Жар-птица

Безумный и нищий! С гнилым ржавым днищем
Баркас твой стоит на мели.
За счастье хватался и голым остался.
А парусник тает вдали.

Тот сон небылицей прекрасной жар-птицей
На миг повстречался с тобой.
Что с неба упала, боролась, страдала,
Искала дорогу домой.

Своим опереньем, нездешним свеченьем               
Она осенила тебя.
Вдруг рухнули стены тревоги, сомненья
И взор просветлел твой, любя.

И ты, изумлённый, впервые пленённый,
Смотрел, взора не отводя,
«Возьми сон и душу, твой свет не нарушу,
Остаться позволь близ тебя».

А птица устала, ей лет было мало
А путь был так труден, далёк.
Бороться не стала, всплакнув, рассказала,
Как вихрь с ней был зол и жесток.

Спасителем птицы, небесной зарницы
В тот миг возомнил ты себя.
И мрачная келья вдруг стала светлицей
Изгнанник счастливей царя.

Но злая натура не долго дремала,
Тех дней, тихих, светлых, их так было мало,
Когда согревался ты сердцем, душой
От милости кроткой, красы неземной.

Корысть и тщеславье как встарь бушевали,
Скользнул взгляд по перьям, прибыток считая,
Решил снести дар ты на рынок людской,
Похвастаться чудом, принять честь рекой.

Доверчиво птица в котомке сидела
На толпы глядела, из рук зерна ела,
С опаскою слушала гомон людской,
И всё умоляла вернуться домой.

А вот и толчок, разряженные люди,
Спор, торги, ругня. На огромных, на блюдах
Печёные свиньи, соленья, торты,
Кручёные с перцем воловьи хвосты.

Но твой скарб особый, и ты это знаешь.
Восторг, восхищенье уже предвкушаешь.
Жар-птицы владыкой назваться спешишь.
И, лесть, ожидая, волнуясь, дрожишь.

Мешок развязал и покликал девицу,
Свечением перьев затмила жар-птица
На миг даже солнце, и ухнул народ,
От чуда такого, разинувши рот.

«Моё это чудо, и мне только слава», -
Кричала душонка ничтожная, злая.
«Для участи славной и был я рождён.
Лишь я был достоин, лишь я награждён».

Толпа пошумела: «Какая забава!
Жар–птица нездешняя с неба упала.
А в той красоте разве есть кому прок?» -
Ответ был таков, а купцу в том урок:

С нелепым товаром
Стал сам он смешон,
Стяжать хотел славу,
Но вышел шутом.

Из зависти ли, иль из серости вечной,
По злобной забаве, в игре ль бессердечной,
Но чудо отверг злой глумливый народ.
И стал расходится. В злобе сжавши рот,

Впервые на птицу ты крикнул гневливо.
Потупивши взор, проглотив молчаливо
Испуг, униженье, обиду и боль,
Лишь горько вздохнула: на том и весь спор.

Но дома девица печально сидела,
Застыв словно камень, не спала, не ела,
И только глядела на двери засов
И так, не считая минут и часов.

И ты задрожал в неизвестном испуге,
На миг пожалел, что о милом, о друге
Не пёкся совсем. Лишь о славе мечтал,
И чудо своё не на что променял.

Ты вспомнил, как долго был одинок.
Не то, что там друг, даже мышь твой порог
Путём обходила. Ничтожен и мал
Для всех ты казался. И как ты страдал!

И так застонал, вспомнив горький урок,
На землю упал, и взмолился у ног
Девицы, прося на коленях прощенья,
И, всё предлагая ей угощенья.

«Зачем я осталась? Не нужно мне хлеба.
Хочу снова ввысь я, где ветер и небо,
Где света простор лишь, и солнца магнит
Мой дух согревает и сердце манит.

Оставлю минутный приют навсегда,
Не вспомню о нём, не вернусь никогда.
Тебе я чужая. И сердцем, душою
Я птица нездешняя. Милой страною

Я небо зову. Ветер брат мне, а тут
Наседки, вороны в почёте. Живут
Здесь славой земною, сегодняшним днём.
Мне тесно и душно. И сердце огнём

Горит и зовёт далеко-далеко.
Расстанемся же. И так станет легко!
Свободу мою отпусти. И покой
Ко мне возвратится тихой рекой».

