Когда кошки скребут на душе

В день последний осеннего лета,
Отряхнув с плечей груз прошлый лет,
Из убежища вылезла Гретта –
Кожа, кости, - ходячий скелет.
В вечных поисках крова и пищи
Дни струились – гнилая вода;
Помнит лишь – не всегда была нищей
И бездомной была не всегда.
Но упали года, словно листья,
И лежат – несчастливый рассказ;
Рядом – кошка с улыбкою лисьей
Мудро смотрит сквозь время и нас.

Есть вторая. Ее статус стоек –
Томный взгляд, чисто-белая шерсть…
Ей коты всех соседних помоек
Вечно тащат чего-то поесть.
И живет она, как ляжет карта,
Ей не нужен хозяин и дом,
Да и имя не нужно. Но Мартой
Назовем, чтобы вспомнить потом.

Есть и третья. Черней вечной ночи;
Ухо порвано, яростный взгляд;
Ей мурлыкать пристало не очень,
И шипит дни и ночи подряд.
Сторонится людей, как проказы,
Гибкой тенью уходит во мрак;
Видно, ласково руки ни разу
Не касались ее. Это так…

Их скрестились пути возле бака,
Там, где Марта нашла рыбью кость,
И все трое затеяли драку;
Что страшней, чем голодная злость?
Крики резки, удары хлестки…
Тишина…-
Он идет без затей,-
Для того и нужны перекрестки –
ЧЕТЫРЕХ стать началом путей.




Хвостик острый…
Так мал и так тонок…
Чистый взгляд, что не ждет еще зла.
Эх, котенок… забытый ребенок
Из бездомных бродяжек числа.
И те трое, забыв о раздоре
И уняв беспредельную злость,
Отступили, так просто и скоро
Отдавая ему свою кость.

Я во снах эту вижу картину –
Мне светло…
Но ни капли не легче:
Слезы – те, что для вас беспричинны,
Оттого, что…
Коты человечней…
Оттого: не сегодня, так завтра
Их зима передушит в объятьях,
И до марта дотянет лишь Марта.
Дважды два.
Се ля ви.
Все понятно.

*
Ночь плывет. Суета замирает.
Видят сны
Те, кто сны видеть могут.
А по струнам души начинает
Скрежетать и наигрывать коготь.
И, в бессонной метаясь постели,
С глаз роняя соленую влагу,
Я безвольна, как лист предосенний –
Я беру карандаш и бумагу.

Вот злодей. Вот он с ангелом спелся –
Стал святошей последний подонок,-
Это значит, за арфу уселся
Бесконечно наивный Котенок.

Вот шипеньем змеи льется шепот:
«Вниз смотри: жизнь нам ставит подножку»,-
Вечный бег, вечный бунт, вечный ропот:
Струны рвет мои Черная кошка.

«Осторожней в сужденьях и в мыслях,
Будь умней – будь спокойней в ответах».
В думах, нет, не подняться так ввысь мне –
Так стара, так мудра моя Гретта.

Что в последней? – башкою на плахе,
Будет строить глаза эскулапам,
Будет думать об охах и ахах
При луне.
Здравствуй, дурочка Марта…

Все четыре. Наверное, сговор.
Мне самой-то в себе было тесно,
Но скажу не для красного слова:
Впятером жить куда интересней.
Наизусть заучив их мотивы,
Проклиная полночные бденья,
Как с ветвей недозрелые сливы,
Собираю с души песнопенья.
Я пишу их кошачие ссоры,
Соло, трио, квартет и дуэты.
Шкура каждой придется мне впору,-
Каждый день попадаюсь на этом.

Они чем-то до боли похожи,
Будто сердце одно в них стучит,-
Не мое ли?
И трудно мне, все же,
Кто из них говорит различить.
Они мною владеют лишь ночью,
Но спешу, если вдруг позовут.

Посмотри, если хочешь, воочью,
КАК в душе моей КОШКИ СКРЕБУТ.
 


            Они сидели в подвале дома,
            А дождь на улице лужи множил;
            Они друг с другом едва знакомы:
            Старуха, дама, ребенок.
            Кожей
            Почуяв их, запах еле слыша,
            Мелькнув, как лента, в ногах прохожих,
            Она не стала взбираться выше-
            Она хотела быть с теми тоже.
            Четыре кошки. Четыре мира.
            Четыре на ночь рассказа долгих.
            Дробились тучи. Луна всходила.
            И ветер слушал плесканье Волги.
            И самый младший, состроив глазки,
            Мяукнул что-то, уткнулся мордой
            В чернила шерсти, до нитки мокрой:
            «Тетя Черная кошка! Расскажите сказку!»
            Свернувшись в рыжий тепла комочек,
            Он замурчал, словно сыт и дома.
            И Черная кошка старалась очень,
            Чтоб сказка – занятней и чтоб – без злобы.
            Но получилось как всегда.

