О желании улучшать стихи великих Поэтов

В школьные годы меня смущала первая строчка замечательной пушкинской "Осени":

Октябрь уж наступил. Уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей.
Дохнул осенний хлад.Дорога замерзает.
Журча, ещё бежит за мельницу ручей..."

Оправданы ли в первой строчке ныне непринимаеые, а тогда общепринятые "ужи"?
Первый "уж" нужен для формального сохранения количества гласных, а второй вообще ни при чём.Но и первый "уж" не нужен, так как в слове "октябрь" между согласными "б" и "р"  проговаривается гласная.
Я мысленно посоветовался с великим Пушкиным,он весело подмигнул мне, и я доложил о своём
варианте первой строчки нашей учительнице Анастасии Ивановне Полищук:

Октябрь наступил - и роща отряхает...

Наша до сих пор незабытая учительница в доброжелательной иносказательной форме попросила
меня заткнуться и прекратить поправлять Пушкина, покуда не стану таким же великим.
У меня таких надежд не было, посему я заткнулся, но не прекратил, а переключил своё внимание на волшебное есенинское из цикла " Персидские мотивы":

Улеглась моя былая рана,
Пьяный бред не гложет сердце мне.
Синими ночами Тегерана
Я лечу их нынче в чайхане.

И чайханщик с круглыми плечами,
Чтобы славилась пред русским чайхана,
Угощает меня крепким чаем
Вместо крепкой водки и вина...

Слегка царапнуло несоответствие размера второй строки второй строфы общей размерности
этого музыкальнейшего в русской поэзии стихотворения.
Мало того, третья строчка прочитывается так:

Угощает Меня крепким чаем...

Я тогда ещё не знал о священнике Мене, но фамилию Мень носил наш школьный преподаватель
автодела, а он никакого отношения к Есенину не имел и в Тегеране точно не бывал.
Я придумал другой вариант второй строфы и мысленно предложил его Есенину:

И чайханщик с круглыми плечами,
Чтобы прославлялась чайхана,
Угощает русских крепким чаем
Вместо крепкой водки и вина.

Есенин только глянул на меня презрительно-иронически, но я всё-таки обратился к
Галине Ивановне Высоцкой - поэту, руководителю литературного кружка Московского городского Дома пионеров в исчезнувшем ныне переулке Стопани.
Она меня выслушала так же иронически и сказала, что с точки зрения формальной техники мой вариант лучше, но поэтически ни в какое сравнение с есенинским не идёт.
На этом я не успокоился и принялся за своего любимого Пастернака, написавшего:

Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья,
Когда ты падаешь в объятья
В халате с розовою кистью...

Мне эти строчки показались неправильными биологически, так как роща сбрасывает листья медленно, а женщины сбрасывают платье быстро.
Мало того, к тому времени у меня был кое-какой сексуальный опыт, и я знал, что, сбросив
в порыве страсти платье, падают в объятья обнажёнными, а не в халате.
Поэтому я мысленно предложил Борису Леонидовичу другой вариант:

Ты так же сбрасываешь платье,
Как сбрасывают шубку лисью,
Когда ты падаешь в объятья
Горячей виноградной кистью

Борис Леонидович холодно отвернулся.
Но я всё равно опубликовал на Стихире свой вариант и получил положительный отзыв моего давнего критического оппонента, ехидно при этом заметившей, какие плохие стихи писал мой любимый Пастернак.
После такого облома я зарёкся исправлять великих Поэтов, но недавно прочитал критическую
статью Марины Ивановны Цветаевой с анализом потрясающей песни Председателя из пушкинского
"Пира во время чумы":

Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении чумы!
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья,
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
Их обретать и ведать мог.

Когда много лет назад я впервые прочитал эти стихи, то обратил внимание на явно выпадающие из дьвольского ряда грозных сравнений две последние сладковатые строчки, но не придал этому значения.
Марина Ивановна в своём анализе утверждает, что первые десять строк даны Пушкину в ту "Болдинскую осень" наваждением свыше, скорее дьявольским, нежели божьим.
Как бы очнувшись и испугавшись записанного, Пушкин вяло и благостно заговорил в двух последних строчках о счастии, волнении, обретении и ведании.
Я решлся переписать три последние строчки так:

Бессмертья, может быть, залог,
Где дьявол силой наважденья
Благую силу превозмог!

и мысленно благоговейно представил эти строчки Марине Ивановне.
К моему изумлению, она не обрушилась резко, как умела это делать в пылу литературной,
и не только, полемики.
Что ты об этом думаешь, мой просвещённый и благожелательный Читатель?