И христианину посочувствовал злодей...

Посвящается подвигу Лионских мучеников пострадавших за веру в 177 году, при императоре Марке Аврелии.

"Не принимает род людской пророков своих и избивает их, но любят люди мучеников своих и чтят тех, коих замучили..." —  Ф.М. Достоевский  "Братья Карамазовы"


Толпа ревела... На арену выводили
Несчастных женщин и испуганных детей.
Под вопли пьяных, обезумевших людей
Они на муки обречённо выходили.

Здесь с молодыми шли седые старики,
Рабы и нищие смешались с господами.
Свой выбор сделали они сегодня сами
И дни последние их будут нелегки.

В позорной группе было сорок человек
Лионских мучеников раннего христианства,
Которым твёрдость непонятного упрямства
В вину поставил тот второй кровавый век.

Они упрямо не хотели отрекаться
От Бога истинного, нашего Христа,
И лжебогам, которым не было числа
Они упрямо не хотели поклоняться.

Ступая медленно, под тяжестью оков
Все подошли к трибуне с римским прокурором,
И властным голосом, с презрительным укором
Он обратился к этой группе чудаков:

"Ну что, безумцы, ваших жизней мне не жаль,
Но с вами дети, их хотя бы не губите.
Богине Роме клятву веры принесите,
Признайте лживой христианскую мораль.

Кто это сделает, того я отпущу.
Мы понимаем, каждый может заблуждаться,
И тех из вас, кто перестанет упираться,
Я, властью данною мне кесарем, прощу.

Все остальные позавидуют отцам,
Которых нет уже давно на этом свете;
И муки страшные, и казни на рассвете
Я обещаю неотрекшимся глупцам!"

Он замолчал, а на трибунах в тот же миг
Поднялся гул, там бесновались в исступлении!
Их жажда крови довела до отупения,
Толпа хрипела, словно разъярённый бык!

Возможно были, кто отрекся и ушёл...
Не нам судить ( и вообще судить не надо),
Тех, кто не выдержав при жизни муки ада
В минуту тяжкую от веры отошёл.

Живя в уюте, разве сможем мы понять,
Что значит пытка раскалёнными углями?
А травлю дикими, голодными зверями
Как пережить? И не отречься, устоять!

Безумный век! У женщин сердце разрывалось,
Когда солдаты беззащитное дитя
Мечом кололи издеваясь и шутя,
А тело детское в агонии металось.

Представить жутко, как из множества людей
Горящих заживо гигантскими свечами
Дороги к Риму тёмной ночью освещали...
И христианину посочувствовал злодей.

Рождалась Церковь... Скольких жизней, сколько крови,
Каких страданий это стоило тогда!
Сейчас, увы, об этом помнят не всегда
И сердце редкое сжимается от боли.

Из обречённой группы в сорок человек
В последний день, в живых была одна Бландина.
Простая девушка, обычная рабыня
Святою стала в тот второй кровавый век.

Её терзали дни и ночи, дольше всех,
Кололи, жгли, бросали львам, хлестали плетью,
Но не убили веру в Бога пытки эти,
Бессилен был пред этой девушкою грех!

"Я — христианка, мы не делаем худого..."
Твердила бедная рабыня палачам,
В ответ удар тяжёлой плёткой по очам
И кожа клочьями с лица её святого.

Их умертвили, но кровавые тела
Ещё неделю осквернялись поруганием,
С ночными плясками, с обильным возлиянием
Всё продолжались сатанинские дела.

Затем, останки подожгли простою свечкой,
Горели с треском кости женщин и детей,
А утром несколько подвыпивших людей
Собрали пепел и развеяли над речкой.

Прошли века... Сегодня мучеников чтят,
Арена казней огорожена оградкой,
И мнится мне, что плачут девушки украдкой,
Что на Бландину быть похожими хотят.
2010 г