Черная кошка:

 «Казалось, людей нет добрых;
Что вечна зима, нет лета;
Тогда он ушел из дома, -
За счастьем ушел и светом.

Побрел он по тропке пыльной,
Что шла от его порога;
И храбрый он был, и сильный,
Вот только не знал Дороги.

И как-то у дня на склоне,
Ночной едва мрак сгустился,
Девалось куда-то поле,
И путник в лесу заблудился.

А там, где кончаются нивы,
И где разрастаются дебри,
Где плачут, качаясь, ивы,
Вдруг зыбкими стали земли.

За сонной туманной дымкой,
Над тайной, глухой водою
Парят голоса невидимок
Прозябшей ночной порою.

Вздымается грудь болота,
Вздыхают протяжно хляби,
Разбужен шагами кто-то
И тенью скользит по ряби…

И ластится сумрак мутный,
Ведет за собою в топи;
И дышит весь мир Подлунный
Из черных торфяных лопин.

И свищет манящий шепот,
Колдуя, туманит мысли;
А поступи вторит ропот
Умершей, пропавшей жизни.

Клубятся, сгущаясь, тени,
Задушены, смыты звуки;
И сонмище привидений
К нему тянет жадно руки…

Нет выхода, нет спасенья…
Чуть всхлипнув, вода сомкнется,
Качнется ветвей сплетенье,
Выпь криком в тиши зайдется;

И в заводи, густо-черной,
Зажгутся еще два ока;
И, светом с небес золочены,
Останутся там до срока…»

            «С ума сошла! Безмозглая панама!
            Зачем пугаешь ты дитятю вновь?» -
            Из темного угла шипела дама.-
            «Послушай, детка, сказку про любовь».

Мартовская кошка:

Две тени прошлого в застенках
Пустынных улиц и домов
Себя узнают по оттенкам
Моих невысказанных слов;

И обернутся, вспомнив голос,
Что пел когда-то в тишине:
«…Любовь прочна, как тонкий волос…»,-
И в Леты канул глубине.

И взглядом-пулею пронзает
Бесшумный выстрел страшных глаз…
…Все то, что нас не отпускает, мы сами бережем подчас.

И эти ТЕНИ были б – тени,
Но я их помню имена,
Их выпускает на мгновенье
Все та же Леты глубина.

…Когда смолкает голос жизни
И затихает гул вокруг,
Мне исподволь приходят мысли,
И ком их жалок и упруг.

И тень садится рядом с тенью,-
О, палачи моей души!
И я внимаю приведеньям
В тугой полуночной тиши.

Их голоса – порывы ветра,
Но веют затхлостью гробниц;
Слова…- пусты, как неба недра
И так похожи на убийц…

Но я внемлю. И до рассвета
Не раз хлестает взгляд, губя;
И в той, что отпустила Лета,
Не тень я вижу, а себя…

Вторая тень… Мне горше браги
Тебя крещенье палачом!
О, боль, о, горечь! И бумаге
Не смею ведать ни о чем!

Любовь?.. Прочна? Да, так бывает…
Любовь, чей свет давно погас…
Все то, что нас не отпускает, мы сами бережем подчас.


            Зевнувши сонно, шепнул котенок:
            «А что такое любовь вообще?»
           Марта: «Как объяснить? Ты еще ребенок…»
           Котенок: «Ну все равно. Расскажите мне».
           Марта: «Не знаю, право. Но буду честной:
            Она приходит, когда не ждешь,
            Вчера от людей я слыхала песню:
            Когда влюблен – то всегда поешь».

Мартовская кошка поет песню девушки (блюз Мартовской кошки):

Как бы сердце мне свое унять?
Вот – стучит, а вот – совсем не бьется…
Я хочу вселенную обнять,
Раз тебя – нельзя, что ж остается?

Я как март сегодня молода,-
Мне вторично стукнуло пятнадцать;
Я глупа, наивна и слепа,-
Наконец живу.
О жизни – вкратце:

Заперевшись среди книжных груд,
Надышавшись этой умной пылью,
Вычитавши, что любовь – абсурд,
Я забыла, что она всесильна.

