Колокола

Калики, оборванцы, скоморохи, —
Колокола владимирской дороги, —
Они так много знают о Руси.
Кандальный переплач над куполами…
Пенькой проворной, пулей, шомполами… —
Кому как пало, — Господи, спаси!..

Мы все рядком здесь, как в строю солдатском…
Что ж так неладно в «королевстве датском»?.. —
До срока чахнуть принцам от вранья…
Ну, здравствуй, старый дом, унылый дворик,
Где так любил пивать наш бедный Йорик,
Придворный толкователь бытия.

Осенний дым отечества и тлена…
Неузнанный стою, беглец из плена
Свихнувшихся от алчности столиц,
Седой мальчишка с пожелтевшей фотки…
И никого, с кем я бы выпил водки, —
Нас тут не вспомнят — ни имён, ни лиц…

Один лишь тупичок кривоколенный,
Что дремлет по-над пропастью вселенной
И пеленает старческие сны
О том, что было, и о том, что стало,
В ненастья сплин, и зимнюю опалу,
И морок проступающей весны…

Да жёлтые цветы в окне забытом, —
Офелии, а может, Маргариты? —
И боль, и трепет, — чья же тут вина?..
Наивно как, и глупо, и прекрасно!..
Но всё же не напрасно, не напрасно!..
Ну, здравствуй!.. Но в ответ — лишь тишина…

Лишь ночь без сна — бездомная лахудра,
Похмельный взгляд ноябрьского утра,
Гвалт пьяной электрички до Москвы…
Опять в бедлам под смогом вместо неба,
Где затерялись наши быль и небыль,
Где мы давно ни живы, ни мертвы…

Где не прямы ни время, ни пространство,
Уродец-век холуйства и засранства
Красуется в кривозеркалье душ…
Но там, в глубинке, — величаво-строги, —
Колокола, и дальние дороги,
И небо — в зеркалах российских луж.