К ночи

Насыпь высоким серым откосом,
тяжесть свинца атлантовых плеч,
прямоугольники света вопросом,
какая за ними возможна речь?

Редким забором шагают опоры,
точкою красной висит самолет,
стало ненужным бывшее новым,
как перезревший на яблоне плод.

Дело уж к ночи. Видимость дела,
скажут березы, листвы не тая.
Кажется осень. Темень несмело
смотрит, как поджидает зиму земля.

Видятся фары, дорогой объездной
меру песка несет самосвал.
Мир получается нам слишком тесный,
сам он с рожденья стар и устал.

Войны, стихии, жар эпидемий -
в этом хотя бы имеется страсть,
в редком столетьи явится гений,
всему остальному можно пропасть

без изменений для летописцев,
легко возвращается в глину и прах.
Бывает чуть дольше, бывает так быстро,
не успевая пощупать свой страх

небытия. Бытие, впрочем, тоже
оценят скорее что "не":
не состоял, не был, возможно
и не рождался на этой земле,

если бумажки о том не предъявишь
с штампом, печатью и древним гербом.
И одничеством каждый день платишь
за гордое звание сапиенс хом.

Тысячекратно все повторится:
сумерки ночи, холод к утру,
души, тела, мысли и лица,
что столь играючи ныне сотру

из глубин памяти, где существует
мера для тайного. Завтра, всегда.
Кажется, скоро вновь ветер подует,
чуждый сомнений, лишенный стыда.