Стихи Петра Кузнецова 2 часть

Часть вторая.


Разговор с месяцем.

Не приглашал ни вчера, ни сегодня,
В дверь не впускал, ты стоишь у окна,
Чтобы я встретил тебя, чтобы обнял,
Выпил бы чарку с тобою вина.

Так всё и будет. Зарок не давался.
Что ты печален, монгольским лицом?
Без церемоний, давай опускайся,
Долгую ночь скоротаем вдвоём.

Ты мне расскажешь про звёздные тайны,
Я же тебе расскажу про людей,
Случайны, что были иль не случайны,
Но были когда-то в жизни моей.

Впрочем, не надо тебе напрягаться.
Звёзды, как звёзды, горят и горят.
Мне же, дружище, надо собраться
И вывернуть память и сердце до пят.

Вот ты сегодня с мужским постоянством
Завтра – таинственной выйдешь луной
С женским желанно-капризным коварством
И непонятной, влекущей игрой.

Поэтому, лучше, давай-ка не будем
Тайну пусть каждый в себе сохранит.
Можно простить, так простим и забудем
И месяц всё понял. Месяц молчит.






***
Какой обман, ошибочность иллюзий,
Душа моя, терзайся и молчи.
В цепи потерь, находок и открытий
Себе свободы лучше не ищи.

Законом равенства простёрты небеса.
Солнце всем сияет лучезарно,
Утро раннее и свежая роса
Что-то шепчут тихо и печально.

Я не уйду печати не оставив.
Что нам была одна и на двоих
И ничего в прошедшем не исправив,
Где голос твой давно, давно затих.

Ничто не содрогнется, не взволнует
Любви извечный радостный мотив.
Пускай же он в тебе ещё разбудит
Тот юный неразгаданный порыв.

Пускай же то, короткое мгновенье
Взойдёт на небосклоне, как звезда,
Как радость утра, радость пробужденья,
Оставив миг тот правдой навсегда.

Я ни о чём желать давно не смею.
От смутных лет осталось забытьё,
Но, милая, зачем же так жалею,
Твой образ, взгляд, дыхание твоё.

Когда мне трудно, ты стоишь незримо
И нечем мне тебя благодарить.
А за окном, как дни проходят мимо
Изменчивая облачная нить.

И знаю я, что поздно или рано
Мы каждый взглянем в эту высоту,
Где нет тревоги, как и нет обмана,
Благословив любовь и красоту.



Нашим матерям.


Служба идёт в недостроенном храме.
Сегодня престольный «Троицын» день.
Женских платочков опрятное пламя,
Колоколов запризывная звень.

Что же ты, Русь, в платочках, да плотвицах?
Да с непокрытой же встань головой.
Со священной сыновностью на лицах,
С верой, надеждой и честью мужской.

Матери наши – храмов защитницы,
Вы в смутные годы их берегли.
От каждой деревни, дома и улицы,
Низкий поклон вам до самой земли.

Это вашей свечою старательно
Теплилась вера пред ликом святых
И на платочки смотрю я внимательно
Наших старушек и женщин простых.

Матери наши – храмов поклонницы,
Вы безответная скорбь и обет.
Пред иконой другие помолятся
Если вас с нами сегодня уж нет.




***

Его стихи, как тюбетейка,
На днях я вслух их прочитал
И в клетке сдохла канарейка


С. Есенин о ст. Бедном.

Да что писать, когда себе в угоду
По-дружески осмелюсь пожелать –
«Давай, приятель, пощадим природу,
Не будем канареек убивать».

Собрался ль ты кого-то «отутюжить»
Грибы ль в лесу с семьёй пособирать.
А может просто слёг, да занедужить,
Так немного всем зачем надоедать?

Или наняв любовь своей персоне,
Её румянцем робким одарив,
Но в наши годы, ей на небосклоне
Давно сыграл Огинский свой мотив.

Сейчас нас много, даже очень много,
Да что греха таить и я один из них,
Поэтому прошу всегда у Бога:
«Коль нет прозренья, то не нужен стих».



***
Была Москва нужна Наполеону.
У стен её и Гитлер побывал.
Поляк Лжедмитрий русскую корону
Хоть и недолго всё же примерял.

