Поворот. 2000год

       Вагон еще подёргивался, заканчивая свой путь. Последние две минуты прибытия показались мне вечностью! Я «проползал» среди мешков и чемоданов, поругиваясь, спотыкаясь и почти задыхаясь от волнения. Сердце билось, как у нашкодившего котенка, а слабость в ногах делала походку более чем дурацкой. Наконец, паровоз, победно чихнув, затормозил...
       Стоп, машина! Я пулей вылетел на перрон и встал, как вкопанный, в полной уверенности в том, что немедленно увижу бегущую ко мне белокурую мою Соньку, с распростертыми объятиями и слезами неизмеримой радости на лице! Битый час я придумывал сценарий нашей встречи, репетировал слова, которые буду шептать ей, когда она повиснет на моей запылившейся шее... Минута, другая... Я закурил, жадно вглядываясь в лица...
       «Поберегись!» - голос носильщика встряхнул меня, и я, мельком глянув на часы, медленно побрел к вокзалу. Странно, такого не может быть... письмо не получила, что ли?
       «Юноша! Юноша! Дай, спрошу... Юноша, к тебе обращаюсь...» - цыганка, хватая меня за руку, бежала за мной до дверей, что-то нашептывая скороговоркой. Я сунул ей мелочь, оставшуюся у меня от вчерашнего ужина, не придавая никакого значения ее трескотне. Но, пока я стоял на остановке, я вдруг вспомнил обрывки ее последних фраз, от чего настроение мое окончательно скисло – «Не ходи туда... не твоя она... не любит она... не ходи...» Слова эти будто влипли мне в голову. Я так и не смог избавиться от этих бредовых мыслей до самого дома.
       «Тьфу ты, черт побери!» - с этими словами я ввалился в темный, как и прежде, пропитанный
       до сантиметра отходной вонью, подъезд. Не помня себя, влетел на четвертый этаж и позвонил в дверь душераздирающим, длинным звонком!
       Отец, конечно же, ждал меня, он знал... Послышались шаги... шаркающие, до боли знакомые, такие родные... Ну же!
       «Папка!» - я бросился ему навстречу, и мы обнялись так, что косточки у обоих затрещали! Потом был долгий, долгий вечер. Воспоминания не давали нам закончить разговор. Глаза давно слипались, и водочка уже закончилась, а мы все болтали... На столе возвышалась куча фотографий и моих, и семейных... и мамкиных. Царство ей небесное...
       Я любил мою мамку, ужас, как любил! У меня была мечта в детстве – вот вырасту и женюсь на моей мамочке! Смешно сейчас! Наверно многие дети так думают, видя в своих родителях кумиров. Она была такая роскошная! Отец ни разу в жизни голос на нее не повысил. Мама была святою для него и после смерти, уж десять лет прошло, а он все плачет над ее фотографиями.
       Дааа! А дома что-то изменилось, и я не мог уловить, что же именно. Обойдя все наше скромное жилище, я успокоил себя мыслью о том, что отца иногда навещает наша соседка, тетя Римма – одинокая, больная женщина, которая и раньше приходила к нам, при жизни матери. Часами они сидели на кухне, пили чай и посвящали друг дружку в «тайны живой природы». Тетя Римма часто сильно болела, и Сонька моя ухаживала за ней, передавая мне теплые приветы в качестве пирожков с капустой или курагой. Я питал к ней нежные родственные чувства... Чисто... Слишком чисто для холостяка!.. Ммм - да! Ну, да ладно. Надо принять ванну, поздно уже.
       Папка уснул прямо в кресле. Я прикрыл его пледом и пошел в ванную. «Хм! Чисто... Чертовски чисто – все блестит», - ловил я себя на мысли, - «возможно, это уже не тетя Римма... Она вряд ли стала бы так корячиться». Я скинул с себя брезгливо «дорожный мундир» и погрузился в горяченную воду. В первую же секунду я вынырнул, выпучив глаза... в испуге заполучить «два в крутую», но постояв минутку, снова начал опускаться в свою «пароварку», испытывая неповторимое чувство восторга – я ждал этого целый год!