И она нашла меня и там –
В душной тени средь читальных залов,
Застучала в сердце, как в тамтам,
Утащила в ночь, и все шептала:

«Да, сегодня!
Да, уже сейчас!
Оглянись вокруг!
Ну что?
Ты видишь?
Это Он! И он заметил нас!
Ну, вперед!- иди! Ну что ж ты стынешь?!»

Две недели я почти в бреду,
Я не сплю почти, почти летаю,
И, с собой болтая на ходу,
Ничего не помню и не знаю.

Расцелую встречные ветра,
Плюну в осень – Мартовская кошка…
Видимо, опять пришла пора
Суп из чувств хлебать безмерной ложкой.

            Котенок: «Я все понял. Это – когда счастлив».
            Марта: «Да и нет. Ведь все не навсегда.
            Есть разлуки, беды и ненастья.
            Слушай, как бывает иногда».

Мартовская кошка (вторая песня Мартовской кошки. Черная кошка подпевает):

Рецепт пирога разлуки.

В тарелку глупости и грусти
Насыплю прошлых дней муку,
Когда родное захолустье
Упрется лбом в седла луку,

И вечер-конь, всхрапнув и прянув
От захмелевших в дым ночей,
Копытом не случайно грянет
По крыше дома без свечей,

Где окна, как пустые норы,
Где тишины натянут лук,
Где из обид и Мандрагоры
Готовлю свой пирог разлук.

Ты знаешь, как в былое время
Не сохранивших очага
Родное изгоняло племя
В места, где ни одна нога..?

И не было другого права
У тех, кто не сберег огня,
Как выпить жизнь или отраву
До дна.
         Ты не сберег меня.

Судьба твоя, в моем смятеньи,
Не даст сойти с неверных рук
Словам и их хитросплетеньям,
Сплетеньям наших встреч, разлук…

И ты умрешь или вернешься,-
Взойдешь, непрошен, на порог;
Ты скажешь мне и улыбнешься:
«Не тот мы испекли пирог…».


            Котенок: «Что же это?»
            Мартовская кошка: «Это жизнь, котенок».
            Черная кошка: «В ней не только счастье, но и боль».
            Мартовская кошка: «Началось… не слушай, чертенёнок…»
            Черная кошка: «Что ты знаешь? Да ты в жизни – ноль!»




Исповедь Черной кошки:

Куда ни кинь – все клин;
Куда ни глянь – все дрянь;
Что ни скажи – во лжи,
Но не кричи – молчи!

Я сею рожь, ты – ложь,
Тебе – пахать, мне – жать:
Начну со лжи – держи!
Пропала рожь. И что ж?

(молчанье)

И, сбросив оковы презренного мира,
В просторную келью, в дремучем лесу,
Туда, где иным и пройти не под силу,
Я вечную душу свою унесу.

Ей будет качать мокрой лапою ельник,
Ей будет луна песни петь про меня;
А около кельи растет можжевельник
И дикие пчелы летают, звеня.

Я буду ей раны лечить осторожно,-
Я знаю волшебные травы полей,
К ней, голой, простой, приложу подорожник,
Чтоб стало ей лучше: терпимей, светлей.

А здесь без души, знаю, мне будет легче –
Я буду играть в свой театр теней
Среди позабывших правдивые речи,
Средь серых, унылых, задумчивых дней.

Тут каждый – актер, и у каждого – маска,
Где прячутся души за прорезь для глаз,
Где сердце забудет тепло, свет и ласку,-
Они не для нас. Нет, они не для нас…

И всякий, взглянув мне в глаза, когда лгу я,
Так складно, как будто читаю стихи,
Подумает: «Правда»,- глядя в пустоту, и
Душа мне замолит земные грехи.

Молись за меня! Ты чиста и свободна!
Тебя унесла я, чтоб в пыль не бросать.
Но только вернешься ли в дом свой холодный,-
В то тело, идеей чьей было – спасать?

Ты, верно, уйдешь, ты подыщешь другое,
Ты бросишь меня, словно я твой ворог
И будешь права.-
Я на грязной дороге
Хотела пройти и не выпачкать ног*…
_
*Если ты пьешь с ворами – опасайся за свой кошелек,
Если ты ходишь по грязной дороге – ты не можешь не выпачкать ног…
 «Nautilus Pompilius»



            Котенок: «Тетя Грета, тетя Грета! Вы – мудрее.
            Что же вы молчите?»
            Мартовская кошка: «Ей нет дела».
            Старая Грета: «Жить вы все торопитесь: «скорее!».
            Я о жизни рассказать хотела».
            Котенок: «Расскажите».