Серп и молот в руках своих держала,
С орлом двуглавым разделив судьбу.
Свой кремль вождям в рассрочку отдавала,
Кто вёл с народом собственным борьбу!

Горела и в пожарах не сгорела.
Была в Европе лакомым куском.
Должна была упасть, но не упала
С поруганным, отвергнутым крестом.

Ну объясните, покажите силу,
Что её хранила в лихолетья!
Кто шёл с войной, нашёл себе могилу.
Не забыть те годы и столетья.

Вот и кляните мужика за пьянство,
Ругайте за его бесчинный нрав
За безбожность, за потерю братства,
За то, что он почти всегда не прав.

Мне эта странность не даёт покоя.
Не дал ответ Руссо или Вольтер –
Они России что-то не родное,
Для славянина вовсе не пример.

А он для них с медвежиской ухваткой
Не примется в Европе никогда.
Да, путь России – это путь не гладкий,
Откуда он проложен и куда?

И новым русским нечего здесь делать.
А нам о них не следует тужить.
Легко им было с Родины уехать,
А без неё легко ли будет жить?


Мыльный пузырь.

Узнать хотите, как пузырь гордится,
Как пена давит, жмёт ему бока?
А я, порой, чтоб в этом убедиться
Играю с ним в простого дурака.

С нарочной простоватостью наивной,
На что пузырь от глупости хитрит
И с манной отчуждающее-заумной
И сесть со мною рядом не хотит.

Он сам себе давно назначил цену
И сам себе вершина и пример.
А я смотрю на пузыри и пену,
Ещё на то, как жалок он и сер.



***

На тормозах далёко не уедешь.
Без тормозов и двинуться нельзя.
Итак, всю жизнь вот этой меркой меришь.
Не пешку хочешь выиграть, а ферзя.

И многих так шампанское прельщает,
Что риск оправдан и «любой ценой»,
Что он безбожно совесть забывает,
Чтоб стать фигурой, да ещё какой!



К 8-му марта.


А вот французы это точно знают
«Шар ша ля фам» - не нужен перевод.
Нас женщины без боя покоряют
Кто то искусство знает? Кто поймёт?

Совсем не надо быть мужеподобным
Владеть борьбою самбо иль кун фу.
А только стоит мужикам голодным
Отправить «Фас» или запретный «Фу».

И покорится армия без боя,
Утонет в лунках прелестных грудей.
О, женщины, да что же вы такое?
Здесь нет ответа у вселенной всей.

Уже давно не яблоком из рая
Она влечёт и манит всё сильней
Когда торгуя, а когда играя
Всей обнажённой юностью своей.



 

***
  …Недавно шла  телепередача, где выносился суд Николая 2.
   Следователь полковник Соколов, вёдший расследование по расстрелу царской семьи, не дал определение заключения о причастности первых лиц Советского государства: (Ленина, Троцкого, Свердлова) к этому злодеянию, мотивируя это тем, что нет официальных документов, подтверждающих их причастность.
   Но этот аргумент очень двусмысленен, ведь, понятно, что сам Екатеринбургский партийный актив без их согласия не мог решиться на подобное, хотя бы из внешнеполитической ситуации.
   Поэтому, безусловно, был хотя бы даже одобрительный кивок головы этих лиц, которые были у истоков власти, тем более, что это деяние входило в программу партии Большевиков и было озвучено на Лондонском съезде, ещё задолго до революции 17 года. Какая в этом была необходимость? Ведь для уничтожения самого государя, отрёкшегося к тому времени от престола и, тем более всей его семьи, нужен был веский неопровержимый мотив, который мог бы, хоть как-то служить оправданием. Мотива не было.
   Не было предательств со стороны государя и его семьи интересов России, не было и преступления, если не считать преступлением владение Российской короной. Но на это было согласие большинства русского народа. Была и историческая необходимость, приведшая к престолонаследию династию Романовых.
   Как бы мы ни относились к факту самодержавия – это была опора Российского государства, способ ведения всех государственных дел, включая и защиту Отечества.
   Николая 2 можно, конечно обвинить в том, что он не воспользовался своей властью, чтобы применить насилие. А это уже (по моему мнению) не его вина, а Божий промысел. Николай 2 не хотел после принятия подобных мер кровопролития, а это лишь доказывает что Божью волю и промысел он ставил выше своей воли.
   Поэтому всё это учитывалось при канонизации Русской православной церкви Николая 2 и его семьи, как страстотерпцев. Безусловно – это решение церкви будет доминантой его характеристики и исторического значения для Православия и России.


