Цветаева в Берлине

           Поэма

Не рукописью – древним свитком
Мне истина была дана.
Не новогодняя открытка –
Языческие письмена.

В шкатулке тонкого фарфора
Хранила я свои мечты.
Храм – не пирожное: ПРОСФОРА,
Лишённый броской красоты.

Среди готических строений,
Среди казарменной тщеты
Искала я отдохновений
От предотъездной суеты.

И в ярмарочном Луна-Парке,
Кружась наездницей пестро,
Я в мыслях делала помарки,
Держа злачёное перо.

На ярмарке разминовений
Лишь ты был встречей навсегда.
Средь сонма прежних откровений –
Как незакатная звезда.

Как рыцарь в выверенных латах.
А впрочем, рыцарь – это я.
И я была в ночи крылатой,
И я была в ночи твоя.

А чинный город буржуазный
Нас не заметил средь толпы.
Но был он с нами, неотвязный,
Его мрачневшие столпы
Нас провожали  каждый вечер
И молча ждали до утра,
Желали важно скорой встречи,
И снова утро, как вчера,
Будило нас, сновало, пело
И разносило молоко.
Ему до нас какое дело?
Так что ж нам было так легко?

Мы были счастливы сквозь слёзы,
Не зная завтрашних обид,
Не зная сумеречной прозы,
Храня весёлый, бодрый вид.

Так начались мои скитанья
По странам, весям, городам.
Но вас, наивные мечтанья,
Я не предам и не отдам.

Так что же свитки начертали,
Что ниспослали письмена?
Об этом мы тогда не знали,
А знала Будущность одна.

Портрет, покрытый тёмным лаком.
Шкатулка, веер, два кольца,
И переписка с Пастернаком,
И жизнь, не знавшая конца –
Всё это было, как виденье,
Мы шли к прозрачным берегам.
Что это было – наважденье?
Я разбираю по слогам:

«Россия, Лета, Лорелея»,
И вёрсты, вёрсты всей земли.
Мы шли, от радости хмелея,
А после – в Прагу мы пришли.

И Чехия свои объятья
Нам распахнула навсегда.
А следом – новые приятья,
И снова веси, города.

И карусель ещё кружилась,
И пражский рыцарь на мосту…
Что ж предсказание, свершилось?
Мы заступили за черту.

Черта, не знавшая предела,
Нас увела за горизонт.
А что исчезло? Разве тело…
Но начался уже сезон –

Сезон охоты и облавы,
Сезон потравы и пальбы.
И всё ж мы были правы, правы,
Служа заветам ворожбы.

Нет, вы не зря наворожили,
Языческие письмена!
И обо мне стихи сложили,
Любуясь небом из окна.