       Отмокал я час точно, может, больше. Пальцы стали такими смешными, а вода совсем остыла... Пора, уже наверно часа четыре! Я потер себя со всех сторон незнакомой моему туловищу мочалкой, напевая что-то там про зайцев, и открыл воду. Струя прохладной воды окатила меня с такой силой, что я аж крякнул. Кайф!
       «Батя! Батя...», - я тряс отца за руку, пытаясь разбудить, но он спал, как убитый - «Па! Перейди на кровать, тебе же тут тесно!» Наконец, он открыл один глаз и, увидев меня, растянулся в улыбке. «Сынооок!» - протяжно произнес он, пытаясь встать, «Помоги мне. А подушку возьмешь там, где всегда». Я довел его до кровати, и он бухнулся, неуклюже стягивая с себя штаны и рубашку, быстро уснул, а я отправился искать подушку.
       Моя комната не имела признаков жизни: пыли не было, но и лампочки – тоже. Я вернулся в комнату к отцу и включил свет, чтобы убедиться в том, что все лампочки рабочие и «свиснуть» одну из них. Мой взгляд внезапно остановился на подоконнике... Как странно... Раньше я почему-то не заметил, что на окне растут живые цветы! Вот именно, странно... что они вообще тут растут! Цветочки все у нас с папаней посохли почти сразу после маминых похорон – мы долго не могли решить, кто же их поливать будет! Тааак! Любовь и голуби!.. Переваривая в голове увиденное мною аномальное явление, я варварски выкрутил лампочку и поплелся к себе. По дороге я еще раз оглянулся: а ведь это, извините, розы! Розы на окне! Да! Ну, да ладно... Простыня тоже... ни фига себе – накрахмалена, что не разодрать! Хорошо... Допустим, у батяньки кто-то появился. Ну, я конечно же, ревную... чуток... Но ведь он еще очень даже молодой, хочется же! Ну и пусть – мужик, все так и! А я что? А что я? Я ничего! Только – за!.. С этими уговорами я начал отключаться, поползли сны один за другим...
       Утро было страшно сплюшным, за окном лило, как из ведра, и небо было серо-зеленого цвета. Я включил телевизор и валялся еще около часа на кровати, тупо тыкая пальцем в пульт. Да! Что в Мире то творится! Много «воды утекло» за эти два годика... Я старался отвлечь себя от воспоминаний о той вчерашней цыганке на вокзале. Из-за нее я вчера не поехал к Соне. Может я – дурак, конечно, но что-то мне мешало... Какой-то внутренний голос мне подсказывал, что я не должен никуда ехать. И я ведь не поехал... А сегодня я поеду? Не знаю... Поеду, наверно! Соскучился, ведь... ужасно... Почему же она не пришла на вокзал? Я писал ей... Правда, ответа я не получил!
       «О, Боже ты мой, она ведь мне не ответила и на предпоследнее мое письмо! А в чем, собственно, дело? Не понял!» - с этим воплем я выскочил из постели, почесался, потянулся и помчался в ванную. Черт! Щетка в чемодане, а он в комнате отца...
