безмолвие
Силуэты
деревьев обретали
причудливые формы:
то бесшабашных удовольствий, всеми воспетых,
то мест, где не бывали до сих пор мы.
Я оказался в овраге, разросшемся до
бездны.
Тишина звучала.
Всё оживало,
когда-то скованное рассудочным льдом,
пьющим холод из земли, как из бокала.
Внезапно завершилось:
неуклюжие тени
нахлынули варварским говором,
потоком мутным. В темноте не
было видно Призрака Прозы,
от которого
бросался во тьму, разбивая в кровь
кулаки,
грызя пустоту,
карабкаясь вверх,
но был непроницаем покров
великолепных видений.
Раздавался смех.
Став узником дворца из грёз,
я падал без сил, пуская слюни,
словно безродный, безмолвный пёс.
В магической череде полнолуний
я задыхался от ослепительной мощи
мыслей, неподвластных формам строгим,
и, обросший, грязный, пьяный и тощий,
возвращался вновь в роскошные чертоги.
Я писал, мечтав о безумных стихах
скромнее тишины,
надменней мрака.
Засыпая на бесчисленных черновиках
и, полог ночи сплетая из слов, я плакал.
Слова ускользали, как песчинки, между
пальцами, ничтожные перед океаном
реальности, смывающим мечты и надежды.
Меня не хватит.
Вскоре устану.
Когда-то мог одним мановеньем
мысли воскресить погибшую мечту.
Мой дар раньше был вдохновенен -
потомки вряд ли прочтут.
Страницы с капризною вязью исчезнут
в огненном танце,
в звёздном костре.
Ритм дождливых строчек канет в бездну:
так факел жизни догорает быстрей.
Огонь шепчет нежные слова,
и пепел,
словно серебристые бабочки, кружи'т.
Огонь шепчет и шепчет: "На небе
твоих стихов не читали,
для возвышенных душ
неисправимо чужих".
Словно дым, змеится задушевная речь,
а мысли – бесполезные клочки бумаги.
Их незачем собирать и беречь,
как воспоминанья об овраге.
Деревья, словно смертельно-больные,
тянут ко мне свои кривые пятерни
и гнут любопытные выи,
но сердце зачерствело от чернил.
Жизнь становится бульварной прозой,
надуманным, избитым сюжетом.
Мечтания – блохи в голове темноволосой,
и солнце болтается, как маятник, где-то.
Воспоминанья больше не целуют
потускневший, охладевший лоб.
Только вихрь, ворвавшись в городскую
повесть, тоскует между бетонных утроб.
Теперь нашли себе достойный приют
там, где смеялись смуглые звёзды,
пауки, и заразные крысы живут
в уцелевших строчках.
Пёстрый
полог бархатистых грёз отцвёл,
и чей-то отрешённый силуэт
бредёт среди аморфных и бесполых толп
туда,
где в человеке гибнет поэт.
Свидетельство о публикации №110092607893