 
Старая Грета: Про Вяз расскажу.


У сгоревшего дома – ребенок,
У ребенка – сгоревшие листья,
и ребенок так строен, так тонок;
взгляд парит между бездной и высью,-
в нем – хрустальное, синее небо,
в нем нет сильному миру упрека,
в нем лишь сонно-осенняя нега,-
взгляд ребенка, молчанье пророка.
 Он все знает иль просто - поверил:
 Есть тепло после зимней дороги,
Но в дороге бывают потери…
Пусть…- и падают листья под ноги.
Пусть их втопчут прохожие в пепел,
Пусть их ветер швырнет под машины,
Взгляд ребенка пронзительно-светел,
Когда листья ложатся под шины.
Важно сбросить с себя все оковы,
Важно – слышать судьбу в громе рока…
Там, у трупа сгоревшего дома,
Вяз растет, что мудрей всех пророков…


            Котенок: «Это жизнь? Я ничего не понял».
            Мартовская кошка: «Мы всё поняли».
            Черная кошка: «Да только, видно, поздно».
            Старая Грета: «Вам – не поздно. Вы еще – «сегодня».
            Я – «вчера». Я старая, как звезды».
            Котенок: «Тетя Грета, расскажите сказку».

Старая Грета:

За миром, за морем, за мраком и светом,
За синим узором извилистых рек,
За мертвой пустыней, за льдом и за снегом
Нас тысячи лет ждет и ждет Человек.

Он смотрит на нас – неразумных и мудрых,
На верящих, любящих, ждущих тепла;
А мы строим храмы, зовем его Буддой,
Аллахом, Христом… вот такие дела.

Мы молимся небу, мы просим участья.
Грыземся друг с другом за веру и так…
И каждый мечтает найти свое счастье:
Монах и безбожник, богач и бедняк;

Мы истину ищем - листаем Заветы,
Мы главною книгой считаем Коран…
Но, все же, слова его канули в Лету,
И след давно стерли самум и буран.

И, что завещал он, хранится землею,
Укрыто песками, размыто водой;
И время, свернувшись огромной змеею,
Лишь помнит, что звал он нас всех за собой.

И каждый когда-нибудь, поздно иль рано,
Услышит таинственный голос из снов;
Душа, бросив тело, уйдет за туманом
На странно знакомый и ласковый зов…



            Они сидели в сыром подвале,
            С них сон слетел, словно с ветки птица,
            Они шептались, кого-то звали
            И не могли остановиться.
            Рассвет серел, серебрился иней,
            Последний лист опадал с рябины;
            Мороз на луже собрал из линий
            Четыре жизни. Четыре картины.




Старая Грета: Когда слепой художник поднебесья
                Закрасит высь гуашью цвета ворона,
                Я вспоминаю молодости песни,
                И в темноте, и я, и мир еще так молоды.

Котенок: Еще живут надежды и желанья;
Черная кошка: Еще горьки на вкус и веют холодом
                Мои обиды и мои страданья,
                И я их пью, как люди хмель, что с солодом.

Старая Грета: И, убаюканная ветром за стеною,
                Полудремлю, и мне порою грезится,
Марта:         Что рядом ты, что ты идешь со мною,
                И наше счастье солнцем в небе светится.

Старая Грета: И я пою, но голос мой охрипший
                Меня пугает, будит…
                Но мне всё равно,
                Что я живу в своем подвале жизни,
                И что иду со Смертью в ту же сторону,-
                Я слушаю ветер за стеной.

Котенок (засыпая):

За снегом – снег. Неясное мерцанье,
Манящий свет далеких городов.
Пройдет вся жизнь – останется касанье –
Незримый след на паутине снов;

Какой-то звук, похожий на сказанье,
Легенду, день, короткий, тяжкий путь…
Я не умру, остановив дыханье,-
Душа устала. Время отдохнуть.

За снегом – снег. Волшебное мерцанье.
Приду – лишь вспомни о моей судьбе,
Ведь смерти нет, ведь «Смерть» - одно названье;
Я не умру, я буду жить в тебе.


            Рассвет серел, серебрился иней,
            Последний лист опадал с рябины;
            Мороз на луже собрал из линий
            Четыре жизни. Четыре картины.