       «Сынок, счастливый ты! Вон, какой молодец вымахал! Мужик! Я тоже был когда-то таким – бицепс... трицепс... ну, и все дела!» - он смотрел на меня с неподдельной гордостью за то, что он «сделал» двадцать лет назад. «Да, ты тоже еще – орех, как я посмотрю! Цветочки – розочки, простынки – не разодрать! И, кто она? Должно быть, хороша мадам то?» - я с легкой иронией вдруг выпалил то, что мучило меня целое утро, подбежал к окну и отдернул занавески – «О!» Но, взглянув через плечо на отца, я оцепенел. Он сидел на краю кровати. В глазах его я прочитал какую-то необъяснимую печаль, если не сказать – боль...или даже страх... «Па! Ты чего, па? Я что-то не так сказал?.. Ну, прости меня...» Присев около отца, я уложил свою голову ему на колени и защебетал: «Па! Я же не хотел тебя обидеть... Ты из-за мамы? Ну, прости... Ты ведь должен мне все равно рассказать, кто теперь делит твое одиночество? Я же вижу, что здесь бывает женщина! Очень чистая... хорошая...» Я встал и вышел из комнаты. На автопилоте я дошел до кухни, поставил чайник и сел. Сердце билось как-то странно – то чересчур быстро, то наоборот... Я чувствовал себя виновато, не понимая – за что. Может быть, отцу передо мной просто неловко за то, что еще два года назад он уверенно отказывался от знакомства с какой-либо особой. Когда ему его друзья предлагали свои услуги – мол, женщина одна есть одинокая... и так далее, он всегда говорил: «Я люблю Майю, и это надолго!» Все удивлялись и жалели его: красивый молодой мужик, живет один, сына растит. Я и сам иногда ловил себя на мысли, почему он не женится. Не одна интересная дама имела бы счастье стать его же- ной! И желающие были, праздники ему тут устраивали с елками и салатами, но – увы, уходили со слезами на глазах! Наконец то он расслабился, кого-то пустил в свое сердце, и вдруг – на тебе!..
       Хлопок двери оторвал меня от мыслей. Я на секунду отвлекся на чайник и задумался о Соне. Нужно ее непременно сегодня найти. Мало ли что там эта вымогательница наплела! Я знаю, что Сонька меня любит! Знаю! Писала каждый месяц... почти... почти... а ведь и не каждый... и фото так и не прислала, сколько ни просил! Некогда ей было сфотографироваться, видите ли...
       Я вспомнил про дверь: что за хлопок? Кто пришел или ушел? Я крался по коридору, заглядывая во все двери. Отца я нигде не обнаружил. Куда это он делся? Я выскочил на лестницу с криком: «Батя, ты где, Ты куда пош...?» А он никуда и не пошел, он курил на лестнице... нервно так курил!
       «А, ты тут! Дайка мне тоже сигаретку» - я закурил, многозначительно затягиваясь – «Да! Дерет! Как ты такие куришь?..»
       «Артем!.. Я должен был, конечно же, тебе сразу все рассказать...» - перебил он меня – «Я виноват перед тобой... очень...»
       Я прервал его: «Слушай, да ни в чем ты не виноват! Ты – молоток! Я знаешь как рад за тебя?! Все будет гуд! И, давай не будем больше об этом, раз ты не хочешь!.. А хочешь, я вообще съеду куда-нибудь... Вон, к ребятам в поселок – «Целину поднимать», поживу, отдохну от казармы, парного молочка... А?» Я похлопал его по плечу, но он грустно посмотрел на меня и убрал мою руку. « Ты что, сынок, нет... Я... ну, в общем... я не могу, короче, я старый идиот!» - он схватил меня за плечи и начал трясти – «Я старый идиот!..» Я оторопел: « Па, ты чего, па! Пошли домой... Старый, тоже мне! Старый! Все слышали? Он – старый, в тридцать девять лет, старый!» - я потащил его в квартиру. Он еще здорово хромает, но уже ходит гораздо лучше, чем года три назад. После второй операции он ходит! А то, сидел все больше...
