Песня в узилище

Сюда, Состраданье, кинь свой взгляд —

Здесь души узников, здесь ад!

Грянул напев в этом скорбном доме, в темнице,

Прянул под своды тюрьмы, рванулся под своды небес,

Музыка проникла повсюду, звук был так мощен и сладостен, как никогда и нигде,

До часовых он донесся на вышках дозорных, обход прекратила вооруженная стража,

Замерли слушателей сердца, трепета и восторга полны.

 

Солнце уже клонилось на запад тем зимним днем,

Когда меж воров и убийц, согнанных на воскресную службу в тюремную церковь

(Сотни изгоев, отщепенцев, правонарушителей всех мастей, своенравных смутьянов там были, окруженные тюремщиками,

Отборными, бдительными, отменно вооруженными),

Спокойно появилась некая женщина, ведя за собой двух невинных детей,

Усадила их на скамеечку, села рядом сама

И, медленно перебирая струны и подбирая низкие вступительные аккорды,

Неотразимо прекрасным голосом запела старинную причудливую песню:

 

«Душа в темнице слезы льет,

Ломает руки, смерть зовет;

Глаза во мгле, и грудь в крови,

Но ни спасенья, ни любви.

Шагами меряет она

Темницу, скорбна и больна;

Зовет на помощь и поет

О том, что помощи не ждет.

 

Она поет, себя казня:

Грешило тело за меня,

Боролась с ним я тыщи дней,

Да вот, грешна, оно сильней...

 

Крепись, несчастная, скорбя:

Спасенье есть и для тебя;

Есть смерть — и смерть сильней, чем наш

Бряцающий ключами страж.

Господь, сострадая, кинет взгляд

И в этот ад, и в этот ад!»

 

Такими словами кончила она свою песнь

И обвела взором своих спокойных светлых глаз обращенные к ней лица,

Диковинное море тюремных лиц, одинаковых и разных, сильных, грубых, лукавых и прекрасных лиц,

Затем поднялась и пошла назад, к двери, проходя меж ними,

И, проходя меж ними, задевала их складками своего длинного развевающегося одеяния,

И, вместе со своими детьми, исчезла.

В эту странную и торжественную минуту все они замерли,

Узники и вооруженные стражники

(Узники, забыв о тюрьме, стражники—о своих заряженных револьверах);

Слышались лишь тяжкие вздохи и хриплое дыхание множества дурных людей, готовых расплакаться,

Прерывистое дыхание юности, полной воспоминаний о родном доме,

О материнской колыбельной, о сестринской заботе, о счастливом детстве,

Полной воспоминаний, изо всех сил удерживаемых до той поры под спудом,

В эту странную и торжественную минуту—но и потом, одинокими ночами, много позже,

Может быть, годы спустя, и даже в час кончины,

Многие, о, сколь многие из них слышали в своих сердцах эту печальную песню,—мотив, слова, голос,

Видели мысленным взором высокую спокойную женщину, идущую меж них;

Снова и снова звучала в узилище ее песнь:

 

«Сюда, Состраданье, кинь свой взгляд—

Здесь души узников, здесь ад!»