский политик Катилина, затеяв какую-то крупную (как говорится — не по себе мерил) интригу, в итоге остался ни с чем. «Прогорел». С вершин власти скинут на дно жизни. С ним остались только верная (как водится) жёнушка Аврелия да противная жрица с довольно-таки соответствующим именем — Фурия. Видя, что в жизни все идет не так, он просит совета у жрицы (ставшей под конец его «злым гением»), и та намекает: корень всех бед — жена с ее прекраснодушной наивностью и неоправдавшимся в итоге оптимизмом. Убрать Аврелию — и всё станет проще, яснее, клубок проблем развяжется сам собой...

Катилина поверил. И — поразил ножом жену, обозлившись на нее — но обнаружил, что самому ему без нее тошно и гадко. Лучше уж вообще не жить, чем с такой новой «свободой» (ассоциаций никаких? Например, Арбьенин из пьесы Михал нашего Юрьича, так блестящне сыгранный Н. Мордвиновым?..) И — попросил жрицу заколоть его самого. Что она и сделала с большой радостью (ей, как ущербному созданию, оч. нравилось портить жизнь другим).

Финал. Катилина лежит на авансцене, окровавленный, умирающий, и говорит, что его теперь ждет только дорога на тот свет:

«...молча я пойду налево — в мрачный ад глухим путем»


(Из палатки выходит Аврелия — с окровавленной грудью, нетвердо ступая) цитата

А: Нет — в Элизиум, направо, мы с тобой свернём!

К: Этот светлый образ... в страхе узнаю его едва.
Ты — Аврелия? Скажи мне — ты еще жива?

А: Я жива... На миг сознанье мне затмила ночи мгла,
Но любовь супруги снова силы мне дала,
И к тебе я поспешила в миг сей роковой —
С грудью грудь, уста с устами, мы вкусим покой.

К: О, как сладко!.. Но бессильна будет вся любовь твоя —
    ...Мести в жертву отдан я.

А: Нет, любовь сильнее мести. Смерти ночь нам не страшна.
Видишь, тучи все исчезли. Даль светла, ясна.

К: О, какое счастье! Вспомнил ясно свой забытый сон:
Свет опять потоком хлынул, мрак был побеждён,
И, навстречу дню, ликуя, грянул детский хор...


Но — «рука его слабеет, угасает взор» — и Катилина должен умереть. Несмотря на победу добра незадолго до самой смерти, несмотря, что убийство жены не стало финалом их любви (а ну, представьте-ка на месте К. — Отелло или того же Мордвинова-Арбенина! Вся их трагедия была как раз в том, что они не могли с женой, убитой понапрасну, перед собственным крахом поговорить. Признать свою ошибку и очистить совесть. Катилине это было дано.
Был ли он счастлив? Вряд ли. Всё-таки любимая жена умирает, да и он — убийца! — скоро последует за ней... Но, по крайней мере, какое-то облегчение перед смертью — было.
Блока, как я уже сказал, в своё время интересовала эта пьеса — вероятно, своим глубоким... если не драматизмом, то психологизмом. Он пытался её ставить, и т.п.

И не исключено, что Гумилёва также вдохновляла одна из ранних драм Г. И. — а именно, «Богатырский курган». Есть некоторое сходство с «Гондлой», особ. в финале («консерватор» Ахто покидает викингов, почувствовав приход новой эпохи и свою ненужность, примерно как у Ибсена — точно такой же консерватор Асгаут), а также и по общему настрою (романтизация северной старины). + еще то, что «Курган» задумывался как трагедия (хотя и кончается на деле достаточно светло):

Зажжется солнца нового сиянье
Над Севером — одно воспоминанье
Останется от буйных удальцов.
Для викинга последнего готов
Могильный холм. Прощайте, дни былые,
Когда водил дружины удалые
В украшенных драконами ладьях
Он к берегам чужим! И молот в прах
Рассыпался у громовержца Тора,
И Север сам курганом станет скоро,
Но помните, предрек Отец богов:
Когда оденет травяной покров,
Курган героя, дух его ловитвой
В полях небесных тешится иль битвой.
Так Север из могилы вновь встаёт:
Чист дух его, и мыслей смел полёт!


— а в «Гондле», при всем оптимизме автора и торжестве «лебедей» над Волками, трагический потенциал всё же очень высок. Мне кажется, есть какая-то преемственность.

Впрочем, о «Богатырском кургане» стоит написать отдельно. И о др. ранних пьесах Ибсена — тоже.