***

Да, Франция дала нам гильотину,
Чтоб гнев сильней торжествовал.
Наш пистолет, последуя почину,
«Не милость к лучшим призывал».

А вы, потомки злобного бесчинства,
Не суд присяжных и не Божий суд!
Кровавые ступени лихоимства
Всех всё равно к ответу приведут!

Но чем же скроешь это вероломство?
Пусть не нашёл в бумагах Соколов
Ничем не скрыть преступное потворство,
Что выдал Ленин, Троцкий и Свердлов.

Не надо нас обвешивать незнаньем,
Порывом пролетарского вранья!
Большевики уже своим призваньем
Стреляли в них, а значит и в царя.

А Молох жертвы жаждал от Юровских.
С кого-то надо было начинать.
И не Советских, а потом Советских
Во имя коммунизма убивать.

Вот мы Родства не помнящих Иваны,
Чтобы сказки слушать день и ночь
И потому всегда немного пьяны
И выпить с горя всё ещё не прочь.

Во мне живут вопросом удивленья
Зачем молчишь стыдливо, род людской?
Зачем свои лелеешь преступленья
И служишь бесам раненой душой?

Что принято ввести в необходимость,
Чтобы себя напрасно не смущать?
Ещё есть к небу только обратимость.
Нельзя ему всё видеть и молчать.



Ответ.

Мы дюймы, фунты знаем мало,
Нас миля в путь не увела.
А без дорог – всегда шагала,
Сажень границы провела.

Давно Перуну отмолились,
Хоть не забыли хоровод,
Не надо плакать, не ошиблись
И русским был всегда народ.

А православный крест и храмы
С тех давних лет стоят у нас.
Их отвергали, рыли ямы,
Чтоб куполов их свет погас.

Немало было смуты, крови
И бесов на святой Руси,
И вы опять «всегда готовы»
Низвергнуть Бога с Небеси.

Забыл, кто плачет по Перуну,
У обезглавленных церквей
Вершилось зло и гнули спину
Под звон Гулага и цепей.

Я не пишу ни в чью угоду,
Прости вас Господи, прости.
Хотя в одну и ту же воду
Уже вторично не войти.

Над нею то же поднят белый,
Чтоб не забыли мы о том,
В боях и чести поседелый
Наш флаг с апостольским крестом.



Мысли вслух.


Зачем скорбеть, что нашей жизни мало.
Конец хотя бы тем уже хорош,
Что начинать не надо всё сначала,
Когда свой путь отмеренный пройдёшь.

А колесо «не беличье» - всё то же,
И та же суета, бессмысленность и смысл
И что ещё на свете нам дороже
И кто им жизнь свою не посвятил.

Но что-то есть нелепое и злое.
Нет нам улыбки бесов не нужны,
Когда мы дерзко губим всё живое,
Когда за то не чувствуем вины.

И эту жизнь, назвал бы кто игрою,
А может быть она игра и есть?
И кто-то наблюдает за землёю
И видит-то, на что нельзя смотреть.

Игра, игра, жестокость и забавы.
Мы все артисты в воле сатаны.
Он режиссёр и ради чьей-то славы
Все жаждут денег, чести и войны.

Нет, этот мир любовью не означен,
Его ошибкой проще бы назвать.
И я прошу у Бога – озадачен:
«Пошли мне разум, чтоб его понять»!

Нам мало Мексиканского залива.
Ещё Чернобыль флаг не опустил.
Он с Хиросимой ставит у обрыва
Всё то, что Бог, создав, благословил.



Ночь.


Нас тешит результат и обладанье.
Да тревожный зов адреналина.
А дороги всегда воспоминанья
Под золой сгоревшего камина.

Какая ночь, с далёкою грозою,
Лениво гром с землёю говорит.
Я не с тобой, но всё-таки с тобою,
Мне эта память сердце бередит.

И хорошо и тихо, и тревожно,
Ничто не надо у судьбы просить.
И что прошло, и что ещё возможно.
И что нельзя, не хочется забыть.