       Я закрыл за нами дверь и отвел отца в кухню. «А давай, мы с тобой чайку попьем! У тебя кофе есть? Нет, ну и ладно! В общем, ты наливай, а я пойду, хоть зубы почищу!» - скрывая страшное волнение, я удалился. «Да что за чертовщина с ним творится?» - думал я, начищая свой рот, уже минут пять. «Почему он так дергается? Я же все понимаю прекрасно! Не мальчик ведь уже! Елки! Что-то здесь не то... И паста у него зубная какая вкусная... Ну, подумаешь, бабу завел! Так ведь, сколько можно в кулак собирать?.. Посмотреть бы на нее хоть одним глазком, небось, красивая... Он что попало - не будет! Сам то - вон какой!.. Подумаешь – нога, нога пройдет, еще пару лет похромает... Да! Я то, тоже не хуже рожей вышел – весь в батю! О! Мамкины только глаза, а остальное все с этого самца слизал!» В зеркале я видел свою намыленную физиономию и, рассуждая о том, о сем, осторожно водил брит- вой по щекам. Вообще, терпеть не могу это дурацкое бритье...
       Долго же я торчал в ванной. Чай остыл. Папка у меня золотой – бутербродов натворил! Сели... Едим... Молчим! Я делаю вид, будто увлекся свежей прессой, а сам весь в растерянности, перевариваю все, что за утро произошло. Батя тоже пытается скрыть волнение, сидит - в окно смотрит. «По ушам бьет такая обстановка, надо что-то «ляпнуть»!» - подумал я и зачитал отрывок из газетной статьи. Отец обрадовался тому, что я нас выручил, подхватил разговор о каких-то консервных банках, и мы проболтали еще целый час.
       «Ладно, пап, я поехал... У меня сегодня есть кое-какие дела... Ты же понимаешь, я свою то еще не видел!» - с этими словами, я оторвал свой зад от табуретки и поплелся в комнату.
       Открыв чемодан, я скривился от ужаса – все шмотки были мятые и пахли казармой. Но стираться было уже некогда... «Батя, а где утюг то у нас? А?» - я высунул нос из комнаты и... обалдел от очередного сюрприза! Отец стоял в коридоре в плаще, в обуви и в шляпе! «О! Ты прям как по тревоге!.. В магазин, что ли? Или... Ух, герой! Осторожно спускайся по лестнице. Ключи мне дай и... Утюг где?» Он открыл шкаф и подал мне... ут..тюууг... Ну, знаете ли! Это уже последняя капля... На его руке сверкнуло ни что иное, как обручальное кольцо!.. Да нет, это было новое кольцо! Я еле сдерживая эмоции, потупив глаза, взял утюг и тут же смылся.
       Вот, дает! Даже не написал ничего! Каков... К ней поехал!.. А может, она никакая? Ну, это... страшненькая... Может он ее показать боится? Да и пусть, Господи, ну мне то какая разница, лишь бы ему было хорошо!
       Погладив, я быстренько натянул свои портки, пока тепленькие, и полетел на крыльях любви!..
       Добирался долго. На такси я еще не заработал, а на электричке – целая вечность! Я в тамбур вышел еще за три остановки... будто бы так быстрее... Вот, зараза, только что ушел мой автобус, а следующий – только через 40 минут.
       «Танки грязи не боятся? Братан, не возьмешь по пути до Борков? А я тебе анекдотов армейских "снесу" – посмеемся вместе!» - подкатил я с предложением к возившемуся с мешками черноголовому молодцу. «А? Ну, валяй!» - недолго думая, он согласился, и мы помчались... со скоростью сорок километров в час... Я столько анекдотов не знаю!
       Было весело. Я даже не заметил, как мы оказались в поселке. Мой новый приятель показал мне свой дом по пути и даже пригласил в гости:» приезжай, дорогой, на рыбалку пойдем! Отдохнешь...» А чего не приехать, я ведь теперь здесь часто буду... Порыбачим еще!
       Я поскакал по заболоченной улице, безжалостно забрызгивая свои наглаженные модные джинсы... вот еще двести метров, вот еще сто... пятьдесят... тридцать... десять... пять... собака залаяла! И собака все та же! Старушка, жива еще... Узнала меня, умница, хвост загулял!
       Стучу. Тихо. Попытался открыть – тщетно, закрыто изнутри. Стучу опять... Кто-то идет... Батюшки, сердце сейчас выскочит! Букет в руке трясется, так смешно, кажется, что сейчас осыплется!..
