Судью на мыло

        Затон – залив на реке, используемый для зимовки флота.
        Затон - рабочий поселок у залива.
        Козел – мелкое парнокопытное (в рассказе отсутствует).
        Козья нога – протез ноги из обрезанного костыля.
        Смолить козью ножку – курить самокрутку в виде загнутого кулечка.       
        Бить козла – играть в домино.



        В конце 50-х  футбол занимал особое место в жизни Затона - более важное чем кино или даже скачки в клубе. Последние просто отменялись ввиду отсутствия наличия женихов  в день футбола, когда все взрослое мужское население присутствовало на стадионе «ВОДНИК».
  Чтобы матч состоялся, необходимы были четыре условия :
- своя трезвая команда «водник»
- судья, главный виновник в случае поражения нашей команды
- команда соперника, обычно приезжавшая из города на своем автобусе
- и Кадык…!
Рыжий Ленька Кадыков работал на судоремонтном заводе в лесоцехе, был он угрюм и неразговорчив и дружбу водил только с зеленым змием как, впрочем, большинство затонских мужиков. Во время игры он надевал эластичную повязку на правое колено, и мы, мелочь пузатая, всерьез верили, что правая нога у него «смертельная» и что играть ею в полную силу ему запрещено. Ходила легенда о том, как однажды он пнул правой ногой мяч и сбил верхнюю перекладину ворот; сказание это так и называлось: «как Кадык штангу снес». Если матч приходился на день выдачи зарплаты то ее, по распоряжению директора завода, просто не выдавали под разными предлогами в лесоцехе, но это мало помогало - все равно появлялся Кадык на стадионе в приподнятом настроении перед самым началом матча или с небольшим опозданием. Переодевался он тут же у кромки поля, у кого- либо из болельщиков выхватывал изо рта папиросу, делал  несколько глубоких затяжек, выбегал на поле и, собственно, тут и начинался футбол. Однако речь в этом рассказе  пойдет не совсем о футболе.
Мне тогда было пять или шесть лет, рос я без отца, а мама с утра и до позднего вечера работала в магазине: поэтому познание мира, в котором меня угораздило родиться, происходило  во дворе, на улице,  в клубе или на стадионе. В ту пору к нам частенько приезжала команда глухонемых из клуба «Гастелло». Эти костоломы молча и яростно вспахивали своими шипами поле и, что бы прервать матч по свистку арбитра зафиксировавшего нарушение правил, нашему вратарю приходилось уходить из ворот. Вот тут и начинался обмен мнениями на языке жестов, причем некоторые из них были весьма красноречивы. На трибуне всегда находился синхронный переводчик, озвучивавший наиболее яркие высказывания. Таким образом, в свои юные года я уже неплохо освоил ненормативную лексику и мог вполне сносно выражаться на двух языках одновременно, то есть  послать своего обидчика, разумеется с безопасного расстояния, отборным русским глаголом, продублировав тоже самое “по-немому”.
Непрерывно пополняя свой словарный запас, я однажды услышал на ста-дионе странное заявление, которое скандировали несколько подвыпивших парней –  « су-дью-на-мы-ло ». Мне почему то слышалось «судью намыло» и я никак не мог понять  –  где и что ему намыло. Незадолго до этого у меня болело ухо и распухла вся левая половина лица, а  врач маме сказал, что это мне ветром надуло. Я стал внимательно всматриваться в судью стараясь определить где ему намыло, но судья бегал как ни в чем не бывало, видимо не подозревая о своей беде. Тогда, выбрав момент, чтобы судья услышал я громко крикнул : - «судье намыло», чем вызвал одобрительный смех на ближайших скамейках и никакой реакции со стороны арбитра. Наверное, болельщикам нравилось, что у судьи неприятности, похоже, его недолюбливали, поэтому я стал очень стараться. Вскоре, однако, увесистая оплеуха – «хватит, надоел» - прервала мои вопли и еще больше озадачила.
Наш «Водник» безнадежно проигрывал, поэтому, не дожидаясь окончания матча я занял позицию у стоявшего с уже заведенным двигателем автобуса гостей. Наши обидчики, а с ними и судья, стараясь не спешить, без суеты, но очень быстро уселись в автобус и уехали. Так и не сумел я разглядеть на лице судьи и других частях его   тела каких либо аномалий – слишком быстро он прошел мимо меня. Тогда я пошел послушать послематчевую дискуссию нашей команды в надежде хоть как- то прояснить мучавший меня вопрос. Игроки обычно переодевались на полянке возле раздевалки, на этот раз под сочувствующие вздохи наиболее преданных бо-лельщиков. Дебаты уже были в полном разгаре:
 - Я ему как родному на блюдечке пас выложил, а он танцует в штрафной будто у тещи на похоронах – лень ножку подставить.
 - Сам бы тоже танцевал если б яйцы не мешали так, что на поворотах заносит.
 - А этот несется, словно ему пропеллер в ж…. вставили  и ни х…(в смысле абсолютно ничего) не видит.
 - Самому–то врачи бегать запретили по беременности.
 - Не можешь играть – книжки читай.(автор этого неслыханного оскорбления, которое впоследствии стало крылатым , Данилов Николай или просто Кулим)
Атмосфера накалялась, наверное, они не догадывались в чем причина их   сегодняшнего поражения, поэтому я решил открыть им глаза. Дождавшись, когда очередной участник диспута на тему «кто виноват, и как быть дальше»,   задохнувшись от несправедливого обвинения в свой адрес, молча хватал ртом воздух, подбирая самый сокрушительный ответ, я веско вставил: «судью намыло».
Поздновато я понял что совершил две ошибки:
Во первых – с моей стороны было не совсем тактично было вмешиваться в спор полубогов,
Во вторых – я неправильно оценил безопасное расстояние .
Хорошо что нога, придавшая мне ускорение в направлении дома была уже свободна от футбольной амуниции.
В родном дворе дяденька ТакНу, смоливший как обычно козью ножку на лавочке положив протез рядом, спросил:
 – Так… – затянулся – ну… – выпустил клубы дыма – как там наши?
 –  Игры не было  –  сказал я солидно  и добавил равнодушно  – судью намыло.
 – Так… –  затянулся – ну… –  выпустил клубы дыма – ясно ешкин кот, продули значит – и добавил самое крепкое свое ругательство – екылы-кала.
Из того, что дяденьке ТакНу все было ясно, я сделал вывод, что случай этот не единичный и что такое случается и с другими судьями, и от этой хвори, они становятся особенно несправедливыми к нашей команде «Водник». Теперь я уже знал, приблизительно, когда следует употреблять это выражение, но точный смысл его помогли понять собачники. Собачников мы не любили и боялись – было в них что-то такое, что заставляло прятаться от них дома. Обычно улица пустела  и только мужики продолжали яростно бить козла делая вид , что происходящее их не касается. Эту нашу нелюбовь разделял и дворовый пес Шарик, который всегда исчезал за несколько минут до приезда собачников и появлялся только на следующий день.
  Однажды я спросил у ТакНу :
 – А зачем они собак ловят?
 – Так… – затянулся, зачем-то переложил свою козью ногу с места на место, – ну… – пустил дым – раньше из них мыло варили, а нынче видно чтоб заразы не было ешкин кот.
Теперь я понял, что болельщики призывали собачников для расправы над судьей, и скандировали они  –  «судью НА МЫЛО»!
Все-таки опасная эта профессия - быть футбольным рефери. Некоторое время я даже избегал мыться мылом  –  так, на всякий случай: мало ли….