Я гнулся, словно ивовая ветка,
Упруго возвращаясь к вертикали.
…Меня сломил очкастый малолетка,
И бросил в пыль ненужные детали.
О трусости не поминайте всуе.
Вы были смелы, зорки и сердечны.
Но там, где губы ждали поцелуя,
Белеет череп. В этих пор – навечно.
Вдова-земля не поменяет платья,
Я вижу свет на скошенном погосте.
Он зелен, как смертельное проклятье,
И как трава, что прорастет сквозь кости.
Седой мудрец, лукаво вздернув брови,
Любовь именовал предельной мерой.
Но философский камень жаждал крови,
И не из вен – из вспоротых артерий.
Кровь украшает золотые флаги,
И прославляет белые седины.
Я в ней стою по шею, по фаланги,
По сердце – и в преступной и в невинной,
Она питает дружеские фланги,
И тех, чья участь будет незавидной.
…По траурным одеждам незаметно
Она текла, и выткала мне ложе.
Над ним склонится ивовая ветка
И вязь травы.
И тень твоя, быть может.
Снейпология, Эпитафия
© Copyright: Трейсмор Гесс, 2010
Свидетельство о публикации №110103101266
Свидетельство о публикации №110103101266
Рецензии