       «Мама дорогая! Кого я вижу? Сынок, Артемка! А вымахал то!.. Заходи... не разувайся... проходи... грязно тут... Не справляюсь я, одна живу сейчас. Да проходи!» - и она повисла на мне, крепко прижимаясь своими щеками к моему раскрасневшемуся лицу. «Поставьте, тетя Таня!» - я сунул ей в руки цветы, – «И, рассказывайте, рассказывайте! Как вы тут? Где Соня, когда придет?.. Я вот тут вам подарки привез. » Я вскочил со стула, открыл дипломат и достал сувениры. Когда я повернулся, то увидел, что мать стоит, закрыв лицо руками. Я подскочил к ней, обнял... И вдруг она заплакала. Я все бросил на стол и плюхнулся в кресло. «Да что это такое? Вы меня так с ума сведете! Что же вы все рыдаете? Эээ! Так не годится... Радоваться надо, а вы ревете!..» - тут я осекся, поймав себя на мысли: а чему, собственно радоваться? «Так. Где Соня?» - привстав, настойчиво спросил я – «Она мне не писала... Последнее письмо я читал четыре месяца назад... Ну, да! Давно! Она что съехала от вас?.. Да говорите же вы, что вы молчите?..» Женщина смотрела мне прямо в глаза. Секунд десять мы стояли молча, потом она тихо спросила: « Так ты что, ничего не знаешь?.. Она тебе ничего не написала, что ли? Господи, Сынок, ты же ничего не знаешь!..» Я уже был на самой вершине человеческого любопытства, и, в то же время я страшно не хотел слышать ничего такого, что могло бы вот так вот - просто, прямо здесь и сейчас разрушить мои иллюзии, вывернуть меня наизнанку или вообще разорвать меня в клочья... Но я не выдержал и, после короткой паузы, покачал отрицательно головой.
       Видимо, тете Тане потребовалось время для того, чтобы набраться мужества. Она вышла во двор, якобы, за водой для чая. Вернулась она не скоро. Я за это время успел оглядеться и обнаружить, что в комнате действительно многого не хватало. Тетя Таня уже не плакала, а наоборот старалась сохранять ложное спокойствие, уводя меня в сторону от темы: «Артемушка, ну а как ты? Возмужал то! Садись, сейчас чай будет...» Я отвечал на все ее вопросы ровно, и даже рассказал ей пару историй. Мы вместе посмеялись. Потом вдруг замолчали. Я встал, подошел к окну: курочки, гуси... все - как раньше. Только чего-то, все так и, не хватало... на окне! Ну, да!.. Здесь же цветы стояли... Здесь розы в горшках стояли... цвели, как сейчас, помню! «А где розы то?» - я спросил так, что мы оба были уверены, что я сам сейчас и отвечу на свой вопрос. Тетя Таня смотрела на меня испуганными глазами. «А, ну да! Они... Господи! Они у нас теперь стоят... дома стоят... Как же это?..» - я сполз по стенке и уселся на пол. Мать зарыдала, захлебываясь от досады: «Прости, сынок! Не уберегла я ее для тебя, прости меня... упустила... не слушала она меня... ушла... любит она его сильно...ночами плакала! Любит она его давно! Не мсти им, пусть живут...поженились...сына ждут... А ты уезжай, сынок в другой город!.. Не сможешь ты тут... Видишь, не твоя она...»
       Уже не помня себя и не чувствуя собственных ног, я ехал куда-то... Я ехал домой... А где он теперь - этот дом? Дааа! Подвел меня мой дом! Ничего себе, поворот! И как жить то теперь со всем этим?.. А куда уехать?.. Да, некуда мне ехать... Нет у меня больше нигде и никого. От себя не убежишь... А, ничего! Не подохну! Не поеду я никуда! Братика буду нянчить... Красивый будет пацан! Батя то у меня – во! А Сонька! Любят они ... Значит, и дети красивые будут!