25-й кадр

Словно прошлой жизни распарывая оболочку
уезжаю к соснам, магнолиям, что в цвету,
чтобы там, где ласкают волны порой полночной
лунный берег,  забыться, укутавшись в пустоту.
Воронцовский парк, где прибоя рокот едва ли слышен,
мой приют надменный – смеется ли надо мной,
а, быть может, просто живет, просто ждет и… дышит
можжевелово-терпким зноем над головой.
На веранде летней неполный стакан портвейна,
да видавший виды кинопроектор. Взмах
бледно-серых крыльев, и горизонт неверный,
отделяя твердь от эфира, почил впотьмах.
И квадрат простыни, ослепляя сюжетом старым,
застилает дымкой слезящиеся глаза,
снова в мозг стучит моя боль двадцать пятым кадром,
что не в силах помнить и позабыть нельзя…
Это юность с экрана ярким огнем струится
и барьер невидимый силится превозмочь…
Эти губы, смех и руки, как крылья птицы -
все таким реальным сделалось в эту ночь!..
И весенний ливень, что в такт отбивал стаккато
с каблучками звонкими в лужах на мостовой,
и бездомный пес, что пялился  виновато
на бегу услышав: «твоя – навеки, навеки - твой…»
А потом… июльский полдень, проклятый Богом…
На краю Вселенной, не заходя за край,
я шепчу руке холодной: «Прошу не много,
ты нужна мне, Птица, слышишь, не умирай!!!
Я почти научился летать, я уже умею
просто плечи расправив, чувствовать высоту.
Из глубоких нор - в поднебесье, подобно Змею,
я почти научился верить в свою Мечту!..»
………………………………………………………………………………..
Я почти привык быть один, и за эти годы
без тебя, как видишь, я все еще как-то жив…
А летать без крыльев… мешает закон природы,
от падений, впрочем, разумно предохранив.
Я почти забыл тебя, Птица, но знаю точно -
до тех пор, покуда чаша еще полна,
ты неверной тенью, серым крылом полночным,
двадцать пятым кадром в жизнь мою вплетена.