Привет, дуралеи!

Когда, проходя по столичным аллеям,
мы числили поприще в самом начале,
Москва нас встречала: "Привет, дуралеи!"
"Привет, дуралеи!" – Москва нам кричала.

А мы, понаехав в неё из провинций,
легко штурмовали престижные вузы,
с неистовой верой  и грудой амбиций,
и с музами в самом теснейшем союзе.

И как-то, с друзьями в кафе отобедав,
и вволю потом помахав кулаками,
мы шли, чтоб отпраздновать нашу победу,
и эхо вечернее нас окликало.

"Ребята, вы в кадре! Покиньте площадку!"
Тактично охрана под белые руки
гуляк запоздалых, ступающих шатко,
ведёт за пределы заветного круга.

От летней жары и от шума шалея,
и голосу свыше привычно внимая,
Рязанов снимает "Привет, дуралеи!".
Привет, дуралеи! – Рязанов снимает.

Ему рукоплещут Варшава и Дублин,
его обожают народы и страны...
Мелькают в глазах бесконечные дубли,
и Друбич бежит из дверей ресторана.

Закончены съёмки ни поздно, ни рано,
и друг мой, изящного стиля поборник,
подходит к актрисе:  "Простите, Татьяна!
Хочу вам вручить поэтический сборник".

"Спасибо большое! Прочту непременно".
Но был не таков неприступный Рязанов:
усталой рукой отмахнулся надменно –
его ж обожают народы и страны!

И я вспоминаю порой полнолуний,
вертясь от бессонниц на жаркой кровати,
как в фильме блистал несравненный Полунин
и был Щербаков у него на подхвате.

Случилась история в жизни такая.
И я, о прошедшем ничуть не жалея,
друзей сквозь года до сих пор окликаю:
"Привет, дуралеи! Привет, дуралеи!"