Ты громко рыдал, простить умоляя:
«Казни, но останься, такая родная
Ты стала, а если решишь улететь,
Позволь лишь одно: при тебе умереть!

Я жизни не выдержу даже мгновенья,
Без света очей твоих, страх и сомненья
Оставь, я к ногам твоим мир постелю
Сама ты узнаешь, как сильно люблю!»

«Прошу, отпусти! Дай свободу, не боле!
Томлюсь и страдаю я будто в неволе,
Обеты твои – не нужны они мне,
Страдаю и таю я будто в огне!

Под небом просторным незыблем закон
Для зверя и птицы. У каждой свой дом,
Я в небе летать рождена, и при том
Тебе оставаться в жилище глухом».

«С рожденья мечтал я о вольном, о небе,
Не я виноват, что Бог крыльев мне не дал,
Последую тенью теперь за тобой,
И буду беречь твой сон и покой!

Куда полетишь, за тобою по следу,
Пойду в жизнь и смерть я, по углям, по снегу,
В болезнь, и в беду, не жалея себя,
Лишь только дышать бы тобою, любя!»

Такими речами ты сердце смущал
Доверчивой птицы, а сам уж решал
Навек не дать воли пугливой девице,
Закрыть ей все двери, и чтоб из светлицы

Не думала в небо своё улететь,
И вновь стать свободной, смеяться и петь,
Не мог видеть вовсе, как не для тебя,
Кому-то смеются, лаская, любя,

Деревья, трава и горячее солнце,
Всю злобу и жёлчь, всю по капли, до донца
Решил ты на птицу излить, напоить
Её ядом смерти, что в сердце таить

Тебе приходилось не год и не два,
Но чтоб удержать её, в цепи слова
Ярма и неволи тебе нужно сплесть.
Вина и беспомощность, жалость и лесть,

И страх и любовь, - для напитка-дурмана
Ничем не гнушаясь, ни лжи, ни обмана
Совсем не стыдясь, не боясь наказанья,
Из чаши притворства ты сыпал признанья.

И смолкла девица, жалея,  скорбя,
Остаться смирилась возле тебя.
Решила: «Что больше любви может быть?
И ради неё о покое забыть

Не грех». И под страшное иго, любя,
Склонилась отважно, без страха глядя,
Обманщику жалкому в лживые очи:
«Теперь разделю с тобой ужасы ночи,

Не будут тревожить кошмары, и сны
Твои станут слаще, напевы весны
Тебе подарю, и спою так о солнце,
Что свет его глянет с улыбкой в оконце

Твоей мрачной кельи. Развеется страх.
На крыльях, на белых, как на руках,
Тебя подниму я к простору и свету,
И сердцем коснёшься тайны рассветов,

Познаешь движенье небесных светил,
Не бойся и верь, хватит мужества, сил,
Чтоб труд совершить, не оставлю тебя,
Раз плачешь и молишь, о небе скорбя».

Осталась девица, поверив обману,
Сплетению фраз, наважденью дурмана.
Осталась девица себе на беду:
Болеет, не спит, и словно в бреду

Одно повторяет, терпенья урок:
«Спасенья и счастья придёт скоро срок,
Нам нужно стремиться к правде и свету».
Твердит, смотрит в очи, и нет там ответа.

Обманщик смеётся над ней день и ночь.
Глумится и врёт, и слова гонит прочь
Из сердца, души, ведь давно тьме и лжи
Он предался нагло, поклялся служить.

Доволен страданьям её, что растут,
Ловушки для сердца, души там и тут
Он всё расставляет, чтоб птицы мученья,
Для злобы и жёлчи неким отмщеньем,

Чужому враждебному небу упрёк…
А небо молчало как будто, но срок
Пришёл и истёк нашей птицы страданий
Не сбылись спасенья лжеца упованья.

Для сердца разбитого нет уж урона,
Нет места живого в нём, плача и стона
Шесть долгих веков пронесла она груз -
Нелеп, невозможен тьмы-света союз.

И небо избитую птицу назад
Взяло, чуть живую, насильник бы рад
Совсем извести, изничтожить девицу,
Но небо хранило, любило жар-птицу.

Теперь она спит на руках облаков.
Почти в забытье, но сказки ветров
Чуть слышно ей шепчет горячее солнце.
Пройдёт много дней, и сила вернётся.

И песни её зазвучат в вышине,
Душа расцветёт, не подвластная тьме.

Сентябрь 2007 - февраль 2008