К САФО

            
Я Млечного Пути вдоль и тоски
к тебе тяну свои слепые уши
и слоги не могу твои не слушать,
не слышать; и меня ты зареки
и утоли как можешь мой порог –
он деревом бессильно занемог.
Стою лицом к лицу. Твой “Ремингтон”
и тянет вниз, и пробуждает к жизни.
Нагая мышь и белый патефон
несут мне правду о твоей харизме.
Отчизне лет я чуждо одинок
с тех пор, твои как Запад и Восток
я вдруг увидел. Чащу обхожу
и воду взглядом, и остатки тыла.
Сквозь наслоенья жизни не остыла,
не остывает радость. Я гляжу
как словом ты умеешь вышивать
и позволяешь вышивке внимать.
Я – твой изгой, подпольный чародей,
шутник неотработанного пара,
извозчик контрабандного товара
из Кандагара, оселок ничей,
но твой и мамин. Мамочкин и твой.
Под лютню ночью для меня запой!
Мне угощенье – белая дыра,
натруженная, медленная яма
в твоих полях. Не может Сантаяна
сам мне помочь... не смог король Убя...
Все сети, копья, шлемы и мечи
в Истории с тобою... Не молчи!
Иду по распрямляющимся кочкам
пасхалиями чисел даровых,
изречно перемалываю стих
и старыя пути свои песочком
засеиваю – мне бы только взять
твоих посланий пламенную прядь.
Я – пустота последнего пальто
и невозможность Карадаг-дурмана.
Мне завещала бесприютность Анна.
Для перепевов я твоих – никто.
Позволены мне радость и тоска.
Настроены струна мне и доска.
Среди семи красот, семи чудес,
и чуда твоего я на иврите
кричу и повторяю: “Помогите!”
и “Помоги, послание небес!”
«На полном или медленном скаку
метни в меня опять свою строку!»