Скажу Москва...

Скажу «Москва», а эхом «перестройка».
Шагнуть на рельсы плавно не сумев,
как дикая, разнузданная тройка
неслась, куда не зная, очумев.

Ты помнишь, как  вздымался Белый шквалом,
мы грезили Её на пьедестал,
но, черепа осклабившись оскалом,
тяжелой глыбой двинул  криминал.

Тогда ещё казался буйным Стенькой,
не знавшим меры кутежа, пока -
«Убит?! За что?! За самиздат?!.» « За деньги!» -
ты покрутила пальцем у виска.

Я больше не была провинциалкой,
столицы джинсы в тютельку по мне,
и Юго-Запад видел и Таганка
ту портативную машинку на ремне.

Потом учила ровно в пять пружинить,
от чада умывая акварель,
картины стайкой продавать чужие
и кисточкой расписывать «под гжель».

С утра Арбат, упитый ночью в стельку,
забрасывал пинг-понгом на этаж,
где занятую каждую ступеньку
нам приходилось брать на абордаж.

Толкала в бок – эпоху проворонишь!
В ответ молчала – как-то все не так...
А «бомж» не резал слух, почти что «кореш»,
и не продаст свободу за пятак.

А помнишь, как с тобой единогласно
голосовали за откат пайка -
по двое суток очередь за маслом
и с номером не моется рука.

Как детскую одежду брали с боем,
стояла насмерть продавец:«Всем по одной!»
Трясла бумажкой: «У меня их двое,
возьму вторую я любой ценой!».

Но предписанье – на Урал, как выстрел.
Под тепловоза гул: «Не поминай…»
мне показалось -  как-то слишком быстро
ладонь мою пожала: «Ну, давай…»

И вот стою, а в рёбра лупит кто-то,
другие ль мы за давностью тех  лет?
Встречаешь ты, без всякой позолоты
и сантиментов, коротко: «Привет!».

2007