5 стихов о русском роке

              ПОДРОЖАНИЕ ВЫСОЦКОМУ И ШЕВЧУКУ
               
Вот бы написать мне песню новую,
Кто как я не я, а я бы смог.
Звонкую, кудлатую, ольховую.
С севера на запад, с юга на восток.

Лишь бы сил хватило и здоровия,
Ну, хотя б на несколько листов.
Ведь кто-то там стоит у изголовия,
И глядит, как церковь без крестов.

Как куплет закончить кровоточием,
Жизнь начнечтся с новой колеи.
Ведь купола так и не  позолочены,
                Да сам я, без креста и без любви.

И кони били звонкими подковыми,
Пронесясь по матушке Руси.
Подари господь ей сказку новую,
А меня заблудшего спаси.

Огради Господь от одиночества,
От тоски печали сбереги.
Мне в канаве умирать не хочется,
Да и на помойке не с руки.

И я кричу осипшим с пьну голосом,
То на Шевчука, то на Высоцкого – изволь.
И я покрою купола сусальным золотом,
Толи Бог так повелел, а толи боль.

И я зажгу в церквах все свечи недоверчиво,
И себе их не оставлю не одной.
Потому что жизнь моя гутаперчивая,
От того боль со мной, и Бог со мной.


        КИСЛОТНЫЙ ДОЖДЬ


Когда пройдут кислотные дожди,
И блудный волк вернется в свою стаю.
Тебя я попрошу, меня не жди,
Ведь я уж не хожу, ведь я уже летаю

Освободившись от земных оков,
Я ядерным грибом вознесся в небо.
Иные скажут просто –«Был таков!»
Они считают «был», а я там не был.

Напившийся отравленной воды,
Я в замутненном разуме увидел свет.
И я лечу, не чувствуя беды,
И я не знаю, что меня здесь нет.

НАСТРОЕНИЕ

Разбилось зеркало.
Приснилось, - выпал зуб.
На подоконник села птица, -
И клювом по стеклу
Стучала.
Смотри…
Звонят колокола.
В хрустальном хрупком воздухе зима.
Порвался жизни круг-
Что б все начать сначала.
И кони понесли…

Любовь моя, ведь как прекрасно жить!
И взявшись за руки, идти навстречу Богу,
Но, выхожу один я на дорогу,
А там ненастье и метель метет.

Метет пурга, но это ли беда.
Настанет час, и прекратиться ветер.
Звезда любви взойдет на белом свете,
И птицу тройку кучер запряжет.
               
И кони понесут, в неведомые  дали,
Невиданные страны. Придуманные мной.
А кони понесли, Но, встрепенувшись, - встали.
И след булатной стали, Замкнул мой круг земной.
Замкнул мой путь весной.


     СКУКА

Я сижу у начала дорог,
Запотели в воде облака,
Красной ртутью покрылся восток.
И в вино превратилась река.

В перемолотом небе горя,
В кислоте растворила печаль,
Забеременев, солнцем заря,
Разорвала мне душу, – не жаль.

Расплескался в стакане туман,
Геморроем заплеван рассвет,
Нацепивший на землю кафтан.
Все в цвету, а меня больше нет.

Я седой без царя в голове.
Да и храм не построил в душе.
Грустно знать, что лишь снишься ты мне.
Жизнь моя, не еще, а уже.


                ПОЛОНЕЗ

Смычек дрожит в руках, а вместо струны – жгут.
Скрипка упала вниз, грифом забив водосток.
Барабанит дождь, и тебя нигде не ждут.
Твое солнце теперь ходит по небу, - с запада на восток.

Зимою шумят дожди, летом идет снег,
Осенью и весной, - сплошной гололед.
Сердце устало бежать, затормозило бег,
Лишь кровь в венах стучит, - вперед, полный вперед.

За окнами белый лед. Птицы замолкли на век.
Солнечный ветер затих, лишь в небе луна.
Смотрит дьявольский лик, не поднимая век.
И в эту безумную ночь, тебе не до сна.

А где-то живет она, ее звонкий звучит смех.
Свеча стоит на столе, полонез выводит альт.
Ты не смог позабыть ее, так печален ее успех.
И рукою разбив окно, ты летишь на асфальт, головой об асфальт.

