Вперед, на Северный Полюс!

              И почему во все времена моего взросления попадались мне книжки, явно несоответствующие моему возрасту? Серая, посеченная временем "корочка". Это она. "Под небом всех широт". Чокан Валиханов с томными восточными очами, усталый таинственный Нансен , Пржевальский вместе со своей лошадью, пламенный Амундсен и корабли, корабли... Что толку, что мне всего пять? Или в пять лет человек не может чувствовать, мечтать и страдать?
             
              -Если в садике тебе дадут свеклу, есть ее нельзя! Если дадут гороховый суп - тоже. Если....- я выслушиваю длинную тираду мамы. Половина слов просыпается на землю, как тяжелые капли, половина кружится, кружится легкими перьями, кружится и улетает... Что же остается мне? Но тут в разговор вступает бабушка: "Туся, если будут делать прививки, скажи, что тебе нельзя, у тебя отвод, иначе можно снова заболеть! Нам с мамой будет очень плохо, если ты заболеешь". Почему-то именно эти слова намертво впечатываются в мою память.
               
              -А теперь детки, чтобы быть здоровыми и сильными, нужно сходить на прививку. Ну кто из вас самый смелый?...
              Отчего-то смелых не находится. Все топчутся на месте и делают вид, что ковырять ботинком пол самое захватывающее и полезное дело. Сердце мое рвется доказать свою отвагу, а совесть стенает под грузом данного слова. "Нам с мамой будет очень плохо... Нам с мамой будет очень плохо..."
              -Мне нельзя делать прививки, я не пойду, мама так сказала.
              -Туся, ну стыдно же так бояться, это совсем не больно, раз и все!
             
              Что же мне теперь делать? Идти или не идти??? Как быть? Вот Нансен, он бы не побоялся. Он такой... Он бы взял собак...
              -А Тусечка боится, а Тусечка боится,- это Галка. Мы стоим у калитки садика, вся групп; мы стоим уже целую вечность, в шапках и шубах, а Нина Андреевна все не выходит. И тогда я решаю: " Все! Я иду на Северный Полюс! И когда я  вернусь, никто не скажет, что я трушу!"
              Вы как хотите, а я пошла!- твердо заявляю я. На лице моем суровая решимость , и все с удивлением затихают.
              - Ты куда?- выдыхает Саня Бранич и глубоко заглядывает мне в глаза.
              - На Северный Полюс . Все. Так и умереть можно, сидя на горшке,- почему-то прибавляю я.
              На Саню Бранича ответ действует неотразимо. Он с трудом уламывает меня взять его помошником начальника экспедиции. Через пять минут мы укомплектованы, и плачущую Галку с подружками приходится взять в качестве запасных собак. Мы выступаем.
У ворот детского сада остается один съежившийся комочек - Зая Плавин.
              Познания мои в географии, мягко говоря, отсутствуют. Где он ,заветный Полюс? Но взявшему на себя ответственность за других отступать не приходится. Из нашего порта уходят корабли в устье Енисея, на север. Порт за судоремонтным заводом, на котором последнее время работает в тесной комнатке , заставленной чертежами, бабушка. Я там  раз уже была. Тогда меня привели в отдел, где взрослые целыми днями играли арифмометрами( это такая стрекочущая машинка с ручкой от мясорубки), а мне дали покрутить только раз, было обидно...
              -Чтобы быстрее, пойдем через завод,- авторитетно чеканю я сбившейся стайке одногруппников. Стайка поредела, робкие отстали , пока мы шли сквозь улицы.
              -Мы еды с собой не взяли, а так нельзя!- подымает мятеж Галка. Но собаки лишены права голоса. Я даже не поворачиваюсь к ней. С Галкой остаются еще трое, а мы ,  низко пригнувшись, ныряем под шлагбаум на входе. Пять маленьких фигурок растворяются в солнечном свете за спиной старика, стоящего на пороге будки...
              Судоремонтный завод - место чудес. Здесь такие грузовики! Здесь чумазые потные рабочие выбегают в робе поесть снега. Здесь все усыпано металлической стружкой, и я, сидя на коленях , перебираю на редких проталинках несметные сокровища. Они блестят всеми цветами радуги и тем таинственным цветом побежалости, о котором я пока еще ничего не знаю, только вижу...
              Какие там сотоварищи... Их предательство даже не замечено мною. Дивные капли тяжелого металла отливают серебром. Как непостижимо их праздное существование среди обычного сора! Вряд ли Нансену со всеми его северными сияниями  хотя бы снились подобные чудеса.
              -Чей ты, мальчик?- спрашивает усатый вежливый дяденька.Он смотрит на меня озабоченно. Лик его с трудом складывается из туманных черт, и ему несколько раз приходится повторять вопрос. Вдруг из моего рта вываливается слово, недавно объясненное взрослыми и засевшее в памяти.
              - Я транзитом.
              - Как?
              - А это Вам нужно?- я показываю собранные в сокровищнице богатства.
              - Нет...
              - А им?- я киваю на копошащихся рабочих.
              - И им...
              - Тогда я пойду, мне пора.
              Озадаченный усач провожает меня взглядом. А я, гордая своим счастьем, шествую дальше. И, когда на меня улюлюкают смешливые черные дядьки, выскочившие из-за сарая, я просто прохожу мимо.
              "О сколько нам открытий чудных..."- как верны эти не знаемые мной строки.
Я словно парю по воздуху, влекомая счастьем... И вдруг.
              - Туся, девочка моя,  ясонька, вот ты где,- бабушка с совершенно мокрым лицом подхватывает меня на руки, относит к кирпичной стене и ставит перед собой. Она на корточках смотрит на меня изучающе, а по лицу ее сбегают капли,но дождя-то ведь нет. Я заторможенно смотрю на нее. Яркие события дня притупили мою реакцию. Я рада бабушке, она - мой берег...
              Потерянных детей отлавливали всем миром где только могли. Кто-то сам сумел добраться до дому. Нина Андреевна получила строгий выговор. Но, как меня ругали, я совершенно не помню. Перед глазами стоят только радужные завитки металла и тяжелые виноградные кисти серебристых капель...
              А потом я прощу Саню Бранича... Тому, кто столько перенес, не приходят на ум злые мысли...