Опечалится лунный лик. Вой собак разорвет тишину.
Смолкнет полонез. Ее звонкий смех замрет.
Разобьется хрустальный бокал, - разливая любовь и войну.
Солнце вновь встанет на западе и уже никогда не зайдет.



                ТАНЦЫ ДЛЯ ЛЮБВИ И СМЕРТИ
               
Сердце в холодных оковах земли.
Грязные танцы на черном погосте.
Кровь на снегу там, где  мы умерли,
В лед замурованы хрупкие кости.

Мне давно наплевать на шальную весну.
Я с похмелья танцую по мертвому снегу.
Третьи сутки прошли, а я все не усну,
Мое тело готово к прощальному бегу.

Ледоход, словно пепел и в дымке река,
За церковной оградой замерзшие стоны,
В зыбком мареве света, плывут облака.
И глаза кровоточат с небесной иконы.

Карнавал во вселенной. И звездная пыль,
Фаршированным ветром блюет из эфира.
Наша сказка земная, - небесная быль,
О Джульетте с Ромео подлунного мира.

Мы проходим по жизни, как стадо коров,
Пролетаем над ней, как безумные птицы.
Напиваемся в дым из колодцев-дворов,
Попадая под вожжи судьбы-колесницы.

Над тюремными башнями спят облака,
Запорошены снегом окна-бойницы.
Мир седой, как священник, уснул на века,
Лишь изжогой кричат полоумные птицы.

На скорбных могилах орут соловьи,
Пьяные трели предвестников лета
В алых одеждах вчерашней зари,
Все наши сны, - тени лунного света.

Мы уходим из жизни в оковах любви,
Головой, разбивая небесные стены.
И нащупавши пульс леденящей крови,
Взявшись за руки... мы перерезали вены.

Танцы кончились утром, уснула земля.
На разорванном горле взорвался рассвет,
Где прошла панихида, лежим ты и я,
Бессловесным упреком, - для тех кого нет.

                ЖЕНЩИНЫ И Б.
Есть мужчины – женщины, есть мужчины – ****и,
Хоть жопа в волосах, а  вся морда  в помаде.
Он стоит на тротуаре, он просит подаяния,
А вечером, с цветами, - к ****ям на свидание.

Да, времена такие, лови и не зевай,
Если ты конечно, - Басков Николай.

Он сидит в театре, он смотрит концерт,
А сам вспоминает вчерашний минет.
Он потеет в кресле, он елозит задом,
Как хотел бы он, чтоб любовник был рядом.

Но мода проходит, не тот нынче норов,
Даже если ты такой, - как Филлип Киркоров.

А как хочется ему казаться мужчиной.
Для чего? Разве есть хоть какая причина?
И приходиться врать, и рассказывать сказки,
И вынужден он, ****ям строить глазки.

Изумляет придурков за первенство спора,
Уж совсем не голубой Моисеев Боря.
А следом ковыляет редкая сучка,
Имя трансвеститу, - Верка Сердючка.

И прячет он в штаны тоску – кручину,
Ну, не похож он на женщину, и уж совсем на мужчину.

Все женщины, - мужчины, все женщины, - ****и,
Все сказанное здесь, совсем не шутки ради.
Ведь бьет не в бровь, а в глаз, другая скорбная шутка.
Уж лучше баба, - ****ь, чем мужик, - проститутка.

А если меня понял, то напейся в хлам,
И знай, что во всем виноват Адам!

                РАННЕЕ МОРОЗНОЕ УТРО

Вокзал. Перрон. Пустой вагон.
Фонарь. Пути. Куда идти.
Мороз, опять. И время вспять.
Кассир. Билет. Вокзальный туалет.

Как арестант в тюрьме для дураков
Роняя свет печальный и тлетворный,
Плывет луна в футляре облаков,
Что пилигрим в общественной уборной.

Едва дождавшись дохлую весну,
Порвав на ней прозрачный пеньюар,
Рассвет, как волк голодный лезет на луну,
Да, жизнь струей уходит в писсуар.

В тоннеле свет и стонет тишина,
И проездной билет не нужен нихрена.
И снова снег. Буфет. Перрон.
И поезд не придет, примерз к путям вагон.

В белых одеждах лохматых зарниц,
Оперевшись грозой на небесную твердь,
День ночь разбудил пеньем раненых птиц,
Разорвавших восход золотистым крылом.
      А над ними кружась насмехается смерть,
      Ослепляя безумный мой мир серебром